Эта песня стала его первой попыткой выйти за рамки «битловской» тематики. Написал он ее в Испании, во время съемок фильма «Как я выиграл войну». Работа над песней продолжалась недель шесть. «У меня было время подумать над ней», - вспоминал он впоследствии. В строчке «Я иду к «Земляничным полянам» имеется в виду реальное место в Ливерпуле: мрачный сиротский приют, что стоял по соседству с домом его тети Мими. Он переехал к ней в возрасте пяти лет, после того как отец ушел из семьи, а мать решила отдать его на воспитание тетке. В песне впервые выразилось преследовавшее его острое чувство утраты - тяжкая душевная травма детства…
Для тех, кто хорошо знал творчество Леннона, слова «Все - нереально…» звучали довольно необычно: раньше ничего подобного в его песнях не было. Джон в первый раз попытался передать свои детские ощущения, которые возродились и окрепли в нем, когда он стал «битлом». В этой строке он предвосхищает свое будущее стремление «быть настоящим», о чем заявит в 1970 году. Но в 1966-м он еще, конечно, не мог догадываться о возможности преодолеть ощущение обманчивости окружающего мира. Пока что он только пробует передать свое чувство отчужденности («Сижу себе на дереве - и никого рядом…») и безнадежности («Ну, а мне, в общем-то, все безразлично»). Немногие тогда сумели понять глубинный смысл этой песни. Но Джону того и надо было. Он искусно «замаскировал» свои сокровенные мысли в головокружительно-убаюкивающем вихре звуков - его музыка, казалось, обволакивала слушателя ватным покровом.
В этой песне «Битлз» перестали существовать как единый ансамбль: Джон был единственным исполнителем, и музыку он смикшировал на электронной аппаратуре в собственной студии без участия остальных членов «Великолепной четверки». Однако рекламный видеоклип тоже способствовал сокрытию истинного замысла Джона: ролик начинался сценой, где все четыре «битла» ясным солнечным днем резвятся на широком поле. Джон прекрасно знал, чего ждала публика от «Битлз»: веселья и оптимизма, а не пугающей правды обуревавшего его ощущения покинутости, одиночества и безнадежности…
После того как «Битлз» выпустили «сорокапятку» «Пенни-лейн/»Земляничные поляны» навсегда», Полу пришла в голову идея нового альбома. Он предложил собрать на пластинке песни, объединенные общей концепцией. «Битлз» должны были изображать другой, вымышленный, ансамбль - потешных оркестрантов старомодного мюзик-холла, а в самой музыке стилизовать рок под популярные стили XX века: духовые уличные оркестры, цирковые марши, народные песни, джаз и новейшие психоделические мелодии. Работая в студии, они постарались создать потрясающие звуковые эффекты, дотоле неслыханные в поп-музыке. Альбом «Оркестр «Клуба одиноких сердец сержанта Пеппера», с его богатой гаммой звучания и эмоций, продемонстрировал, что рок-музыка поднялась в своем развитии до такого уровня и обрела такую гибкость и свободу, что могла выразить все, что угодно.
Грейл Маркус, известный рок-музыкальный критик из сан-францисской «подпольной» газеты «Экспресс-таймс», вспоминал восхищенное недоумение, с которым он и его друзья прослушивали демонстрационную копию пластинки: «Боже! Неужели этот диск будет продаваться в магазинах и мы сможем его купить и слушать у себя дома?» Альбом стал историческим по многим причинам: во-первых, он сделал поп-музыку высоким искусством, во-вторых, он соединил веселенький рок-н-ролл с серьезными лирическими балладами. Поразительным было оформление конверта альбома: «Битлз» в окружении исторических деятелей и современных знаменитостей. Огромные затраты на его выпуск - 75 тысяч долларов - и небывалая раскупаемость - 2,7 миллиона пластинок было продано только в Соединенных Штатах - все это не имело прецедента в истории рок-музыки.
Но участие Джона в альбоме увело его в сторону с пути, по которому он стремительно продвигался - от фильма «Как я выиграл войну» к музыкальному радикализму будущего альбома «Джон Леннон/Пластик Оно бэнд». Для него «Сержант Пеппер» оказался шагом назад.
Альбом был в основном детищем Пола, который написал музыку для семи песен из двенадцати. «Она покидает дом» стала жемчужиной музыкального реализма Маккартни, «Прелестная Рита» и «Когда мне будет шестьдесят четыре» - восхитительными примерами его неподражаемо лукавой фантазии.
После повтора основной темы «Сержант Пеппер» под занавес мюзик-холльного представления Джон пел о реальной жизни, об одиночестве и трагедиях дня сегодняшнего. «Один день в жизни» резко контрастировал с веселой беззаботностью остальных песен альбома. Первая строка «Одного дня…» получила дополнительный - страшный - смысл после убийства Джона: «Я узнаю о последних новостях из газет, о господи!» Это «о господи!», где одновременно слышится и горечь, и ранимость, и недоумение Джона, звучит пронзительно. Слова песни - это какой-то сюрреалистический репортаж, где факты повседневной жизни не стыкуются друг с другом. Джон говорит о том, как трагические события жизни преподносятся в прессе в виде забавных курьезов, приводя читателя в замешательство, порождая чувство тревоги и безотчетного страха. Образы песни просты и пугаюши: самоубийство в автомобиле, толпа зевак, собирающихся на месте происшествия и потом равнодушно спешащих прочь. Джон исполняет «Один день в жизни» со сдержанным драматизмом. Сначала его голос звучит приглушенно, но затем, не в силах скрыть отчаяния, Джон почти срывается на фальцет. Упрямый бит ударных вторгается в мелодию, дисонанс достигает crescendo и - следует вставка Пола: рассказчик просыпается и в привычной нервной спешке собирается на службу, где ему предстоит опять впасть в дремотное состояние. Вновь вступает Джон, сообщая другие новости дня: «Четыре тысячи дыр в Блэкстоне, в Ланкашире». Потом он пояснял, что этот образ был навеян газетной заметкой о выбоинах на ливерпульских улицах, подверстанной к сообщению о самоубийстве неизвестного. В газете смерть человека и какие-то дурацкие выбоины подавались как одинаково важные новости дня… «Оркестр сержанта Пеппера» завершал свой концерт, выражая признательность «любезной публике», а Джон называет лица зрителей в «Алберт-холле» «дырками» - безжизненными и пустыми.
Его собственное отношение к этим устрашающим образам проявляется в попытке ударить слушателям по нервам. Но не ради забавы. Он хочет заставить нас почувствовать его боль, испытать вместе с ним горечь поражения и тем самым избежать несчастий «одного дня из жизни». В конце песни ужас и отчаяние Джона трансформируются в непреодолимое чувство безнадежности. Мелодия достигает кульминации в диссонансе кошмарного crescendo оркестра, завершаясь сорокатрехсекундным аккордом безысходного финала.
В числе других песен Джона в этом альбоме - «Доброе утро, доброе утро!», содержащее намек на владевшее им тогда мрачное настроение, которое ему все же удавалось в себе перебороть: «Мне нечего сказать, ну и отлично!» Он написал и самую слабую песню альбома - «В пользу мистера Кайта», где музыка - изысканная стилизация под старый цирковой марш - лишь подчеркивала пустоту содержания. Наибольший успех у слушателей снискала песня Джона «Люси на небе в алмазах». Это была психоделическая композиция.
Джон, наверное, хохотал в душе, уверяя особенно настойчивых репортеров, будто название песни вовсе не имеет отношения к ЛСД [Английское название «Lucy in the Sky with Diamonds» содержит «зашифрованную» аббревиатуру ЛСД] , а навеяно какой-то чепухой, сочиненной его четырехлетним сыном Джулианом. Но репортеры могли бы и не мучить его расспросами. Если бы они удосужились внимательно прочитать слова песни, напечатанные на конверте альбома, они бы поняли, что в песне описана наркотическая «поездка». А если бы они повнимательнее прослушали песню, то отчетливо услышали бы, как Джон пытается изобразить наркотический бред: музыка воспроизводила обморочную эйфорию от дозы «кислоты». Слова песни даже в 1967 году казались слишком крутыми: «скачущелошадные люди едят зефирные пироги».
«Цвет не-ве-ро-ятной высоты» - это симпатичный образ, символизирующий важнейший этап истории молодежной культуры: «власть цветов» и психоделию. Как утверждали пропагандисты ЛСД, «кислота» вызывала совершенно уникальные ощущения. Она помогала сокрушить все барьеры, отделявшие человеческий разум от скрытых внутри него бездонных миров. Она мгновенно распахивала двери в безграничную и остро осязаемую вселенную фантастических цветов и звуков, суля непосредственное постижение подлинных глубин человеческого «я». С помощью «кислоты» можно было понять, до какой степени буржуазная культура обременила людей унылой рутиной, отгородив их от естественных эмоций. «Кислота» давала возможность ощутить отчуждение и гнетущую власть повседневности, царящие в конформистском обществе.
Эмоциональный заряд «кислотной поездки» был настолько мощным, что человек, хотя бы раз испытавший на себе действие «кислоты», уже не мог продолжать жить по-прежнему. Правда, случалось, что этот заряд оказывался непомерно сильным, а самопознание посредством ЛСД слишком пугающим, даже невыносимым. Вот почему для многих «неудачные поездки» часто завершались смертью, а те, кому все-таки посчастливилось очнуться от мучительных грез во время таких «неудачных поездок», попадали в психиатрические лечебницы.
В случае с Джоном, который нередко испытывал приступы одиночества и отчаяния, употребление ЛСД можно было объяснить либо его безрассудством, либо, напротив, мужеством.
Когда он начал употреблять «кислоту» и тем самым приобщился к элите контркультуры, он загорелся идеей сочинять музыку, основываясь на впечатлениях от наркотических «поездок». Что это возможно, доказал Боб Дилан в «Мистере тамбуринщике», где ему удалось передать кайф курильщика марихуаны. Джон попытался сделать то же самое, принимая ЛСД. Его песня «Что завтра - неизвестно» из альбома «Револьвер» описывает психоделическое путешествие самопознания в глубины собственного «я» в причудливых и рваных мелодических кусках, которые вряд ли имеют отношение к рок-музыке: фрагменты звучания скрипок, старенького фоно, проигрыш магнитофонных записей задом наперед… Парадоксальные слова песни озадачивали слушателей: «Доиграй игру существования до конца начала…»
«Люси на небе…» подчеркивала лишь причудливость визуальных впечатлений, вызванных «кислотой»: «мармеладовые небеса». Это была довольно-таки банальная «поездка».
Как объяснял Джон в песне «Что завтра - неизвестно», путь самопознания с помощью ЛСД пролегает через растворение собственного «я», через освобождение от отчаяния и амбиций: ты обретаешь себя посредством утраты своего «я». Этот путь соединял жизнеутверждающий оптимизм с полнейшим самоотречением. Для кого-то ЛСД была всего лишь интенсивным способом развлечения. Для Джона - стартовой площадкой для предельно серьезного самопоиска… И все же, хотя его попытки познать себя с помощью «кислоты» не могут не вызвать сочувствия, для Джона они оказались бесполезными. Три года спустя в интервью «Леннон вспоминает» он скажет: «Я неправильно понял все эти разговоры о «кислоте» - что, мол, надо разрушить собственное «я». И, знаете, ведь я так и сделал». Это едва не привело к катастрофе. Когда Джон решил закончить свои эксперименты с ЛСД и уже почти порвал с «Битлз», то он, одинокий и беззащитный, был вынужден вернуться к своим истокам, начинать все заново…
Однако летом 1967 года ничто еще не предвещало такого развития событий. «Битлз» тогда олицетворяли не только путь самопознания с помощью ЛСД, но и «власть цветов». «Новым левым» «власть цветов» казалась безнадежно далекой от политики, однако хиппи воплощали революцию в культуре. Хиппи принципиально отвергали буржуазное общество как таковое, им претили все устои буржуазного мира: подавление сексуальности, культ частной собственности, индивидуализм, конкурентная борьба, авторитарный дух семьи, разделение социальных функций на «мужские» и «женские», примитивная логика мышления и показная чистота нравов. «Власть цветов» выдвигала утопические идеи в политике. Их коммуны породили альтернативное сообщество и альтернативную культуру на обочине «нормального» мира. В сообществе хиппи ценилась игра, а не работа, спонтанность, а не регламентация, коллективная бедность, а не индивидуальное приобретательство. «Власть цветов» отвергала не только господствовавшие в обществе политические взгляды, но и политическую программу «новых левых». В тактике конфронтации с государственными структурами, в массовых антивоенных демонстрациях и маршах протеста хиппи видели всего лишь проявление существующего порядка вещей: по их мнению, движение протеста затрагивало тот же спектр политических и социальных проблем, а участники движения стремились к политической власти и своими действиями не пытались устранить традиционные модели классового господства и репрессивного подневольного труда. Несмотря на ярко выраженный отказ от политического активизма, хиппи способствовали распространению идейного влияния «новых левых» в обществе - может быть, даже вопреки своим намерениям и, уж во всяком случае, совершенно без всякого умысла. Они расширили самое представление о политических проблемах. Внешняя и внутренняя политика правительства были не единственными - и даже не самыми главными - формами социального угнетения, которым, по их мнению, надлежало бросить вызов. Угнетение личности в семье, репрессивная организация трудового процесса и общественного досуга, подавление сексуальности - хиппи настаивали, что любое радикальное движение должно уделить внимание именно этим проблемам частной жизни и развернуть широкую политическую кампанию за освобождение личности в обществе.
Они также настаивали на том, что борьба с буржуазным обществом не может сводиться лишь к критике и протесту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50