связь между обитателями глубин Тихого океана и их родственниками в Иха-нтхлее, в склепе, где спит Ктилла!
Живущие в глубинах теперь мертвы и их больше нет, так же как шогготхов этого утонувшего города — они навсегда сметены фондом Уилмарта во время второй чистки Иннсмута в 1994 году. Но в глубинах под дном залива, в склепе под охраной верной Гидры и Дагона спит Ктилла, ожидая… чего?
И снова, объединив ментальные силы, исследователи фонда принялись за поиски и — как они считают — нашли ответ.
Он заключен в таинственное символическое высказывание Ктулху: «Пх`нглуи мглв`нафх Ктулху Эрлиех вгах`нагл», что — переведенное с языка Эрлиеха — означает: «В этом доме в Эрлиехе мертвый Ктулху ждет во сне». В двустишии из «Некрономикона» Альхазреда это звучит так:
«Тот не мертв, кто может вечно лежать,
А в странную эпоху даже смерть может умереть.»
То что Альхазред, великий мечтатель и мистик древности, мог получить эти строки непосредственно из разума Ктулху, теперь уже сомнению не подлежит, потому что существует и второе двустишие, используемое вместе с первым в обрядах Ктиллы, которое можно перевести так:
«Умирающий спящий с презрением смотрит смерти в лицо,
И в семени своем поднимется он снова, заново рожденым!»
Феникс Ктулху, поднимающийся из пепла собственного разрушения, в отродье темного чрева своей дочери… это же реинкарнация!
Чтобы подтвердить эту концепцию, несомненно реальную в свете того, что теперь стало известно о БМК и, в особенности, о Ктулху, исследователи из фонда снова обратились к Альхазреду, к еще одному таинственному отрывку из редчайшего сочинения «Аль Азиф»:
«Истинный и достоверный Факт, что между определенными родственными персонами существуют связи более крепкие, чем привязанности плоти и семьи, при этом одна такая персона может знать о всех испытаниях и удовольствиях другой и даже испытывать боль или страсть другой на большом расстоянии. Существуют такие, искусству которых в подобных делах помогают запрещенные знания или духи и существа внешних сфер. Я искал их, мужчин и женщин наделенных подобным даром, и после изучения во всех случаях оказывалось, что они — гадатели, чародеи, ведьмы, волшебники или некроманты. Все они объявляли, что творят чудеса общаясь с мертвыми или изгнанными духами, но я боюсь, что эти духи — злые ангелы, посланцы темного или еще более древнего Зла. Действительно, среди этих обманутых были такие, чья сила огромна. Они по желанию захватить тело человека, даже на большом расстоянии и против воли, а часто и без ведома страдающего от такого насилия.
Более того, мне снилось, что древнее Зло, которое спит в глубинах — бессмертно, а жизнь и смерть для него одно и то же. Будучи порочным, оно не боится смерти, но когда настоящая Смерть приближается, Зло готово, покинув свою древнюю плоть, двигаться дальше. Его дух истинный странник и он навсегда останется верным лишь плоти Ктулху, и все грехи этого Великого Отца будут испытаны детенышем Бога. Это снилось мне и мои сны были снами Ктулху, а он — самый великий спящий из всех…"
Выходит, Ктулху в чреве своей дочери должен пройти реинкарнацию, чтобы родиться ее детенышем. Дагону будет предоставлена честь подобного отцовства, Гидра станет нянькой и сиделкой, а Ктилла выносит чудовище. И просто немыслимо представить себе, какой жуткой тварью он станет Ктулху! Он вновь поработит людей, причем на этот раз устроится в месте, очень близком к крупным центрам человеческой жизни.
Бдительный и могучий Ктулху из глубины под Рифом Дьявола пошлет людям адские сны — и останется не узнанным, потому что для Высших Богов он мертв!
Рассказав мне уже и так слишком много, хотя я старался выжать дополнительные подробности, Писли остановился и не пожелал более распространяться на тему о реинкарнации Ктулху. Мне показалось, что он знает гораздо больше, но видимо все остальное казалось ему не столь важным и было настолько секретным, что профессор не осмеливался упомянуть об этом. Более того, я заметил, что он словно прикусил язык, как будто и так сказал много лишнего. Во всяком случае, поздний час избавил его от дальнейших замешательств и стал благовидным предлогом для того, чтобы уйти.
Часть вторая
Из записных книжек де Мариньи

Меньше, чем через неделю Писли снова посетил меня, на этот раз за тем, чтобы пожелать мне удачи на будущее, и попрощаться. В Америке его ждали неотложные дела. Прежде, чем он собрался уходить, мы еще раз поговорили о Титусе Кроу, и в заключение профессор спросил меня, нет ли у меня каких-либо планов в отношении фонда Уилмарта. Хочу ли я вернуться в эту организацию? Если да, то для меня место всегда найдется. Я поблагодарил его, но отказался. Мне еще предстояло еще освоиться в «новом мире».
Лишь спустя шесть долгих недель, занятых, в основном, физиотерапией меня наконец выписали из лечебницы и я вновь стал свободным человеком. В самом деле, последний месяц в больнице показался мне чем-то вроде тюремного заключения, и я был очень рад, получив возможность снова вернуться в большой мир!
В течение долгих, тоскливых недель в лечебнице у меня появился постоянный посетитель — женщина — чье присутствие помогало бороться со скукой в ожидания момента, когда доктора решат наконец, что я здоров. Это была моя старая экономка, миссис Адамс, которая называла Титуса Кроу не иначе, как «страшной личностью», потому что — по ее мнению — именно Кроу втягивал меня в различные авантюры. Лечебница, как я со временем определил, находилась на окраине Эйсбери. Миссис Адамс, узнав, где я нахожусь, приезжала ко мне из Лондона ежедневно только затем, чтобы провести со мной хотя бы час. Она продолжала присматривать за моим домом, посещала его дважды в неделю в течение долгих десяти лет моего отсутствия. Сама она об этом говорила так: «Я знала, что вы вернетесь раньше или позже, сэр Инри». И вот теперь я вернулся, хотя все еще пользовался при ходьбе тростью.
К счастью перед моим исчезновением десять лет назад, я почти прекратил торговать античностью. Я забросил дела вскоре после того, как присоединился к фонду. Очень немногие нуждались во мне или пострадали из-за моего отсутствия. Теперь же я собирался возродить интерес к жизни, окунувшись в мир старых книг, посуды и мебели, но прежде всего мне хотелось провести несколько дней ничего не делая — просто чтобы снова привыкнуть снова к атмосфере моего старого дома.
Хотя сам по себе дом остался таким, как прежде, район вокруг, как оказалось, изменился чрезвычайно. «Прогресс» — так это называется — не ждет никого — даже путешественника во времени. Бродя по городу, который я раньше считал своим, я чувствовал себя чужестранцем. Новые здания, аллеи, вывески. Хорошо запомнившийся старый кинотеатр сменил огромный супермаркет. Даже лица стали другими. Магазины, в которые я когда-то заходил, перешли к новым владельцам или вовсе исчезли — их снесли. Подземка осталась той же, и в то же время стала совсем другой, но это не очень беспокоило меня: она всегда казалась мне непостижимым подземным организмом. Честно сказать, я ею не пользовался с тех времен, когда впервые узнал о существовании подземных тварей, и несмотря на все заверения Писли, не собирался ею пользоваться и дальше.
В первые недели после выхода из лечебницы я не отваживался уходить далеко от дома, исключая одну очень важную прогулку на Леонардс-Уок Хис, которую я совершил в конце ноября. Когда-то здесь стоял Блаун Хаус, странный дом Титуса Кроу. Единственное, что тут теперь осталось — заросшие развалины. Кирпичи от старого дымохода валялись на гнилых досках пола. Дикие ползучие растения медленно, но уверенно завоевали сад. Вдоль дорожки густо разрослась крапива. Через пять-шесть лет здесь, пожалуй, не останется никаких следов человеческого жилья…
Я стоял среди руин, в болезненной ностальгии вдыхая воздух и вспоминая дни, проведенные с Титусом Кроу в изучении таинств и эзотерических дискуссиях — так вот здесь я впервые наяву погрузился в странные грезы, которые в последующие недели стали повторяться все чаще и чаще…
Неожиданно мир закрутился у меня перед глазами и серое ноябрьское небо вдруг почернело, я поспешно опустился на гнилые доски пола, и облокотился спиной об основание разрушенного камина. Я сел, как только у меня возникло ощущение движения, головокружительные перевороты, словно я падал с какой-то скалы в черноту колодца, уходящего прямо к центру земли. Казалось, я лечу целые столетия. Потом я начал думать, что это болезненное падение не кончится никогда. Меня тошнило. От стремительного скольжения в бездну сжимались внутренности и цепенел разум. Вот, когда я почувствовал приближение конца этого кошмарного падения, мои чувства стали приходить в норму. Эти ощущения были для меня не новы. Я испытывал нечто похожее и прежде, но только в снах.
Что бы это ни было — сон, развивающийся психоз или что-то еще — но я наконец пришел в себя. Если в предыдущий момент я, казалось, летел, вращаясь, в черные глубины, то теперь мои чувства до предела обострились. Я чувствовал запах странных ветров, которые ревели между мирами, разнося ароматы темных планет. Я чувствовал вокруг себя пустоту бесконечного вакуума, его холод. Я видел неведомые созвездия и безымянные туманности, вытянувшиеся на целые световые годы в непостижимых глубинах пространства. Наконец, я заметил ту загадочную, похожую на гроб штуку, которую сразу же узнал, и снова, как во сне, я услышал голос моего потерявшегося друга.
Теперь он не требовал, чтобы я следовал за ним, а только, как и в предыдущем случае, взывал в пустоту:
— Где вы, де Мариньи? Где вы?
— Здесь, Титус! — закричал я, непроизвольно отвечая и не слыша своего голоса в реве ветра, несущегося между мирами. — Здесь! — снова прокричал я и огромные часы немного качнулись, нерешительно повернувшись ко мне в своем стремительном полете.
И тут я вновь услышал голос Титуса Кроу, но в этот раз он был полон удивления и радости:
— Де Мариньи! Где? Где вы?
Мне следовало сразу же ответить — но тут, вываливаясь из черноты, качнувшей странное судно Титуса Кроу, светясь зеленым и красным огнем разложения, мгновенно заполняя все поле зрения и вытянув слизистые щупальца, появилось нечто… кошмарное порождение воспаленного мозга!
Ктулху! Я узнал его сразу. Кто тут мог ошибиться?
Я узнал его по щупальцам, которые, тянулись от гротескной физиономии; по разъяренному выражению лица; по хвосту, уходящему в дальние углы пустоты, по большим изогнутым крыльям, поддерживающим омерзительное тело. Ктулху вытянул жуткие щупальца, чтобы обхватить крошечный гробик корабля!
— Берегись! — наконец смог выкрикнуть я, вытянув вперед руки…
…Затем я снова почувствовал сжимающее внутренности давление от падения, словно летел вниз с какой-то неизмеримой высоты.
Холодный дневной свет ударил мне в глаза. Сырость гнилой доски проникла сквозь одежду, спину ломило, так как я слишком долго просидел прижавшись спиной к крошащимся кирпичам камина. Устав от пережитого, которое вряд ли можно считать физическим действом, я наконец заставил себя подняться на ноги и покинул руины Блаун Хауса. Но избавиться от жуткого видения Ктулху — огромной мерзкой массы на фоне зловещих звезд и туманностей, преследовавшего часы Титуса Кроу — я так и не смог. И я зашагал домой, подавленный не только видом низкого серого ноябрьского неба, но и мыслями о судьбе моего друга, тяжким камнем навалившимися на мои плечи.
Несколько недель спустя ужасные видения стали повторяться очень часто. Они появлялись без малейшего предупреждения, и были почти непереносимыми. Я уже собирался отправится к психиатру, чтобы обсудить с ним эту проблему. Затем, всего за десять дней до рождества, я получил удивительное послание.
Проспав в то утро дольше обычного, я обнаружил в утренней почте вместе с газетой письмо:

«Маршфилд
Дорогой мистер де Мариньи,
Будьте, пожалуйста, дома 16-го пополудни. Я приеду в Лондон около 3-х часов дня, чтобы навестить вас. Встречать меня не надо — я знаю, как найти вас. Я могу приехать на машине. И, пожалуйста, не говорите об этом никому из членов фонда. Как вы знаете, я в такой же степени член этой организации, в какой были и вы десять лет назад (упоминаю об этом только для того, чтобы заверить вас, что мой визит ни в коем случае не направлен ни против наших общих интересов, ни против интересов фонда), но я хочу поговорить с вами о Титусе Кроу. У меня есть причины думать, что он был бы не против подобного предупреждения.
До встречи, искренне
Элеонор Квелли.
PS. Не ищите меня в телефонной книге. У меня нет телефона. Я испытываю отвращение к таким вещам.
Э. К.»
Прочитав эту совершенно непонятную записку, я застыл, не зная, что делать. Только перечитав письмо еще раз, я понял смысл написанного, и потом пришел в состояние, которое можно охарактеризовать, как истерию.
Элеонор Квелли, «матушка» Квелли, была медиумом, чье своевременное письмо предупредило Титуса Кроу о коварной ловушке, подстроенной БМК десять лет назад. Оно подтолкнуло нас к побегу из Блаун Хауса при помощи сомнительной машины времени, внешне напоминавшей старинные часы. Хотя я никогда не встречался с матушкой Квелли, тем не менее я рассматривал ее занятия с большим сомнением, хотя Титус Кроу в высшей степени доверял ей. Но теперь! Ее появление показалось мне свидетельством того, что мой друг жив.
Ну, хорошо, что же мне делать?
Вопросы толклись и безумно кружились в моей несчастной голове. Я не мог, как ни пытался, найти ни единого ответа. Вконец обессиленный, я повалился в кресло и заставил себя обдумать эту проблему спокойно, насколько это возможно.
Если Титус Кроу жив, где он теперь, и зачем такая секретность? Может быть, он оказался в какой-то страшной опасности, или даже стал пленником БМК? Нет, это чушь! БМК не захотят держать в плену Титуса Кроу. Они избавились бы от него немедленно, как только появилась бы возможность. Он был слишком опасным для них, стал настоящей занозой в боку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28