Военный Совет потребовал от командиров соединений и отдельных частей освоить отведенные районы в сроки, указанные в приказе командующего, укрыть войска до наступления серьезных холодов и поддерживать в них постоянную боевую готовность.
Чтобы обеспечить выполнение поставленных Военным Советом задач, М. С. Никишев мобилизовал весь партийно-политический аппарат. Активизировалась роль партийных и комсомольских организаций. Вся тяжесть политического руководства была перенесена непосредственно в части и подразделения.
Помню, как в морозные дни ноября в Тамацак-Булаке, Улан-Цэрэге, Баян-Тумэне (ныне Чойбалсан) взрывалась уже промерзлая земля: строились казармы, землянки для командного состава, водомаслогрейки, колодцы. Заготавливалось также топливо и многое другое, что требовалось для нормальной жизни войск. Несмотря на трудности, личный состав был полон бодрости и оптимизма. У походных кухонь, во время обедов на морозе, звучали солдатские прибаутки, розыгрыши, частушки. В частях 82-й и 57-й стрелковых дивизий, в танковых бригадах царили высокая дисциплина и организованность, исключавшие чрезвычайные происшествия.
В апреле 1940 года, незадолго до вызова в Москву, Г. К. Жуков провел крупное оперативное командно-штабное учение с привлечением войск Ундурханского гарнизона. На разборе его итогов руководство армейской группы особенно придирчиво оценивало тактическую выучку войск, оперативную подготовку руководящего состава, штабов, партийно-политическую и воспитательную работу в войсках. М. С. Никишев в своем выступлении подчеркнул мысль о том, что необходимо учитывать нарастающее напряжение международной обстановки. А потому надо усилить идеологическое влияние на бойцов и командиров, доходчиво разъяснять политику нашей партии и правительства на современном этапе строительства социализма. Заключая разбор, Г. К. Жуков поддержал его и приказал обратить внимание на молодое пополнение бойцов и командиров, не принимавших участия в боях.
Как известно, политическая работа в войсках опиралась тогда на документы XVIII съезда партии, прошедшего в марте 1939 года. В них была дана обстоятельная оценка международной обстановки, отмечена растущая агрессивность Японии. Комиссары, политработники и все армейские коммунисты разъясняли личному составу материалы сессии Верховного Совета СССР, в которых указывалось, что "...Советское правительство не будет терпеть никаких провокаций со стороны японо-маньчжурских воинских частей на своих границах..."47.
Тем не менее, в первой половине 1939 года, после начала боевых действий на Халхин-Голе, и даже в оборонительный период в работе политического отдела корпуса, а затем и армейской группы, как и в работе политотделов ряда соединений и политаппарата частей, все еще имелись недочеты. Командующий Г. К. Жуков не раз указывал на них. Особенно это касалось связи политорганов с командованием и штабами, что выражалось в слабом информировании командования о состоянии частей, о дисциплине, поведении командиров, политработников и бойцов в бою.
Придавая важное значение усилению политической работы в войсках в боевой обстановке, Центральный Комитет партии в начале августа направил на Халхин-Гол начальника Политического управления Красной Армии армейского комиссара 1-го ранга Л. З. Мехлиса. В то время развертывалась подготовка к генеральному наступлению. Ознакомившись с обстановкой, Л. З. Мехлис провел совещание с руководящим составом Управления армейской группы. От политорганов он потребовал усиления всех форм воспитания советских воинов и тесной увязки ряда вопросов с политорганами армии МНР. Уточнил содержание пропаганды, направленной на войска противника.
После этого Г. К. Жуков вместе с М. С. Никишевым и начальником политотдела П. И. Гороховым определил мероприятия по выполнению полученных указаний. Был несколько уточнен план партийно-политического обеспечения операции с тем, чтобы не раскрыть нашей подготовки к наступлению и в то же время пробудить высокую активность войск, укрепить дисциплину, совершенствовать тактическую выучку с учетом опыта проведенных боев.
Важно было сохранить день начала наступления - 20 августа - в тайне. В политорганах о нем знали только начальник политического отдела дивизионный комиссар П. И. Горохов и его заместитель - батальонный комиссар С. И. Мельников. Чтобы скрыть истинный срок от противника, политический отдел составил два плана. Один - для широкого пользования, рассчитанный до 18 августа. В нем говорилось об упорной обороне на занимаемых рубежах, но мероприятия политорганов нацеливались на подготовку войск к решительному разгрому врага. Второй план - по 20 августа - являлся строго секретным, и потому им пользовались только начальник политотдела и его заместитель.
Строгость и официальность поведения Л. З. Мехлиса определялись его высоким положением и ответственностью перед ЦК ВКП(б). В то же время завидная опрятность и подтянутость армейского комиссара отдавали некоторой напыщенностью, высокомерием, фанаберией, что обусловливало общение с ним Г. К. Жукова на определенной дистанции, чего не наблюдалось с другими, не менее значимыми по положению представителями Наркомата обороны. Вызывали некоторое недоумение Военного Совета стремление Л. З. Мехлиса, в начале своего пребывания, основываться на докладах отдельных политработников без достаточного знания фактического состояния дел на местах и попытка проводить отдельные мероприятия, не согласуемые с задачами оперативной маскировки и замыслом командующего.
Георгий Константинович подчеркнуто рекомендовал М. С. Никишеву и П. Г. Горохову не допускать излишнего отрыва политработников от частей и подразделений, ведущих бой, работать с людьми дифференцированно, исходя из обстановки. Чем она тяжелее, тем ближе надо быть к бойцам, разделять и преодолевать с ними трудности, заботиться о людях. "Части резерва и вторых эшелонов должны учиться на опыте, как надо бить противника, а на передовой бдительно и упорно оборонять занимаемые рубежи - так надо понимать задачу каждого рода войск в данных условиях обстановки", - указывал командующий.
"Одной из важнейших кадровых проблем политотдела, - вспоминал П. И. Горохов, - было укомплектование политаппарата соединений и частей. К началу августа еще не везде были заменены выбывшие из строя политработники, хотя имелись значительные резервы численностью более трехсот человек48.
Кроме того, за три месяца войны выросли новые замечательные кадры, имевшие опыт боев с захватчиками. Это был золотой фонд, который держать под спудом было преступно. В течение нескольких дней все трудности были разрешены. Дивизионный комиссар П. И. Горохов проводил работу с кадрами дивизий и бригад, заместитель начальника политотдела батальонный комиссар С. И. Мельников ведал остальным звеном политработников. Секретарь партийной комиссии политотдела батальонный комиссар А. М. Помогайло поехал в соединения, где вместе с начальниками политотделов подобрал достойных взамен выбывших из строя секретарей и членов парткомиссий, секретарей и членов партийных и комсомольских бюро.
Таким образом, за небольшой срок к началу наступления во всех соединениях и частях, а также и подразделениях советских войск, занимавших оборону в районе реки Халхин-Гол, был полностью укомплектован состав политических работников, руководящих партийных и комсомольских органов. Новые кадры сразу же включились в активную работу, которая принесла необходимые плоды в ходе развернувшегося 20 августа генерального наступления.
В подготовительный период Военный Совет провел целый ряд совещаний, главной темой которых была мобилизация личного состава войск на отпор врагу. Одно из них, помнится, состоялось 12 августа. В большой палатке у горы Хамар-Даба были собраны комиссары и начальники политических отделов, военкомы отдельных частей и редакторы газет. На земляных скамейках здесь разместились до 80 политработников, прибывших прямо из окопов. Хотя в выступлениях само слово "наступление" и не упоминалось, но все, о чем говорилось, было пронизано подготовкой к решающему штурму. Через два дня, 14 августа, здесь же состоялось аналогичное совещание и с руководителями комсомольских организаций.
Следует отметить, что в дни самых жарких и ожесточенных схваток, когда бойцы, командиры и политработники смотрели смерти в лицо, поток заявлений о приеме в партию или комсомол был наиболее высоким. Каждый воин хотел идти в бой коммунистом или комсомольцем. Так, если за весь период боевых действий с японскими захватчиками было подано 3503 заявления о приеме в ряды партии и 4170 - в комсомол, то только за 10 дней августовского сражения, с 20 августа по 1 сентября 1122 бойца заявили о желании стать коммунистами49.
Для того, чтобы ускорить рассмотрение документов, как рассказывал А. М. Помогайло, были найдены гибкие формы приема в партию, которые полностью обеспечивали твердое проведение в жизнь незыблемого партийного закона индивидуального отбора новых членов в ряды партии.
Заявления о приеме в партию рассматривали ускоренным порядком, без вызова с передовой бойца или командира. Сначала ими занимались партийные бюро частей, затем делегатские собрания первичных партийных организаций. Делегаты, обычно в ночное время, собирались в определенном месте, где и решали окончательно вопрос о приеме. Вернувшись в свои подразделения, они сообщали коммунистам о своем решении.
Прием в партию занимал большую часть времени и был основным в работе партийных комиссий. Они, и прежде всего их секретари, на марше и в боевой обстановке были ближайшими помощниками комиссаров и политических отделов, выполняли самые различные их поручения.
Ярким примером может служить деятельность старшего политрука Живолукова, имя и отчество которого, к сожалению, не помню. Он был секретарем партийной комиссии родной мне 11-й ордена Ленина танковой бригады имени М. П. Яковлева, в чьих рядах я начал свою службу в Монголии и с которой поддерживал связи, будучи адъютантом командующего.
Так, еще в ходе марша нашей танковой бригады из Ундур-Хана в районе Тамцак-Булака в конце мая 1939 года к исходу первого дня обнаружилась сильная растяжка тыловых колонн. Появилась необходимость назначить кого-то комиссаром тылов. Им стал старший политрук Живолуков. Позднее начальник политического отдела бригады полковой комиссар Р. П. Бабийчук вспоминал, что с введением новой должности работа политотдела улучшилась. Живолуков хорошо знал тыловую специфику, своевременно принимал посильные меры по устранению недостатков, регулярно информировал об обстановке.
Во время жарких боев на Баян-Цагане с 3 по 10 июля Живолукову было поручено организовать доставку боеприпасов, горючего, пищи, воды. Он возглавлял и эвакуацию раненых, и организацию работы медицинского пункта бригады в целом. Живолуков, как и другие секретари парткомиссий, проводил большую работу и с бойцами непосредственно в частях, вел людей в бой, проявляя личное мужество и отвагу в борьбе с врагом.
В период подготовки генерального наступления основная работа была перенесена непосредственно на передовую. Здесь, прямо в окопах, блиндажах партийная комиссия во главе со старшим политруком Живолуковым, как и партийные комиссии других соединений и партбюро частей, вели прием отличившихся воинов в ряды партии. Здесь же, на передовой, вручались и партийные билеты. В результате хорошо организованной работы только во время подготовки к августовскому наступлению партийные билеты были вручены 1138 воинам, а комсомольские - 128050.
Таким образом, за этот период партийная организация 1-й армейской группы значительно окрепла. А это означало, что увеличилось число пропагандистов и агитаторов, возросло: число бойцов, горевших желанием быть в атаке впереди, считавших это теперь не только воинским, но и партийным долгом. Одновременно прибавилось полнокровных ротных партийных организаций в частях.
Исключительную роль в подготовке войск к наступлению сыграла фронтовая печать. Во время военных действий на Халхин-Голе и в последующий период в войсках 1-й армейской группы выходили несколько газет, таких как "Героическая красноармейская", "Ворошиловец", "За Родину", "Красноармейская газета", "Атака", "Сталинский сокол" и другие. Но главной, наиболее любимой бойцами и офицерами, была фронтовая газета "Героическая красноармейская".
Придавая большое значение широкому освещению боевых дел советско-монгольских - войск на Халхин-Голе, Политическое управление Красной Армии направило к нам целый ряд писателей, сотрудников центральных газет и журналов. Все они на период конфликта были прикомандированы к редакции "Героической красноармейской". К концу августовской операции сюда же прибыл и молодой поэт Константин Симонов.
Самым удачным, по всеобщему признанию, жанром газеты были очерки, которые почти ежедневно печатались в ней под рубрикой "Герои Халхин-Гола". Нередки были случаи, когда на место боев писатели и журналисты направлялись непосредственно по указанию комкора Г. К. Жукова.
Особенное впечатление производили теплые, задушевные очерки писателя В. Ставского, который в окопах, можно сказать, был своим человеком. Владимира Петровича запоминали все, кто хотя бы раз его видел. Высокий, полный, даже тучный, добродушный и жизнерадостный, как-то сразу, незаметно устанавливал контакт с каждым. Вскоре после первой встречи с ним я узнал, что В. Ставский был широко известен в литературном мире: он являлся редактором журнала "Новый мир". Узнал и то, что Ставский - литературный псевдоним, а его настоящая фамилия - Кирпичников. Простота и обстоятельность писателя, постоянное пребывание в гуще солдат на передовой, личное бесстрашие делали его очень популярным как в советских, так и в монгольских войсках.
Высокую оценку деятельности этого прекрасного литератора дал позднее Г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33