..
Не могу сказать точно, сколько времени продолжалась эта бомбежка: никто, в том числе и я, на часы не смотрел. Видимо, прошло не меньше получаса. А потом, так же неожиданно, как появились, самолеты ушли в сторону Пскова. Полк не выдал себя ничем.
Когда гул моторов в небе затих, в штаб вбежал связной из ближайшего отряда и сообщил, что тяжело ранен командир роты Вячеслав Алексеевич Курбит. Я знал его еще по первому выходу в тыл врага в июле 1941 года: он тоже начинал свой партизанский путь в 6-м полку. И вот теперь Курбита, единственного, как выяснилось немного спустя, настигла вражеская пуля.
Он лежал на полу, на подстилке из соломы. Заросшее черной окладистой бородой лицо покрылось уже восковой желтизной. Алая пена в уголках рта, а на груди - огромное кровавое пятно, просочившееся через наложенные бинты и увеличивавшееся на глазах. Опустившись на колени, я взял его голову в свои руки и, низко склонившись к лицу раненого, попытался говорить с ним. Несколько раз он открывал глаза, и тогда казалось, что он узнал меня и пытается улыбнуться. Но это только казалось: Вячеслав Алексеевич был без сознания и так, не приходя в себя, умер.
Ушел из жизни еще один мой боевой товарищ. Он был человеком жизнерадостным, умным, на редкость обаятельным и до дерзости смелым. Его очень любили в полку, ценили за большой командирский опыт,- он ведь не только в эту войну был с первого дня в строю: успел и финскую пройти... И какой нелепостью казалась гибелъ этого человека от шальной пули, единственной из тысячи нашедшей цель!
Надолго ли ушли вражеские самолеты, никто не знал. Скородумов решил, что они вполне могут вскоре вернуться, и отдал приказ на построение и выход в лес восточнее деревни. И едва полк покинул деревню, как над Гнилицами появились теперь уже тяжелые бомбардировщики.
Самолеты кружили над домами довольно долго, однако не атаковали. Убедившись, что деревня пуста, некоторое время ходили они я над лесом, но он был достаточно густой и хорошо укрывал нас. Так ни с чем они я ушли. А мы вырыли на опушке могилу и опустили в нее тело Курбита, отсалютовав погибшему товарищу залпом из винтовок. И полк прошел мимо свежего холмика земли прощальным маршем.
5 марта мы получили приказ выйти к райцентру Белебелка, связаться с двигающимися туда же с востока, из-за линии фронта, воинскими подразделениями Красной Армии и совместным с ними ударом уничтожить гитлеровские части, находящиеся в поселке и на подступах к нему. Выступили в тот же день, а к вечеру в сгущавшейся темноте вошли в деревню Нивки.
Здесь царило необычайное оживление, напоминавшее чем-то празднование масленицы в старые времена: то же обилие саней, то же скопление укутанных в шубы и полушубки людей, то же веселье... Только дуги не украшены цветными лентами да не звенят под ними колокольцы. Но - праздник, чувствовался в деревне праздник!
Мы знали, что это такое, и заранее радовались возможности увидеть все собственными глазами: выходил в путь наш обоз с продовольствием для ленинградцев. Вряд ли сможет кто-нибудь из находившихся 5 марта 1942 года в Нивках забыть этот день.
Люди на улице увлеченно обменивались впечатлениями, а мимо них вдоль длинной вереницы саней сновали озабоченные возчики. Некоторые подходили за распоряжениями к выделявшейся среди других группе - судя по всему, организаторам обоза. Я остановил одного из пробегавших мимо партизан и, кивнув головой в сторону высокого, подтянутого, но несколько сутуловатого человека в полушубке, с трофейным автоматом на плече, спросил:
- Кто это? - Мне почему-то показалось, что это обязательно должен быть Васильев.
- Это? - переспросил парень и охотно стал объяснять: - Это комбриг Васильев. А рядом с ним, вон тот, что пониже, в светлом полушубке, Орлов. А с другой стороны - Майоров...
В Васильеве командир чувствовался сразу. Держался он очень уверенно, твердо и спокойно. И был в то же время совершенно лишен того, что иные принимают за внешнее проявление командирской жилки,- чванливости, грубости, чувства тщеславного превосходства над окружающими. Давно замечено, что грубые, чванливые и злые люди всегда в чем-то ущербны и именно следствием слабости являются эти их пороки. В Васильеве виден был человек сильный, сознающий свою силу и от этого простой, открытый и добрый.
Впечатления мои от той встречи с комбригом были, конечно, чисто внешними, но они совершенно не расходились с мнениями о нем, слышанными мною не раз и в Валдае, и здесь, в крае. Позже, познакомившись с Николаем Григорьевичем близко, я ни разу не разочаровался в нем.
Рядом с комбригом стоял Поруценко, которому несколько дней спустя было поручено возглавить делегацию партизан и жителей края в Ленинград. Дело в том, что помимо основного своего назначения обоз имел назначение и другое, не менее важное. Появилась возможность рассказать советским людям о жизни края, причем рассказать устами самих колхозников и партизан. В этом смысле обоз выходил за рамки явления, имевшего одну только практическую ценность,- он становился мощным идеологическим орудием. Вот почему вслед за ним вышла в путь наша делегация.
В ее состав входили 12 партизан и 10 колхозников. Среди них знаменитый партизан-пулеметчик Михаил Харченко, комиссар отряда имени Бундзена Иван Александрович Ступаков, начальник штаба отряда имени Горяинова Иван Иванович Буданов, партизанка-разведчица Екатерина Сталидзан, колхозница Татьяна Марковна Маркова и колхозник Николай Федоров, председатель Станковского сельсовета Дедовичского района Василий Алексеевич Егоров, председатель Белебелковской оргтройки Николай Александрович Сергачев, колхозник Петр Григорьевич Михайлов, партизан Дмитрий Степанович Ипатов, 19-летняя партизанка Евдокия Орлова и другие.
Как я уже сказал, возглавил делегацию председатель Дедовичской оргтройки Александр Георгиевич Поруценко. Это был среднего роста человек, склонный к полноте, круглолицый, с веселыми глазами и почти не сходившей с лица широкой улыбкой. Он был несколько медлителен, но зато очень уравновешен. Поруценко обладал большим опытом руководящей работы в мирное время, а теперь и опытом работы в тылу врага. Забегая вперед, скажу, что оказанное ему доверие Александр Георгиевич с честью оправдал: порученное дело выполнил хорошо. А заканчивал войну Поруценко в должности комиссара 13-й партизанской бригады.
Итак, обоз готовился в путь. В Нивки прибыли, конечно, не все подготовленные к отправке сани: значительная часть присоединилась к колонне уже в пути. А всего этих саней было 223. 2375 пудов хлеба и крупы, 500 пудов мяса, 750 пудов жиров - свыше 3,5 тысячи пудов продуктов отправлял край Ленинграду. Везли, кроме того, почту - письма колхозников и партизан родным в советский тыл. И это тоже был партизанский подарок. А еще везли деньги - 26 756 рублей 80 копеек, собранных в фонд обороны страны.
Командование бригады понимало, насколько трудно будет обозу пройти через территорию края, через линию фронта в советский тыл. И поэтому кроме обычных мер охранения колонны были приняты и другие - отвлекающие. Все подразделения, входившие в состав 2-й ЛПБ, получили боевые задания. Нападение нашего полка на гарнизон в Белебелке не было, конечно, по своему замыслу только отвлекающим ударом, но и эта цель попутно преследовалась тоже.
БЕЛЕБЕЛКА. 1942 год, 6-9 марта
К вечеру 6 марта полк, завершив переход, расположился на отдых в деревне Великое Село, в 6 километрах от райцентра. Один из отрядов - командовал им старший лейтенант Медведев - выдвинулся южнее Белебелки и разместился в ожидании боевого приказа в деревне Гойки.
Скородумов выехал на связь с командованием подразделений Красной Армии, которым предстояло атаковать Белебелку с востока. Нашей задачей было нападение с юго-запада, то есть с совершенно неожиданного для гитлеровцев направления. Надо было уточнить в деталях план взаимодействия.
Пора рассказать, хотя бы вкратце, о командире нашего полка Павле Фаддеевиче Скородумове. У тех, кто встречался с ним в годы партизанской борьбы, складывались об этом человеке самые разные мнения, зачастую весьма противоречивые. Я знал Скородумова, вероятно, лучше других - познакомился с ним, как писал уже выше, в июле 1941-го, в первый выход во вражеский тыл, потом вместе воевали мы в Партизанском крае, а в конце войны, когда Скородумов командовал полком в 5-й бригаде Константина Дионисьевича Карицкого, мне вновь доводилось встречаться с ним - в эту бригаду я летал по заданию Ленинградского штаба партизанского движения. После войны мы тоже встречались, вплоть до трагической гибели Павла Фаддеевича: возвращаясь из командировки в Приозерск, он провалился в машине под лед Ладожского озера.
Скородумов был человеком бесспорно смелым, преданным Родине беззаветно. Кроме того, отличала его большая энергичность, веселый, оптимистический характер, прямота и общительность. Ему в то время перевалило за сорок лет, он носил пышную с проседью бороду и усы и выглядел бы человеком очень пожилым, если б не глаза, блестевшие почти всегда весельем, а порой, казалось, даже и легкомыслием. Были у Павла Фаддеевича и слабости - самые что ни на есть простые: любил посидеть за чаркой, был весьма неравнодушен к прекрасному полу и не очень сопротивлялся желанию прихвастнуть. Вот это как раз и являлось причиной ходивших о нем нередко слухов, за объективность которых я во многих случаях не поручился бы. Помню, была у него в октябре сорок третьего года большая неприятность, когда Карицкий совершенно справедливо отстранил его от командования полком и даже арестовал. Мне пришлось тогда участвовать в разборе этого дела. Скородумова строго наказали, но к командованию полком вернули: воевал он хорошо.
Однако вернемся к операции на Белебелку. Полку предстояло следующее. Первый отряд и штаб оставались в Великом Селе для атаки с юго-запада. Второй отряд (Медведева) в ночь с 7 на 8 марта должен был выдвинуться в обход райцентра на север и на дороге, ведущей к деревне Черная, организовать в 3-4 километрах от Белебелки засаду с целью не допустить отхода противника в этом направлении. Третьему отряду предстояло той же ночью занять деревню Заболотно, расположенную 8 километрами севернее Великого Села, чтобы предупредить возможный отход гитлеровцев к дороге, ведущей из Чихачево к Старой Руссе. При необходимости он должен был нанести совместно с армейским подразделением удар по противнику, зажатому в "котел". Мы знали также, что в атаке на Белебелку будет принимать участие и авиация.
Казалось, все в этой операции было предусмотрено, каждый из ее участников знал свою задачу, и теперь оставалось только действовать, точно выполняя задуманное, и тогда успех обеспечен. К сожалению, разыграть все как по нотам не удалось, и хоть этот бой мы выиграли, однако далеко не так, как рассчитывали, и с гораздо большими потерями, чем можно было предположить. А причиной стала внезапно и резко изменившаяся погода.
Первыми о неожиданно надвинувшейся пурге узнали летчики. Полученный ими вечером 7 марта прогноз свидетельствовал, что атаковать Белебелку с воздуха нужно либо немедленно, либо от участия в операции самолетов надо вообще отказываться. Решили действовать- налет авиации, пусть преждевременный, нанесет врагу урон, деморализует, обескровит его еще до наземной атаки. И вооруженные реактивными снарядами машины ударили по Белебелке.
...Почему это произошло, сказать теперь уже невозможно- то ли атака самолетов оказалась удачнее всяких расчетов, то ли появились какие-то другие причины,- но совершенно неожиданно для нас гитлеровцы сразу же без боя стали отходить к деревне Черная. И это спутало все карты.
Отряд Медведева, разделившись на две группы, еще только выходил к месту засады, но задача перед ним была поставлена, и Медведев с ходу рассредоточенными силами атаковал. К этому времени началась сильнейшая пурга: налетел мощный северо-восточный ветер, в воздухе носились мириады снежинок, не только скрывших от глаз все окружающее, но даже затруднявших дыхание. Управлять боем в этих условиях как одной, так и другой стороне стало невероятно трудно. Однако главный расчет партизан - неожиданный удар с заранее выбранной позиции - был сорван, и поэтому, как всегда бывало в таких случаях, атака превратилась постепенно в неравный бой, успех которого определялся, конечно же, превосходством регулярной воинской части над подразделением партизан.
Я писал уже о том, что партизанская война имеет свои законы. Предполагать, что наши отряды могли вести открытый бой "на равных" с регулярными гитлеровскими частями, наивно: они, как правило, превосходили нас и в численности, и в вооружении, о технике же и говорить не приходится. И поэтому наш успех почти всегда зависел от внезапности, умения навязать обязательно скоротечный бой на наиболее выгодных для нас участках местности, умения маневрировать и наносить удары с самых неожиданных направлений и в самое выгодное для нас время. Позиционный же бой редко бывал для партизан успешным. Отряд Медведева силами обстоятельств был втянут именно в такую схватку.
Атака партизан нанесла противнику серьезный урон, и все же инициатива была гитлеровцами через некоторое время перехвачена. Неся тяжелые потери, обе группы отступили, скрывшись в снежной пелене. Медведев был ранен в грудь, но, несмотря на это, собрал отряд в один кулак и повел своих людей в новую атаку.
Он погиб в этом бою. Еще одна пуля настигла его, и отряд лишился командира. А вслед за ним был убит его боевой друг - комиссар отряда Таптиков. Начальник штаба отряда Сорокопут был тяжело ранен...
А тем временем третий отряд, ничего еще не зная о неожиданном отходе немцев из Белебелки, в сплошном месиве пурги пробивался на лыжах в Заболотно.
Опасаясь за успех перехода, я решил идти с отрядом сам, и Скородумов не возражал. Выигрывая время, шли без дороги, напрямик. При этом ни о каком проводнике из местных жителей не могло быть и речи - ночь и пурга позволяли видеть только метров на десять вокруг, и довериться можно было лишь компасу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45