Дик обрадовался: наконец наступила та минута, из-за которой он здесь. Но надо спешить, надо, пока миллионер слушает, быстрее выложить свое дело.
То ли от спешки, то ли от волнения, то ли от позднего времени и усталости, Дик заговорил так бессвязно, что через две минуты сам себя перестал понимать. Слова: тысяча долларов... шестьсот пятьдесят долларов... пусто... операция... глаз... деньги на лечение... - смешались в одну беспорядочную кучу. Разобраться в них не было никакой возможности. Более или менее внятно Дик сумел выдавить из себя лишь то, что шестьсот пятьдесят долларов ему нужны не насовсем, не навсегда. Он вернет их. Не сразу, но вернет. Он сам зарабатывает, и па зарабатывает, и ма будет экономить. И деньги будут возвращены. Частями, каждую неделю...
Миллионер ходил по комнате. Слушал или нет, сказать было трудно, но, когда Дик умолк, он остановился в противоположном от двери углу, усмехнулся:
- Мелко... Ничтожно... Какая разница - есть глаз, нет глаза! Люди все равно слепы, жизнь все равно пройдет... Крылья! Крылья надо иметь! К солнцу надо стремиться! А ты, мальчик, - червячок. Ты копошишься в навозе забот. Зачем? Умей презирать жизнь. Она ничего не стоит. Она вся из мелочей - из сплошных гнусных мелочей. Не давайся, отвернись, оттолкни!.. О крыльях, о крыльях думай! Ты понял? Согласен?
Дик слушал и отмалчивался. Только иногда пошмыгивал носом. Шмыгал осторожно, так, чтобы его ни в чем нельзя было попрекнуть. Однако чуткое ухо миллионера уловило, должно быть, нотки сомнения в доносившихся до него носовых звуках. Посмотрев сверху вниз на Дика, он зевнул и устало произнес:
- Впрочем, к чему? Наивно было думать, что до тебя дойдут мысли высокого взлета... А что развлек меня - хорошо. Очень хорошо! Это многого стоит. За это стоит уплатить. Так и сделаю. Тебе ведь как будто деньги нужны, да? Тебе как будто лечиться нужно? Ладно, что ж... Напишу записку к Гарольду, брату. Он выдаст одну тысячу по моему указанию. Этого достаточно. На большее не рассчитывай.
От волнения у Дика подогнулись коленки, он присел на краешек дивана. Ну, всё!.. Деньги будут.
Миллионер толкнул в сторону квадратного стола мягкий кожаный куб, заменявший стул. Куб перевернулся сначала на один бок, потом на другой, но это не имело значения. Садиться на него можно было не глядя: все шесть сторон выглядели одинаково.
Достав из зеленой кожаной папки лист великолепной сиреневой бумаги с тисненой монограммой в углу, миллионер взял ручку, обмакнул в чернильницу.
И ручка и чернильница выглядели так же необыкновенно, как всё здесь: чернильница была резиновая, похожая на большую школьную невыливайку, а ручка тоже резиновая - представляла собою тоненькую палочку с витым наконечником. В витках набирались чернила, и это позволяло писать.
В комнате стало тихо. Мягкая ручка легко скользила по бумаге. На сиреневый лист ложились ровные строчки. Миллионер писал уверенно, крупно, размашисто. Странице подходил конец. Дело оставалось за подписью. И тут вдруг миллионер оторвался от бумаги, задумался, пронзительно посмотрел на Дика. В глазах под седоватыми бровями блеснул страшный огонек. Длинный палец напоминал сейчас не дирижерскую палочку, а дуло пистолета, нацеленного на врага.
- Мальчик, я понял, - громким шепотом сказал миллионер. - Я все понял: это Гарольд! Это похоже на него: подослать ребенка... выманить записку... переделать тысячу долларов на миллион, на десять миллионов, на двадцать, на сколько нужно!.. Подлец, он весь капитал себе хочет! Но я разгадал! Я всё разгадал!.. Вот, вот, вот!..
Клочья сиреневой бумаги полетели на пол. Миллионер поднимал обрывки и мелкие куски рвал на еще более мелкие. Когда рвать было нечего, он поднялся, сделал шаг к Дику: лицо искажено, глаза вытаращены, на холеной бородке клинышком - струйка слюны. Не помня себя от страха, Дик кинулся в переднюю. Мысль была только одна: дверь, дверь, не захлопнулась ли дверь на замок?
Нет, открыта. Дик рванул ручку, трясущимися руками вытащил половинку спички из замка, выскочил на площадку. Дверь захлопнулась за ним со звуком выстрела.
Глава девятнадцатая. ПОХИЩЕНИЕ ФРЭНКА БЕЛОГО.
Напуганный, расстроенный неудачей, Дик долгов ту ночь не мог уснуть. Он лежал, смотрел незавязанным глазом в темноту и заново переживал все, что произошло с ним наверху, в мягкой комнате. Ну как обидно! Мог получить деньги - и сорвалось. Должна же была в дурную голову миллионера взбрести какая-то несусветная ерунда! Он, Дик, ни о каком Гарольде понятия не имеет, а сумасшедший вообразил, будто тот все подстроил, будто тот подослал его, чтобы выманить записку. Вот же глупость!..
"Сам говорит, - вспоминал Дик слова миллионера: - "Умей презирать жизнь, она ничего не стоит, о крыльях, о крыльях думай!" - а как за свои доллары испугался - все разговоры о крыльях бросил, с кулаками полез. Интересно, чего он так трясется над миллионами? Зачем они ему? Ведь знает, что из мягкой комнаты никуда никогда не выйдет, а все равно за доллары держится, родного брата убить готов. Странные эти миллионеры!"
Приятель Дика - Бронза - в это же самое время тоже лежал в постели, только не в больнице а дома тоже не мог уснуть, тоже был взволнован и расстроен. Дик потерял покой из-за человека, который имел миллионы, а Бронза - из-за того, кто еще только хотел их иметь. Ведь завтра Фрэнк Белый сообщит ребятам об экстренном выпуске "Трибуны" и тогда все сорвется, все пропадет. Какими глазами он, Майк, будет смотреть на редактора, и на его помощника Джо, и на моряка Тома? Со стыда сгорит! Нет, что-то надо придумать. Ребята завтра должны прийти за экстренным выпуском в "Голос", а не в "Трибуну".
Довольно скоро в рыжей голове Бронзы созрел план действий на завтрашний день. Нос уткнулся в подушку. Послышалось легкое похрапывание.
Утром Майк наспех поел, намазал большой кусок хлеба маслом из земляного ореха, прикрыл его другим куском хлеба и, сунув это сооружение в карман, выскочил на улицу. У него сегодня дел по горло. А самое главное - надо подстеречь Белого.
Бронза собирался идти караулить дверь Фрэнка, а Фрэнк тем временем сам караулил дверь Бронзы. Белый очень беспокоился за свои сигареты. Он понимал, что сунуть их в карман Бронзы куда легче, чем выудить обратно, и, поджидая Майка, все готовился к разговору с ним.
Прожевывая на ходу хлеб, Бронза спускался с лестницы. За минуту до того он обнаружил в кармане куртки две пачки сигарет "Кэмел" и очень обрадовался. Он решил, что это Бен ночью в не слишком трезвом виде перекладывал сигареты и вместо своей куртки по ошибке сунул их не туда.
Вернуть сигареты брату Бронза не подумал. Бен обойдется. Вряд ли он даже вспомнит о них. А он, Майк, хотя сам не курит, сумеет найти им отличное применение. Можно, например, удивить ребят - вытащить пачку из кармана и спокойно, будто ничего особенного в этом нет, предложить всем по сигарете. А еще лучше - угостить моряка Тома. Даже просто подарить ему обе пачки. Том для Дика старается вовсю. Ему сигареты подарить стоит.
Увидев Фрэнка у самых своих дверей, Майк забыл о сигаретах, о брате, о моряке. Все это к плану, придуманному им ночью, отношения не имеет, а Белый имеет.
- Фрэнк, - сказал Майк таинственно, - есть дело, только смотри - тихо, не проговорись. Такое дело есть! Ты мне спасибо скажешь. Идем потолкуем.
Майк и Фрэнк пошли по улице и, миновав ворота, которые вели на пустырь, свернули в соседнюю подворотню. Это был корпус все их же дома, здесь был тоже двор. Только мальчики его не любили. Двор был маленький, тесный. Со всех четырех сторон сюда выходили окна квартир. Если не свои, так чужие матери всегда могли видеть, кто что делает, кто с кем водится, кто чем занят. Кроме того, во дворе сушилось белье и играли в куклы девочки... Словом, двор был забракован. Он не шел ни в какое сравнение с пустырем.
Но сегодня Бронза направился именно сюда. И Белый покорно следовал за ним. В конце двора был заброшенный подвал, в конце подвала - помещение с массивной дверью. Говорят, какой-то итальянец собирался некогда устроить здесь винный погреб - хранить вино для продажи. Но с торговлей вином у итальянца не получилось, и помещение с широкими деревянными полками осталось пустовать.
Сюда-то Майк и вел Белого. Он считал, что самым сложным в задуманном им предприятии будет завлечь трусливого и подозрительного Фрэнка во двор, в который мальчики не ходят, в подвал, который никем не посещается. Но Белый почему-то шел и даже вопросов не задавал. Бронза понять не мог, с чего он так расхрабрился.
А храбрость Белого объяснялась просто: он сейчас все связывал со своими сигаретами. Он и таинственный вид Бронзы и его туманные слова о важном деле тоже с этим связал. Фрэнк решил, что хитрый Бронза, увидев вчера, как он, Фрэнк, удирал от полисменов, и найдя у себя в кармане его, Фрэнка, сигареты, обо всем догадался. И вот Бронза, должно быть, хочет поговорить с ним с глазу на глаз, хочет работать сообща. Он к нему в компаньоны набивается. Это неплохо. Бронза - компаньон подходящий, от него польза будет.
Решив, что во всем разобрался, Белый заговорил.
- Знаешь, Бронза, - начал он, когда они спускались в подвал, - я тебе знаешь что скажу? Ты за меня держись, мы с тобой вместе дела будем делать, по пяти долларов в день будем зарабатывать. Я тебя с таким парнем сведу - у него все карманы деньгами набиты! И он нас к настоящему делу приспособит. К этому самому, знаешь?..
Майк ничего не знал, но кивнул головой. Ему важно было, чтобы Белый шел за ним.
А Белый с увлечением продолжал:
- Я и тебя к мистеру Фридголу тоже сведу. Мы вместе к нему ходить будем. Мистер Фридгол мне вчера полдоллара дал за то, что я к нему пришел. И сказал, чтобы я еще приходил, чтобы про все рассказывал. Он меня похвалил за то, что я про экстренный выпуск "Голоса рабочего" рассказал...
- А ты разве рассказал?
- Рассказал,
- И полдоллара за это получил?
- Ага. Мистер Фридгол сразу к начальнику пошел, как услышал про "Голос". А потом пришел и полдоллара дал.
- Слушай, Белый, - сказал вдруг Майк: - полдоллара, конечно, деньги, ну а за дайм ты бы тоже продал товарища?
- За дайм? - Белый не понял, куда гнет Бронза, но вопрос ему не понравился. Что-то Бронза задается. Набивается в компаньоны, а задается. В конце концов, он, Фрэнк, в их деле главный. Он достал сигареты с тремя крестами, он знает парня, у которого еще можно брать... А Бронза чего-то важничает, глупые вопросы задает. На такой вопрос и обидеться можно. Надо Бронзу поставить на место.
Белый сидел на полке в подвальном помещении, которое неизвестный итальянец оборудовал для винного погреба. Бронза стоял у дверей. Дверь была массивная, толстая, обитая железными листами.
- Но-но, Бронза, ты не очень задавайся, - сказал Белый, поднимаясь с полки. - Если хочешь о деле говорить - говори. Я про дело говорить согласен. И работать вместе согласен. А задаваться нечего. А то выкладывай сигареты и катись.
Фразу о сигаретах и о том, что Майк при желании может катиться, Белый произнес, обращаясь уже не к Бронзе, а к тому месту, где Бронза только что стоял. Майка не было. Он оказался по ту сторону двери. Он стоял с той стороны и что-то делал с засовом. Белый услышал, как массивный, давно не сдвигавшийся с места засов завизжал в петлях. Похоже было, что Бронза запер дверь. Странно, зачем? Белый толкнулся к выходу - так и есть, дверь заперта.
Фрэнк все еще ничего не понимал.
- Эй, Бронза, ты что? - растерянно окликнул он Майка.
- Ничего, - отозвался Майк. - Все будет в порядке, не беспокойся. Посиди, а к вечеру я тебя выпущу. Слышишь, Белый, к вечеру открою.
- Как это - посиди? Как это - к вечеру? Ты что, сдурел, что ли?
- Посиди, посиди, - повторил Майк. - Это для дела нужно.
- Для какого там дела?.. - вне себя заорал Белый. - Смотри, Бронза, не валяй дурака! Смотри, плохо будет!
Майк не ответил. Слышно было, как он возится с засовом, стараясь задвинуть его подальше в гнездо.
Белому стало не по себе. Неужели этот рыжий черт собрался оставить его здесь? Что он, с ума сошел? Может быть, попробовать уговорить его?
- Майк, а Майк! - начал Белый жалобным и льстивым голосом. - Слышишь, Майк? Ладно уж тебе: пошутил и будет. Давай, Майк, заходи. Давай поговорим. Мы знаешь сколько с тобой денег заработаем? По пяти долларов в день будем зарабатывать... Слышишь, Бронза?
- К вечеру, к вечеру, Белый, сейчас не до разговоров, - ответил Майк.
Мысль о том, что коротышка Бронза, как младенца, обвел его вокруг пальца, взбесила Белого. Он стал ругаться. Ругался долго и умело. Майк слушал. Лицо его выражало полное удовлетворение. Когда ругают тебя потому, что ты оказался сильнее, потому, что больше с тобой ничего нельзя сделать, - это даже приятно.
Наконец Белый выдохся. Майк подождал еще немного. Убедившись, что ничего интересного больше не дождаться, он сказал:
- Ну, до свиданья, Белый, до вечера! - и пошел к выходу.
Фрэнк услышал его удаляющиеся шаги. - Постой, Бронза, вернись! - крикнул он. - Я не могу здесь оставаться до вечера! Мистер Фридгол велел пораньше прийти! Я еще ребятам насчет "Трибуны" ничего не передал!..
Бронза остановился:
- Ты не передал, я передам. Ребята куда нужно, туда придут. А ты отдыхай. Можешь даже выспаться на полке.
- "Выспаться, выспаться..." Подлец ты, Бронза, вот что я тебе скажу! Я еще не ел с утра...
- Не ел? - Бронза вернулся, просунул в отдушину над дверью два больших, сложенных вместе куска хлеба с маслом из земляного ореха. - На, черт с тобой, знай мою доброту!
Фрэнк поймал брошенный через отдушину хлеб.
- Я тебе это попомню, Бронза, я с тобой еще посчитаюсь! - крикнул он. - И сигареты отдай, черт!.. С сигаретами почему уходишь?
Но Майк не слышал ни угроз Белого, ни его напоминания о сигаретах. Он уже выходил из подвала во двор. Он спешил: надо повидать ребят, надо узнать, все ли придут сегодня, как уговорились; надо проверить, не дошел ли до них слух об экстренном выпуске "Трибуны".
Майк очень опасался этого. Если бы его опасения оправдались, он просто не знал бы, что делать: не сажать же опять кого-то под замок? Но, к счастью, обошлось. Все ребята, какие были на пустыре, занимались своими делами, о "Трибуне" никто не вспоминал
Глава двадцатая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25