Темп нашего продвижения повысился. До Вены было, что называется, рукой подать.

Штурмуем Вену

С высот, что захватили мы накануне, открылась панорама австрийской столицы — нагромождения этажей и готических крыш, стремительные контуры соборов, лес фабричных труб, полоски дорог — железных и автомобильных, бегущих из полей туда, в глубь огромного города, хребты мостов над речками и каналами, зеленые пущи вдали — центральное венское кладбище…
Наша 4-я гвардейская армия наступала на Вену с юга и юго-запада. С ходу переправившись через речку Лизингбах, наши штурмовые группы атаковали опорные пункты, созданные противником на заводских и фабричных территориях, в насыпях железных дорог.
Один за другим докладывают командиры дивизий. Только что 5-я и 7-я дивизии ворвались в южный пригород, преодолев реку Швехат — семнадцатую за последние дни водную преграду. Среди пленных — солдаты и офицеры 3-й танковой дивизии СС и 24-й зенитно-артиллерийской дивизии.
Звонят из 80-й дивизии:
— Начали переправу через Дунайский канал в сторону парка Пратер…
Из 7-й:
— Взаимодействуя с 80-й дивизией, освобождаем Кайзер-Эберсдорф, продвигаемся дальше…
Из 5-й:
— Овладели большой частью городского кладбища. В боях отличились парторг роты из 16-го полка Копейкин и красноармеец Демин. Вдвоем они принудили сдаться группу из 134 вражеских солдат…
В этот день командование нашей армии обратилось к гвардейцам с воззванием: «Товарищи бойцы, сержанты, офицеры и генералы! Боевые друзья! Вам доверена теперь почетная задача — овладеть Веной. Один решительный рывок — и столица Австрии будет освобождена от немецко-фашистских захватчиков…
Славные воины, помните: на фашистской каторге томятся еще многие тысячи советских людей. Они ждут вас — своих освободителей.
Вена — это путь к близкой и окончательной победе!»
Полковник Чиковани силами партийно-политического аппарата корпуса и дивизий развернул большую работу по разъяснению обращения командования, по подготовке личного состава к тем трудностям, которые могут встретиться в борьбе за Вену.
Сведения, которыми располагала наша инженерная разведка, говорили, что строительство оборонительных сооружений вокруг Вены началось еще в 1944 году. На южных подступах к ней был создан мощный укрепленный район, состоящий из противотанковых рвов, широко развитой системы траншей и окопов, большого количества дотов и дзотов. В самом городе — многочисленные баррикады и завалы. Здания на перекрестках улиц, заводы и вокзалы превращены в опорные пункты обороны.
Защиту Вены Гитлер возложил на 6-ю танковую армию СС. Ею командовал генерал Дитрих, прославившийся своими зверствами еще в Харькове. Однако Дитриху жить оставалось уже недолго. Вскоре австрийский патриот пристрелил его. Очевидно, эта акция входила в план готовящихся восстать венцев. Предатели, к сожалению, сорвали восстание.
В эти дни среди пленных попадалось множество чиновных лиц венской полиции. Они рассказали, что гитлеровское командование сформировало из городских полицейских четыре полка по 1500 человек в каждом и тут же бросило их в бой. Создавались также отдельные роты из горожан, когда-то служивших в армии. Около тысячи таких «тотальников», вооруженных старым итальянским оружием, пытались оказать нам сопротивление в южных пригородах.
Командный пункт корпуса развернулся в венском предместье Швехат. Дивизии уже вели борьбу за городские кварталы. 80-я дивизия, действуя на правом фланге боевого построения, главными силами нацеливалась через Дунайский канал на парк Пратер, после чего должна была выйти на Рейхсбрюккенштрассе и наступать по правобережью Дуная.
Пратер для Вены — все равно, что Сокольники для Москвы. Огромный парк этот тянется почти на десять километров между Дунаем и Дунайским каналом. Когда-то здесь были дремучие леса, и первые Габсбурги на царских своих охотах гоняли кабанов и благородных оленей. Много позже Пратер стал местом народных увеселений, в нем понастроили разных аттракционов.
Сейчас этот парк стал ареной ожесточенного боя. 80-я дивизия продвигалась через него на северо-запад.
5-я и 7-я дивизии тоже получили соответствующие задачи: овладеть районом Зиммеринг и наступать к центру города, помогая 21-му корпусу захватить арсенал.
— К штурму все готово! — доложил начальник штаба Забелин.
Это означало, что роты, батальоны и полки заняли исходные позиции, что штурмовые группы готовы к действию, что все точки, откуда противник может открыть огонь, взяты на прицел.
Стояла относительная тишина. Все ждали сигнала атаки.
— Общий штурм приказано начать пятиминутным огневым налетом на всю глубину обороны противника. Одновременно должна двинуться на штурм пехота, — добавил Забелин.
И вот — сигнал! Нарастая, загремела канонада, эхо разрывов, мечась между городских стен, оглушало. Затарахтели пулеметные и автоматные очереди, мелькают огненные вспышки — наши бойцы бросают гранаты н бутылки с горючей жидкостью. Улицы заволокло дымом и пылью рушащихся домов.
Дивизии в коротких, но горячих схватках полностью очистили от врага Кайзер-Эберсдорф и кладбище и начали бой за Зиммеринг.
Особенно упорное сопротивление встретили мы в районе газового и механического заводов. Проходившая перед этими территориями высокая железнодорожная насыпь была заранее подготовлена к обороне — прямо в ней устроены долговременные огневые точки, а подступы заминированы. Передний край держали три роты 114-го гренадерского полка 6-й немецкой танковой дивизии.
Первая попытка гвардейцев 1-го и 11-го полков овладеть механическим заводом не удалась. Тогда вперед рванулись самоходки с десантами. Они на большой скорости проскочили насыпь под железнодорожным мостом и открыли огонь — каждая по назначенному ей объекту. Под прикрытием самоходных орудий вперед выдвигались десантники — автоматчики, саперы и огнеметчики. Так, выжигая и подрывая взрывчаткой опорные пункты гитлеровцев, наши медленно, но уверенно продвигались вперед.
Успешно действовали также тяжелые гаубицы, когда их выдвигали на прямую наводку. 152-миллиметровые снаряды проламывали стены, разбивали завалы, баррикады и прочие заграждения, с которыми не могли справиться пушки полковой и дивизионной артиллерии. Насколько мне известно, стрельба из тяжелых орудий прямой наводкой давала отличные результаты в уличных боях и в других крупных городах.
В лабиринте улиц, дворов и переулков незнакомого города наши штурмовые группы по ходу боя осваивали новые тактические приемы. В частности, поскольку то и дело приходилось проламывать стены и заборы, каждый воин, кроме штатного оружия, носил с собой ломик, кирку или топор.
Штурмовая группа во главе с комсоргом роты красноармейцем Вовком подступила к большому пятиэтажному дому. Пока красноармеец Ананьев вел огонь по окнам из пулемета, Вовк и другие бойцы ворвались в подъезды. Начался ближний бой в комнатах и коридорах. Через три часа здание было очищено от противника. В захваченном складе боеприпасов Вовк нашел фаустпатроны. Через несколько часов он сумел сжечь ими два тайка типа «тигр». Тут же, на улицах Вены, Вовку был вручен орден Красного Знамени.
В одном из домов, на втором этаже, засел вражеский пулеметчик. Расчет противотанкового ружья никак не мог достать его. Тогда бойцы Тарасюк и Абдулов, пройдя дворами, забрались на крышу этого дома. Абдулов закрепил за дымовую трубу длинную веревку, Тарасов спустился по ней к окну, из которого бил пулемет, швырнул внутрь противотанковую гранату, и все было кончено.
Подразделение офицера Котликова продвигалось вдоль улицы, от дома к дому. Враг закрепился по обеим ее сторонам, трехслойный пулеметный и минометный огонь нс позволял нашим гвардейцам перетаскивать через улицу станковый пулемет. Тогда Котликов привязал к пулемету проволоку, разбил своих воинов на две группы. Теперь они наступали одновременно по обеим сторонам улицы, перетаскивая по мере надобности пулемет за проволоку от одной группы к другой.
Инициатива и самостоятельность в действиях мелких подразделений — одно из решающих условий успеха в боях за крупный город. Именно поэтому мы так быстро продвигались в глубь Вены.
Воины соседнего с нами корпуса штурмовали арсенал. Противник оказывал ожесточенное сопротивление, и командарм потребовал оказать содействие соседу. Мы понимали, что лучшей помощью ему будет успешное наше продвижение вперед, в обход территории арсенала. Большая часть дня 8 апреля прошла в борьбе за Зиммеринг. К утру восемь полков трех наших дивизий продвинулись уже до северной части парка Пратера и оперного театра.
Как только взяли этот знаменитый венский театр, туда зашел начальник политотдела армии полковник В. Ф. Смирнов. Здание было сильно разрушено, в вестибюле, кто сидя, кто полулежа, закусывали автоматчики.
— Знаете, что за дом отвоевали? — спросил Смирнов.
— Вроде бы театр.
— Театр! Здесь когда-то выступали Штраус и Моцарт!
— Важная вещь, — сказал один из автоматчиков. — Однако есть важнее.
— Что, например?
— От Волги сюда иду, товарищ полковник. Вот бы залезть куда повыше да оглянуться…
Каждый из нас в эти дни мысленно измерял пройденный путь тысячеверстный, обильно политый солдатским потом, своей и вражьей кровью. Путь, который многие воины нашего корпуса начали под Ахтыркой и Котельвой.
На днях доложили мне, что опять отличился разведчик из 18-го полка 7-й дивизии Иван Иванович Лапа. Он выследил и с помощью подоспевших товарищей взял в плен тринадцать гитлеровцев.
Лихим воином стал Иван Лапа! А ведь около двух лет назад он пришел к нам (в Котельве) четырнадцатилетним худеньким хлопчиком. «Хочу бить фрица!» — и никаких гвоздей. Был сперва повозочным, а теперь артиллерийский разведчик. На груди сверкают боевые медали.
Я упоминал уже о Коле Черноруке — тоже мальчике из Котельвы, который пристал к 1-му полку 5-й дивизии и стал воспитанником этого боевого коллектива. В Вену Николай пришел закаленным фронтовиком, наводчиком 45-миллиметровой противотанковой пушки. В бою за Швехат он уничтожил две пулеметные точки вместе с расчетами, а через три дня еще один пулемет только на этот раз ручной гранатой.
Через много лет после окончания войны Николай Павлович Чернорук прислал мне письмо, в котором вспоминал о боях за Вену.
«В Вене, на окраине, — писал он, — был лагерь военнопленных французов, англичан и американцев. Пленные жили неплохо. Было у них что кушать, и одеты чисто, а возле кроватей — фотографии актрис… В городе же население очень голодало, хлеба совсем не было. Наши фронтовики делились с ними своим пайком. Все-таки мы, русские, какие-то жалостливые — наверное, самые жалостливые в мире…»
Специально цитирую те места письма, где советский солдат, пришедший с военным походом за границу, столкнувшийся с чужим миром, пытается понять его, объяснить свое к этому миру отношение.
В самом деле, спрашивает он себя, почему гитлеровцы систематически уничтожают советских военнопленных, уничтожают зверски в печах крематориев, в концлагерях смерти, а военнопленные американцы, англичане и французы живут в тепле и чистоте, получают посылки из дому, играют в футбол и баскетбол и даже… скучают?
Почему Коля Чернорук, попавший совсем еще мальцом в оккупацию, наглядевшийся казней и зверств, теперь, придя с автоматом на землю, родившую главаря фашистов, делится с ее жителями небогатым своим пайком?
Понимаю, что вопросы эти в значительной мере риторические, ответы на них известны были уже и в те времена. Однако все мы (а редко кто из нас не потерял на войне близкого человека) сами удивлялись своей незлобивости.
Эту нашу национальную черту не только отлично знает, но и учитывает враг. Посмотрите-ка внимательно, что писали расисты прошлого и что пишут их сегодняшние преемники в Западной Германии. Они не скрывали и не скрывают, что идея, например, уничтожения славянства не страшит их как палка, у которой два конца. Нет! В случае неудачи они рассчитывают потерпеть только военное поражение. И опять будут накапливать силы для очередной попытки завоевать мировое господство.
Германский империализм, движимый этой целью, на определенном этапе прикрылся перышками национал-социализма. Теперь он переменил одежку на «христианско-демократическую», однако цель осталась неизменной.
Вот почему так важен для всего мира сам факт существования другого германского государства — Германской Демократической Республики, которая строит свои отношения с соседями, свое будущее на принципиально иной, на социалистической основе.
Однако вернемся в 1945 год, в апрельскую Вену.
Рядом с нами успешно продвигались части 1-го гвардейского мехкорпуса генерала Руссиянова и 21-го корпуса генерала Козака. Овладев территорией арсенала, мы вышли на знаменитый Ринг — проспект, созданный восемьдесят лет назад на местах снесенных крепостных стен. На Ринге стоят красивейшие из венских здании: университет, ратуша, парламент, музей и т. п.
Все больше и больше красных флажков появлялось над объектами, освобожденными гвардейцами. Боевые порядки трех советских армий все глубже вклинивались в Вену, все быстрее приближались к ее центру. После полудня 10 апреля генерал Афонин доложил, что гвардейцы 16-го полка уже овладели такими важными объектами, как главная таможня, почта, Академия наук и биржа.
Фашистские дивизии, оборонявшие город, отчаянно сопротивляясь, отходили в сторону Флоридсдорфа, на левый берег Дуная, по единственному, не взорванному еще Имперскому мосту. Очень важно было захватить этот мост в целости.
В ночь на 11 апреля наш десант — первый стрелковый батальон 217-го полка, усиленный саперами, химиками и разведчиками, был переброшен на бронекатерах через Дунай. Высадившись на левый берег, десантники одновременно, с двух сторон, ринулись к мосту, однако, встреченные сильнейшим огнем, залегли метрах в четырехстах от цели и вынуждены были отбивать контратаки противника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38