Причем не откладывая дело в долгий ящик.Бретт прервал эти размышления, бесцеремонно ткнув Рида в бок прикладом ружья.– Эй, я спрашиваю, куда это ты так торопишься?– А? – очнулся тот и с изумлением увидел, что мулы несутся галопом, в знак протеста прижав к спинам длинные уши. Рид поспешно перевел бедолаг на легкую рысь – не дай бог, фургон опрокинется. Дорога при такой погоде и без того достаточно опасна, хотя колеса фургонов, довольно часто проезжающих по тракту, все время перемалывают ледяную корку в безобидное крошево.Примерно около полудня Рид нагнал пассажирский дилижанс, и они некоторое время ехали вместе. Стемнело, и впереди показалась станция, сулившая всем недолгий отдых. Рид оставил своего спутника распрягать мулов, а сам направился в дом, чтобы выпить горячего кофе. Будь сейчас на месте Бретта старина Чим, они разбили бы лагерь, но сейчас Рид не видел в этом необходимости. Спать они с мальчишкой могут и под фургоном, а ужин купят на станции. Войдя в тесное бревенчатое строеньице, Рид подождал, пока не обслужат пассажиров дилижанса. Среди них оказалась женщина, и он никак не мог оторвать от нее глаз.Вид у нее был измученный, ясно, что ей пришлось нелегко. Рид мог только гадать, что занесло ее в этот негостеприимный край. Скорее всего, годам к сорока она окончательно подорвет себе здоровье и умрет, не выдержав тягот сурового и скудного существования. Каково-то приходится Тресси и малышу? Рид надеялся, что она не осталась без работы и крова.Во время скудного ужина Бретт больше помалкивал, потом так же молча расстелил на стылой земле холст и одеяла. В горах такая молчаливость была обычной, и в тишине чересчур легко приходили непрошеные мысли.Что, если Тресси пришлось поступиться слишком многим, чтобы не умереть с голоду? Закрыв глаза, Рид никак не мог прогнать мучительные видения – чужие, грубые руки терзают и мнут ее нежную, сладкую плоть… Господи, как же он мог поступить так бесчувственно? Почему не остался с ней, не уберег, не защитил от беды?Вконец измученный этими мыслями, он долго ворочался без сна. Бретт, дремавший рядом, что-то бормотал и норовил придвинуться ближе, чтобы не растерять драгоценное тепло. Когда наконец Рид забылся нелегким сном, ему приснилась Тресси, но всякий раз, когда он протягивал к ней руки, она уплывала прочь, насмешливо хохоча, и смех этот отзывался в ушах болезненным эхом. Рид проснулся, дрожа от холода. Угрызения совести не оставляли его.Возницы решили ехать вместе и дальше – дилижанс впереди, за ним фургон, – пока не доберутся до фактории на Пороховой реке. Так, по крайней мере, им легче будет отбиться в случае нападения.Доехав до гор Бигхорн, путешественники обнаружили, что тракт замело снегом, причем сугробы были коням под брюхо. Вскоре дилижанс застрял намертво. Рид остановил мулов и спрыгнул в снег. Еще раньше он повязал поверх шляпы шерстяной шарф и надел пальто из бизоньей шкуры – мороз крепчал не на шутку. Пробираясь по сугробам к дилижансу, Рид и сам чувствовал себя большим неуклюжим бизоном.Либерти Макории, известный сквернослов, но опытный возница, с которым Рид встречался и раньше, тоже выбрался на снег и, хмурясь, озирался по сторонам. Холщовые занавеси на окнах дилижанса были плотно задернуты, но в ту минуту, когда Рид проходил мимо, на одном окне приподнялся краешек, и влажно блеснули глаза женщины. В них застыл такой неприкрытый страх, что у Рида перехватило дыхание. Он даже не знал, одна ли отправилась женщина в это путешествие или у нее есть спутник, но сочувствовал ей всей душой. В их положении и дюжий мужчина пал бы духом – каково же этой бедняжке? А каково было Тресси, когда он помахал ей рукой на прощанье и ушел? Рид обернулся, чтобы сказать женщине хоть пару утешительных слов, но она уже опустила занавеску. Тут распахнулась дверца дилижанса, и на снег по крутой лесенке спустились трое мужчин. Постояв по колено в рыхлом снегу, они принялись вслух рассуждать, как теперь быть. Либерти задумчиво поскреб бороду: – Эх, кабы не было с нами той дамочки, велел бы я прямо тут и устроиться на ночевку, да вот в чем загвоздка – станция-то недалеко, от силы пару миль. Ей-богу, я бы не прочь засветло доставить туда нашу красотку. – Он искоса глянул в белесое небо. – И чуют мои старые кости, что не миновать нам нынче ночью доброго снегопада. Того и гляди застрянем здесь до весны. Пешком двинуться, что ли?Рид разглядывал снежное поле, бесследно скрывшее наезженную дорогу. Насколько он помнил, впереди дорога круто сворачивала, огибая скальную гряду, а затем извивалась вдоль подветренного склона горы. В том месте ветер наверняка смел с нее весь снег.– Идет, Либерти, – сказал он наконец. – Только бы пройти поворот, а за ним должно быть уже полегче. Сделаем так – я распрягу мулов и погоню вперед. Эти длинноухие сукины сыны, стоит им освободиться от груза, горы готовы свернуть. Мы протопчем тропу в снегу, а потом вернемся обратно, и тогда уж протащим до станции фургон и дилижанс. Все-таки доведем твоих пассажиров до станции пешком, чтобы они хоть ночь провели под крышей.Все согласились на это, и Либерти со смешком добавил, что уж если шестерке полудохлых мулов не удастся протоптать тропу, он, так и быть, распряжет своих лошадок. Не мешкая, распрягли мулов, и Рид погнал их вперед, через сугробы. Бретта он оставил с фургоном, присматривать за грузом, хотя в такую погоду вряд ли кто на него польстится – разве что пума или медведь, да и они предпочитают действовать в глубоких сумерках.Из головы у Рида не выходила женщина из дилижанса. Одно ее присутствие неизменно возвращало его к мыслям о Тресси Мэджорс. Господи, и почему только, едва он наконец отыскал женщину, о которой мечтал всю жизнь, начались сплошные невзгоды? Нелегкая штука – жизнь. Стоило Риду лишь подумать о Тресси, как его даже в этакую стужу охватывал нестерпимый жар. Жизнь здесь такова, что мужчине просто не обойтись без женщины, которая разделит с ним постель, обнимет и приласкает, утолит голод плоти. Господи, как же он истосковался по Тресси.Между тем шестерка мулов, упрямо продираясь через сугробы, обогнула скальную гряду, и впереди оказалась подмороженная, дочиста вылизанная ветром земля. Все было так, как предсказывал Рид. Возликовав, он во все горло завопил: «Тпру, чертовы дети, тпру!» – и развернул мулов в обратный путь.Черт подери, он таки оказался прав! За скалой ветер смел с дороги весь снег, и теперь она гладенькая, словно опоссум без шкурки. К тому же Рид в безветренном воздухе успел разглядеть далеко впереди, за деревьями длинную струйку дыма. Станция действительно совсем недалеко!Мороз крепчал, а потому было решено, что все, без исключения, будут ночевать в доме на станции. Коней и мулов накормили и привязали под навесом – этим занимались Рид, Либерти и Бретт. Снежная буря, которую предрекал опытный Либерти, вначале шумно ворчала и перекатывалась вдалеке, в горах, но вдруг обрушилась на них с такой яростью, которую и представить себе не могли жители долин.Собравшись в тесной бревенчатой хижине, женщина и девятеро мужчин сгрудились у огня, подальше от покрытых инеем стен. Снаружи выл и бесновался ветер, вновь и вновь с нечеловеческой силой ударяясь о хижину. Путники между тем пытались уснуть сидя, прижавшись друг к другу, чтобы согреться. Было настолько тесно, что и лечь-то негде. Проснувшись с рассветом, они обнаружили, что погребены под снегом. Метель занесла хижину по самую крышу, и почти до полудня им пришлось пробивать дорогу к навесу, чтобы накормить животных.Нескладный юнец Бретт добровольно взял на себя заботу о единственной среди них женщине, трогательно было смотреть, как он отгородил одеялом укромный уголок, а затем торчал у одеяла, словно часовой.Во второй половине дня буря наконец унялась, и уже на закате девственная белизна снега вдруг заполыхала золотым пламенем заходящего солнца. Рид, который ходил задать корму животным, остановился в прорытом ходе, где сугробы доходили ему до плеч, и с благоговейным восторгом любовался этим зрелищем. В жизни он не видывал ничего прекрасней заснеженных гор, на которых играл ослепительно алый, золотой и розовый свет заката. При виде этой девственной красоты у него захватило дух и на глаза навернулись непрошеные слезы.Боже милостивый, неужели он никогда не найдет себе кров и пристанище?Индейцы появились на следующий день, ближе к вечеру. Впереди ехал один всадник, остальные чуть поотстали. Одинокий воин, чей конь храбро продирался через высокие рыхлые сугробы, исхудал до костей. Рид вышел вперед, держа ружье на виду, но стрелять не спешил. Рано. Небольшой отряд, судя по всему, страдал от голода. Если никому не взбредет в голову затеять свару, они уйдут, получив еду.Гордый воин сиу ловко спешился, хладнокровно спрыгнув в глубокий снег. На нем был плащ из шкуры бизона, на ногах – сапоги из оленьей кожи. Коснувшись рукой груди, он сообщил Риду свое имя – Охотящийся Орел.В ответ Рид прижал ладонь к груди и, впервые за почти пятнадцать лет, произнес свое имя на языке сиу, сам поразившись тому, что сумел это сделать. Ему-то казалось, что он давно позабыл, как на языке сиу звучит Бегущий Волк, но слова, чистые и ясные, сами слетели с его губ.С видимым удовольствием воин сиу продолжал:– Мы ищем еду. Нас позвал дым. – Индеец потрогал пальцем кончик носа и выразительно втянул воздух.Рид кивнул:– У нас мало еды, но мы поделимся с вами. Нас много. – Он указал на хижину.Индеец мгновенно уловил тонкий намек и быстро оглянулся. Так быстро, как это делает орел, осматривая местность. Между статных сосен, там, где снег сдуло ветром, ожидали еще восемь всадников. Риду показалось, что он заметил дуло ружья, но сказать с уверенностью ничего не мог – индейцы были слишком далеко.Он поднял руку:– Подожди немного. Я соберу еду.Отступив к хижине, Рид нырнул внутрь и поспешно захлопнул за собой дверь.– Что им нужно? – спросил Либерти.– Еда. Похоже, они голодают. – Рид покачал головой. – Не знаю, что и делать. Если мы поделимся с ними, они могут уйти прочь, а могут и напасть, чтобы отнять все. Но если мы им откажем, они точно убьют нас и заберут припасы. Впрочем, не мне решать. Лично я голосую за то, чтобы поделиться с беднягами едой. Готов поклясться, что они куда голоднее нас.Двое мужчин – пассажиры дилижанса – поддержали его, но двое других, по виду сущие бандиты, высказались против.– Черт возьми, – заявил один из них, – да пристрелить сукиных сынов, и все тут! Ружей у нас достаточно. С какой стати мы будем кормить распроклятых дикарей?Второй согласно кивнул и неприязненно уставился на Рида:– И где это ты, кстати, научился лопотать по-ихнему? Я так считаю, в этом деле полукровка нам не указ!Либерти, человек тихий, но вспыльчивый, мгновенно вскинул свой заслуженный «спрингфилд»:– Заткнись, ублюдок! Негоже нам ссориться друг с другом. Все мы здесь имеем равные права, а кто не согласен – пускай потолкует с моим карабином. Парень знает, что говорит. Если мы их накормим, у нас есть шанс уцелеть, если нет – погибнем наверняка. Они просто дождутся темноты и выкурят нас огнем, точно крыс. Не дураки же они – бросаться в открытую на ружья!Женщина сдавленно вскрикнула, и Бретт успокаивающе похлопал ее по руке.– С нами дама, – сказал он, – и прежде всего мы должны заботиться о ее безопасности.Один из забияк грубо захохотал:– Не волнуйся, парень, уж мы-то сумеем о ней позаботиться!Бретт бросился на обидчика, но тот легко отмахнулся от него, точно от надоедливой мухи. Мальчик упал на пол, и женщина заботливо склонилась над ним.– Что проку затевать свары? – вмешался Рид. – Индейцы не станут долго ждать ответа. Дадим мы им еду или нет?Мужчина, сбивший с ног Бретта, метнулся к двери с таким звериным проворством, что, сколько Рид ни ломал потом над этим голову, он так и не смог придумать, как можно было тогда остановить безумца. Распахнув настежь дверь, этот лихой вояка вскинул ружье и в упор выпалил в индейца.Рид бросился на погубившего их идиота, но поздно – непоправимое уже случилось. У индейцев и вправду было ружье. Грянул выстрел, и пуля чиркнула по стене над самыми головами дерущихся. Им ничего не оставалось, как укрыться в хижине.Индейцы напали тем же вечером, терпеливо дождавшись, пока на снег лягут длинные лилово-синие тени.Рид как раз отошел задать корм животным, когда услышал шум схватки. Все произошло очень быстро. Несколько индейцев забрались в хижину через крышу, и, едва они оказались внутри, в считанные минуты все было кончено. Рид услышал выстрелы, потом страшно закричала женщина – и крик оборвался.Ружье было при нем, и, когда индейцы направились к лошадям, он успел подстрелить двоих воинов, а потом остальные скопом набросились на него.Рид так никогда и не узнал, почему индейцы оставили его в живых. Он очнулся, наполовину закоченев от холода, и вначале решил, что ослеп, потому что вокруг было темно, как в преисподней.Он попытался встать и лишь тогда обнаружил, что засыпан с головой. Онемевшими от холода руками Рид принялся лихорадочно разгребать снег, и тогда ему почудилось, что над ним склоняется Тресси. Видение было четким, как наяву: она коснулась ладонью его щеки, и в зеленых глазах сияла безмерная страсть. Запах ее кожи омывал Рида, рождая в нем знакомый и непостижимый жар.Он отряхнулся и вскочил, шатаясь, шагнул к Тресси, неловко протягивая руки… и едва не зарыдал, когда она исчезла бесследно.Потом его пробрал озноб, и тут Риду стало ясно, что он только что едва не замерз до смерти. Крепко обхватив себя руками, он подумал, что единственное спасение – хижина. Что бы там ни пришлось увидеть, он должен укрыться в ней – иначе смерть. Издалека донесся волчий вой, и от этого звука Рида снова бросило в дрожь.Он вглядывался в залитый звездным светом холодный мир. Индейцы увели всех животных; мулов они, вероятно, съедят. Рид побрел к станции, хватаясь рукой за снежную стенку хода. С каждым шагом ужас все сильнее охватывал его, но выбора не было.В хижине пахло смертью, пахло едко и жарко, хотя здесь стоял такой же холод, как снаружи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41