... от экипажей, что ребят возят. - Он снова помолчал. Не стал развивать дальше эту тему. - Ты уже совсем вернулся? - Наверное. - Я неопределенно пожал плечами. Не стоило расстраивать старика, посвящая в свои невеселые дела. - Почему в звании не повысили? - Не заслужил, наверно. Начальству виднее. Да мне и так хватает. Привык уже к части, к людям. - Тяжело после самолетов на вертушках? - Дело привычное. Один черт - летательные аппараты. - Сам-то часто... летаешь? - Нет батя, наше дело наземное, железки, накладные туда-сюда перекладывать, технарей гонять. Хотелось бы выбраться на задание, да не пускают. По должности, говорят, уже не положено. - Ты женись. ... Пора. - Кандидатуры подходящей нет. - Смотри, ведь далеко не мальчик. - Молодой, ешо, успеется! - Женись! - отчим закрыл глаза, словно прислушиваясь к тому, что незримо происходило в подло предавшем его теле. - Езжай домой... Возьми в папке на моем столе документы... Оформил на тебя... машину, ... гараж. Кватира ... выплачена полностью, ты... прописан, ... на тебя переоформлена... Друзья помогли... напоследок. - Батя, прекрати говорить такое. Ты выберешься. Сейчас видишь как врачи забегали? Они тебя быстро на ноги поставят. Правда Василий Александрович? Обратился за поддержкой к новому знакомому. - Конечно, правда. Ваша задача теперь - помогать лекарствам, бороться за скорейшее выздоровление и возвращение к нормальному образу жизни. Отец усмехнулся краешком рта. Прикрыл веки. Из уголка глаза выкатилась одинокая мутная слезинка. Протекла неспешно по небритой, морщинистой щеке и расплылась темным пятнышком на белоснежном полотне подушки. - Иди сынок... Устал я ... Посплю... Ты отдохни с дороги.... Поешь... Приезжай потом, попозже... Я... подожду. Вместе с Василием Александровичем мы покинули палату. В коридоре меня перехватил толстый эскулап и попросил на пару слов в кабинет. - Понимаете, товарищ майор, Вашему уважаемому отцу необходим специальный режим диеты. Мы ему конечно можем обеспечить, сварим, перетрем, но... продукты у нас... казенные, понимаете? А хорошо бы свеженькие, с базарчика. Я так понял, что Вы не местный, приезжий. Тут одна нянечка очень хорошо готовит для больных... - Все понял. - Я достал пачку отпускных, отделил пару сторублевок и подал врачу. - Хватит, пока? - Конечно, конечно, все в порядке. Сейчас же о всем договорюсь. Да, гм, не знаю как и сказать... - Скажите, я пойму. - Понимаете, мы даем Вашему отцу все необходимые препараты. Советского, так сказать, производства. Но есть зарубежные... аналоги. Они, не в обиду отечественной фармакологии сказано, в несколько раз эффективнее, но и дороже... - Сколько нужно заплатить? - Это правда, что Вы из Афганистана? - Правда. - Говорят... там платят чеками... - Сколько чеками? Он с придыханием назвал сумму. - Возьмите, делайте все, что нужно. Потребуются еще деньги, скажите. Лицо врача налилось краской и покрылось капельками пота, торопливо, не попадая в карман, комкая запихнул в халат полученное. - У меня есть хороший коньячишко. Не составите компнию? - Извините. Устал. Прямо с самолета. Да и тороплюсь. Как нибудь в другой раз. Спасибо. - Вам спасибо. Не волнуйтесь. Все будет в лучшем виде. До свидания. - Он всё же пошарил в столе и вытянул бутылку, но я уже закрыл за собой дверь кабинета, отсекая от себя толстяка, запах его пота, все происшедшее. Черт с ним, пусть хоть подавится, только лечит как следует. Василий Александрович окинул меня понимающим взглядом, приобнял за плечо и повел к себе. - Коньяк будешь, майор? - он наклонился, отворил дверку тумбы стола и достал початую бутылку молдавского пятизвездочного коньяка. - По чуть-чуть? - Спасибо. - Спасибо - Да, или спасибо - Нет? - С Вами, конечно - Да. Хотя за несколько прошедших часов я уже достаточно раз ответил Нет различным типам на аналогичное предложение. Но Вы - другой человек. И другие обстоятельства. Ничего, что за рулем? - Пятьдесят граммов, - усмехнулся, - допускаются даже в Америке. Предлагаю перейти на ты. За твоего отца. - Принято. Легонько, без лишнего звона, сдвинули медицинские, толстого зеленоватого стекла стаканчики и выпили обжегшую гортань мягким ароматным огнем янтарную жидкость. - Домой? - Домой. Жигули неспешно ехали по вечернему городу, и Вася последними словами крыл местных эскулапов из кардиологии, толстого прохиндея, косность, тупость, серость. Объяснял глупости, допущенные в начале лечения, клял наше российское безразличие, безобразное отношение к больным и к людям вообще. - Новейшие, красивые корпуса, хорошая аппаратура. Много современных, купленных за валюту приборов. А в гинекологии, пришлось столкнуться с сиим фактом, одно единственное смотровое зеркало. Вот им всех баб по очереди и смотрят. Как дезинфицируют? Один бог ведает. Говорю - перезаражаете ведь. Отвечают - авось пронесет. У нас практически одно нормальное отделение. Хирургия. Почему мы можем по-человечески работать, а они нет? - Я работал в Мали, в тамошних госпиталях. Вместе работали русские врачи и французы. Раньше Мали была их колонией. Младший медперсонал весь местный. Госпиталь старенький. Но чистота! Отношение к больным! Попробуй медсестра сделать что-то не так. Мгновенно вылетит с работы. Лекарства, все что положено, все, что врачом прописано, минута в минуту. А их отношение к учебе... - На сегодняшний день в нашем институте студенты, в большинстве своем, деточки непростых родителей. Позвоночники - по звонкам сверху принятые. По честному конкурсу, хорошо если пять - десять процентов поступает. Но даже не это столь важно. Если ты уже поступил, решил стать врачем, занял чье-то место - то учись. Тем более, что условия у большинства для учебы прекрасные. На самом деле... - он тяжело безнадежно вздохнул. - Вот характерный пример. Веду практические занятия. В группе несколько студентов иностранцев, из того-же богом забытого угла Африки, остальные - наши золотые мальчики и девочки. В первых рядах - черные, потом наши ребята и замыкают - девушки. Изучаем манипуляции, например инъекции. Предлагаю повторить на больном самостоятельно, девушки хихикают и жмутся по углам, мальчики наши выражают полное безразличие. Изредка кто-то соизволит взять инструмент в руки, как будто мне, их преподавателю, и больному делает величайшее одолжение. - Иностранцы, наоборот, аж дрожат, - Дайте мне, профессор, дайте мне. Делать стараются аккуратно, не причиняя боли пациенту, и состродание в глазах, и переживают страшно если, что-то не так. Снова просят доверить, повторить. В научном обществе работают, не стесняются переспрашивать, задавать вопросы. Честно отрабатывают затраченные на них деньги. На практику стараются попасть туда, где дают самостоятельно поработать... А наши - все с точностью наоборот. В администрацию, в санитарные врачи, где пожирнее кусок да полегче работа. Одно расстройство. Что станет с нашей медициной через несколько лет, когда нынешнее поколение студентов войдет в силу? Ответ прост - лечиться не у кого будет. Мы когда поступали жили медициной, являлись фанатиками науки, добродетели.... - Вы, Вася не отчаивайтесь, в Афганистане я видел много хороших, честных врачей, медсестер, санитаров. Наверняка эти люди составят костяк будущей медицины. - Естественно, золотую молодежь на войну калачом от маменек и папенек не загонишь. Вся надежда на оставшиеся десять процентов. Часть из них - ребята прошедшие армию. Жаль только базовые знания у многих слабоваты. Но есть среди них упрямые - зубами грызут, плачут, ночи не спят, наизусть страницы заучивают. Эти будут крепкими врачами. Пусть не талантливыми, но крепкими, если не пропадут в глубинке, не превратятся в чеховских Ионычей... В городах их вряд ли оставят. Здесь ОРЗ на больничных за пятерочки и свои кадры могут выводить. Василий говорил о наболевшем искренне, с такой грустью, такой непередаваемой тоской... - Вот перед глазами стоит одна чудесная девушка. Светленькая, с длинными косами, скуластенькая. Мне ее на днях один общий знакомый показал в коридоре, в перерыве между лекциями. Рассказал ее историю. Послушайте, очень поучительна хотя и нетипична. В школе девочка была победительницей всех олимпиад, золотая головушка. Мать растила ее одна, без отца. Погиб ли, ушел, не буду врать, не знаю. Готовясь к экзаменам по физике девчушка прорешала все задачки из сборника для поступающих, да еще изучила институтский учебник. То же - по биологии. За русский и химию не боялась абсолютно. На экзаменах ее мурыжили на каждом предмете дольше всех. Завалить не могли, но ставили - четверки. Разница - вроде бы маленькая, четверка тоже хорошая оценка. Но одного несчастного балла недобрала. Пошла в приёмную комиссию доказывать свою правоту. Бороться. Но это же бесполезно. - Нашлась одна добрая душа. Подсказал, мол пойди на год поработать в институте лаборантом, глядишь к тебе попривыкнут преподаватели, вроде как своя станешь, да и рабочий стаж появится. Девочка в тот же день подала заявление. Лаборантов всегда некомплект, ее приняли. Начала работать. Проработала год, мыла пробирки, ухаживала за подопытными животными, хорошо себя зарекомендовала. И училась на подготовительных курсах. На вступительных экзаменах - все повторилось, не добрала одного балла. Ведь каждое место денег стоит! И больших. Она в слезах - Как же так? Вы же говорили... Добрый малый ее по плечику погладил, по спинке, по волосикам - Будешь хорошей девочкой - поступишь!. Все правильно поняла. Поступила. Отличница. Умница. А след в душе остался... Незаметный такой надлом, шрамик... В каком виде он выползет наружу? Где? Когда? - Он опечаленно замолк. Поддерживая затухающий разговор я попытался сменить тему. - Вы работали в Мали с переводчиком? - С переводчиком, мой друг, это не работа. Перед командировкой полгода с женой учили дни и ночи напролет французкий язык с великолепным преподавателем университета. Кстати - французом, интереснейшим человеком, очень наблюдательным, остроумным... - За время работы в Мали накопилась масса впечатлений, стольких новых людей узнал, что хочется написать книгу. Сейчас строю дачу, восемьдесят километров от Харькова, несколько далековато, да и дело идет медленно. То нет материалов, то людей, то крана, то грузовика. Сплошная нервотрепка. Все-же надеюсь достроить. Поставлю письменный стол в мансандре, под крышей, открою настежь окно в сад и засяду писать книгу. Это моя мечта. Мы поставили жигуленка в бетонный бокс многоэтажного гаражного кооператива врытого в склон пересекающего жилой массив оврага. Трамвая ждать не стали. Неторопливо пошли пешком к нашему общему дому. В тот вечер Василий стал первым человеком кому рассказал, пусть коротко, опуская многие детали свою историю о том как с небес свалился в афганские горы. Верилось, что мой новый друг не болтун и сохранит все рассказанное в душе. - Все одно к одному. - Он медленно развел руками. - И не ведают они, что творят. Вы знаете, некоторые знакомые уехали, другие собираются уехать из страны. В слух об этом не говорят, естественно. Вот даже преподаватель французкого, о котором рассказывал, подумывает с женой уезжать в Бельгию, на родину отца. А ведь мать у него здешняя, немцы в полон угнали. В плену со своим французом и познакомилась. В шестидесятых уговорила вернуться с ней на Родину. Сын уже большой мальчик был. Все бросили, поехали. Теперь он сам женат. Жена - тоже харьковчанка, двое детей. Понимаешь, единственный преподаватель - носитель настоящего живого языка, так ему не дают даже ставки! Поль конечно зарабатывает, и неплохо, частными уроками, вот мою девочку учит, но все это не то. Ведь человеку хочется престижа, уважения. Он действительно прекрасный филолог, чудный преподаватель, профессиональный переводчик. ... Обижают у нас людей. В результате они срываются с насиженных, родных мест, тянутся в дальние края. Меня обдало жаром. Вероника! Ведь подобное произошло с ней. Сначала горькая, кровная обида. Унижение. Отъезд. Так Василий стал первым человеком которому поведал о Веронике. - Да, невеселая повесть о любви. И, тоже, как итог - отъезд из страны. К сожалению - закономерный. У тебя, тут Вероника совершенно права, нет выбора. Уж кого-кого, а офицера из страны никто не выпустит. Сломал бы ей в очередной раз судьбу, а себе еще и карьеру. Полагаю, правда, ты ее так и так сломал своим нездоровым любопытсвом к некоторым моментам собственной биографии. - Знаешь, .... у меня ведь тоже имелся выбор. Французкие врачи, работавшие с нами в Мали страшно удивлялись, почему такие отличные специалисты как мы с женой, согласны трудиться с утра до ночи за мизерную, по их понятиям, зарплату. Не знали сколько даже из этой зарплаты перепадало родному государству! Во Франции, говорили нам, вам обеспечена хорошая практика в госпиталях, свой частный кабинет или даже собственная клиника. - Клинику, не клинику но специалист нашего класса мог получать очень приличную оплату, позволяющую завести свой дом, машины... А главное возможность путешествовать по всему миру. Мне намекали, что могу рассчитвать на их помощь. Но!... Но... А главное в Харькове оставались дети. Хорошо, что за ними приглядывали наши родственники, знакомые. Но ведь этого мало. Детям нужны родители. Теперь, что жалеть! Жизнь - прекрасна. Работа есть. Дом - я строю! Правда маленький и далеко от города. Машина... Жигули. Гараж - кооперативный, зато в пределах досягаемости. Жизнь продолжается и она удивительна! Так дошли беседуя к его подъезду, покурили и Вася решил проводить меня. Постояли у моего парадного, снова покурили. Расставаться не хотелось. Впервые я нашел человека с которым можно свободно говорить о многих тревоживших мою душу вещах. Друга. Записали в блокноты адреса и номера телефонов. На прощание Василий дал свою, редкую в те времена визитную карточку. Договорились, что утром встретимся возле подъезда и вместе поедем в больницу. На том и распрощались. Мои ноги гудели после тяжелого, насыщенного событиями дня когда после долгого перерыва вновь поднимался по знакомой лестнице на второй этаж. Забрал накопившиеся в почтовом ящике газеты, журналы и конверты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45