- Хорошо, Ружена, - тихо произнес в трубку. - Встретимся возле входа.
Услышал какой-то короткий плотный звук, и ему показалось, что жена в ответ поцеловала воздух у самой трубки. Хотя на душе потеплело от этой мысли, Дмитрий Иванович нахмурился: никак не мог привыкнуть к такому экзальтированному проявлению чувств.
...Полтора часа, которые провели в кинотеатре, не принесли радости ни ему, ни Ружене. Фильм был лирический, овеянный теплым, чуть минорным юмором, - смотрели уже виденную ранее ленту "Мимино". Дмитрий Иванович сидел мрачный, сопел, вздыхал, ворочался в кресле. Ружена чувствовала малейшее его движение и ругала себя, что оторвала мужа от дел, которыми он и здесь терзается. Где-то в середине картины, когда подполковник особенно громко вздохнул, так, что зрители из переднего ряда оглянулись, она предложила уйти. Однако Дмитрий Иванович нашел в темноте ее руку, погладил и решительно прошептал:
- Ни в коем случае! Досмотрим.
Сидевшие впереди зрители снова оглянулись.
- Нас сейчас выведут как хулиганов, - растроганная нежностью мужа, улыбнулась в темноте Ружена. - Сиди тихонько.
Сжатые со всех сторон людьми, они вышли из кинотеатра. После душного помещения ночной воздух парка показался особенно свежим и душистым. Кинотеатр стоял на крутом днепровском берегу - от реки веял ласковый ветерок. Ружена и Коваль медленно шли вдоль невысокой ограды. Внизу гирляндой огоньков обозначился пешеходный мост на Труханов остров. Слабо освещенный этими огоньками, он ажурно висел в воздухе. Над полосой черной воды дрожали звезды, казавшиеся отсюда очень близкими.
- Прости, Руженка, - сказал Дмитрий Иванович. - Я не могу далеко тебя проводить. Посажу в троллейбус, а дальше сама доберешься. Надеюсь, ты не будешь бояться?
Ружена сникла. Она была готова к тому, что муж оставит ее сразу после сеанса, но ей так хотелось хоть немного побыть еще с ним. На ее долю теперь редко выпадали минуты, когда они оставались вдвоем. Наигранно бодро ответила:
- Бояться?! Ты забываешь, Дима, что я геолог. Пока, правда, мне не приходилось встречаться с медведем, но в глухой тайге я отмерила своими ногами не один десяток километров. К тому же у меня спортивный разряд. Ты забыл об этом?
- По плаванию, - улыбнулся Коваль. - Ну, ладно. Идем побыстрее.
Парк пустел. Толпа из кинотеатра потянулась к главной аллее, где был спуск на городскую площадь, и вскоре рассеялась, растворилась в темноте, шум голосов слился со слабым гулом отходящего ко сну города.
По склонам холмов бежали узкие извилистые аллейки к Днепру. Они тонули в темноте; только проходя мимо, можно было заметить среди кустов зияющую черноту прохода.
Вдруг Коваль остановился. Впереди в черном провале боковой аллейки обозначился чей-то высокий силуэт. Далекий фонарь вырисовывал фигуру худощавого молодого человека. Подполковник наметанным глазом определил, что на мужчине курточка спортивного покроя. Что-то в поведении одинокого гуляки насторожило его. Ориентировку на преступника он хорошо помнил: высокий, худощавый, ходит, несмотря на теплую погоду, в спортивной куртке, слегка сутулится.
Человек в курточке стал оглядываться. Коваль увлек Ружену за толстое дерево, и незнакомец не заметил их. Он вышел на главную аллею и медленно двинулся по ней.
- Ты чего? - спросила Ружена.
- Кажется, он, - тихо произнес Коваль.
Ружена сразу все поняла.
Человек в курточке приближался к ним.
- Ты оставайся здесь, а я пройдусь за ним. Если через несколько минут не вернусь, иди вниз к площади и езжай домой.
- Нет, - произнесла Ружена и схватила мужа за руку.
- Если он попробует напасть на какую-нибудь женщину, я его возьму на месте преступления.
- Нет, - твердо повторила Ружена, - ты оставайся, а я выйду вперед.
Вся эта перепалка заняла несколько секунд, и не успел Коваль возразить, как жена вышла из-за дерева и неторопливо, будто прогуливаясь, пошла впереди мужчины в курточке. Пройдя немного, Ружена свернула в боковую аллейку.
Заметив стройную женщину, прогуливающуюся в одиночестве, незнакомец ускорил шаги - он быстро догонял Ружену. Оглянувшись и никого не увидев, нырнул следом за ней в боковую аллейку.
Дмитрий Иванович тихо пробирался среди кустов. Двигаясь параллельно аллейке, на которой еле угадывался силуэт жены, он готов был в любой момент броситься ей на помощь.
Мужчина в курточке догнал Ружену - она не оглядывалась, словно ее не беспокоило, что в темной аллее кто-то торопливо идет следом за ней. Когда ее спрашивали потом, что она в это время думала, что чувствовала, не могла вспомнить. Шла, будто охваченная огнем, горя желанием во что бы то ни стало победить врага, и страх исчез в том отчаянном огне. Преступник, так же разгоряченный преследованием жертвы, не слышал за собой погони. Он приблизился к Ружене, поднял над головой молоток. Коваль, выскочив из-за куста, перехватил его руку и резким движением заломил за спину.
Крепкий мужчина отчаянно боролся с немолодым Ковалем. Но тот все сильнее заламывал ему руку, и в конце концов преступник, скорчившись от боли, обмяк и покорно побрел впереди Коваля.
Ружена подняла молоток и пошла следом за ними, готовая в любую секунду обрушить этот молоток на голову мерзавцу, если тот вырвется из рук мужа.
Возле кинотеатра Ружена сбегала к автомату и позвонила в милицию.
После того как преступника отвезли в горотдел, составили протокол, допросили, Дмитрий Иванович поехал с женой домой. Только теперь он заметил, как бледна Ружена, какой у нее измученный вид.
- У меня очень болит голова, - сказала она.
- А спортивный разряд? - улыбнулся Коваль. Насильник и убийца пойман, с плеч подполковника свалился огромный камень, и у него было хорошее настроение.
- Только по плаванию, - улыбнулась Ружена.
- Теперь ты полностью почувствовала, что значит быть женой милиционера.
- Почему женой, а не самим милиционером? - шуткой на шутку ответила Ружена.
3
На Русановские дачи Коваль отправился рано утром прямо из дому.
Солнце еще только выглянуло из-за горизонта и заливало землю мягким, но таким ярким после ночи светом, что Дмитрию Ивановичу пришлось надеть защитные очки. Недаром этот год называли "годом активного солнца". Тени деревьев, дачных домиков, даже кустов были неправдоподобно длинные.
Несмотря на рань, дачи уже проснулись, люди копались на огородах, упаковывали корзины на рынок. Днепр тоже проснулся: тихие рыбаки, стоявшие ночью на своих лодках под обрывами, над омутами, возвращались к берегу, а первые пассажирские катера уже рокотали над рекой.
С высоких круч правого берега, смешиваясь с гудением моторок, волнами наплывал гул просыпавшегося города.
У Коваля сегодня было много дел, он не мог ждать, пока Таисия выспится, и решительно поднялся почерневшими от времени и непогоды шаткими ступеньками на второй этаж дачного домика.
Осторожно постучал в дверь. Она не была заперта. Придерживая за скобу, чтобы сама не распахнулась, постучал еще раз и в ответ услышал голос хозяйки.
Таисия Григорьевна не спала. Застеснялась, попросила извинить за наряд - была в брюках и кофточке, пошитых из очень тонкой, словно крашеной марли, материи. Коваль заметил, что колени на брюках у женщины запылены, в тонкой ткани застряли пылинки, мелкие щепочки, покрывавшие неподметенный пол.
"Молилась", - догадался подполковник, увидев небольшую иконку над диваном, которой раньше там не было.
В последнее время Таисия Григорьевна очень изменилась.
Правда, к ее обескровленному и какому-то пожухлому, словно осенний лист, лицу уже начал возвращаться естественный цвет. В глазах снова появилось осмысленное выражение, и только необычная одутловатость и мешки под глазами напоминали о слезах и бессонных ночах. Женщина покорилась горькой судьбе, отреклась от своей мечты. И вот на стене над диваном появилась иконка.
От кофе Коваль отказался. Пока Таисия Григорьевна выпила стакан черной и густой, как смола, жидкости, подполковник огляделся в домике. С разрешения хозяйки осмотрел узенький коридорчик на втором этаже и спустился вниз, где находилась кухня. Постоял во дворе, понаблюдал, как хлопочут на своем участке Крапивцев с женой и зятем. Старик осторожно ступал резиновыми сапогами между рядами помидорных кустов и щедро поливал их из длинного шланга с разбрызгивателем на конце.
Возвратившись наверх, Коваль увидел в руках Таисии Григорьевны, успевшей набросить на плечи черную шаль, сигарету. Вдова, значит, стала не только набожной, но и начала курить.
"Вот и пойми женщин", - иронически подумал он и вспомнил своих Ружену и Наташку. Их он тоже временами не мог понять: прежде доброжелательные друг к другу, после его женитьбы они очень изменились, терзали его своей враждой, которая вспыхивала каждый раз неожиданно и, казалось, беспричинно. Как исследователь жизни с богатым опытом, Дмитрий Иванович допускал возможность алогичных поступков человека под влиянием тех или иных причин и обстоятельств. Но как муж и отец удивлялся такому повороту событий в своей семье. Это было для него неожиданным, он оказался к этому неподготовленным, и все попытки сблизить дорогих ему людей давали обратный эффект.
Солнце заглянуло в распахнутое окно, луч упал на иконку, и темный лик богоматери засветился. Таисия Григорьевна украдкой перекрестилась.
Коваль сделал вид, что не заметил этого, опустился на стул у окна, с наслаждением вдыхая еще прохладный воздух, наплывавший от Днепра.
- Как прекрасно здесь... Всю жизнь мечтал о даче... Да чтобы у воды, - вздохнул он. - Но... - и тут же оборвал себя. Вдруг женщина увидит в его лице еще одного покупателя дачи. - Я, Таисия Григорьевна, конечно, не воздухом дышать приехал... Разрешите, и я закурю, - он вынул свой "Беломор", и седой дым уже двумя струйками поплыл к окну. - Крапивцев приходил к вам в эти дни?
- Приходил. И жена его приходила. - Таисия Григорьевна плотнее закуталась в шаль, словно хотела спрятаться в ней от неприятных соседей. Он тут, рассказывают, крокодильи слезы проливал, когда хоронили Бореньку. Потом приплелся с женой... сочувствовать... Почему вы его до сих пор не посадили?.. Мало было ему Бориса, так он и Бонифация нашего отравил. Он все живое травит. Ни кошки, ни собаки в округе не осталось. Всех уничтожил этот палач.
- Его вина в гибели Бориса Сергеевича не доказана, - мягко объяснил Коваль.
Сигарета мелко дрожала в руке Таисии Григорьевны, осыпаясь пеплом на шаль и колени, и Коваль боялся, что женщина вот-вот расплачется.
- Прошли огородами, - продолжала она, - стали на пороге. "Я хочу, соседка, - сказал, - помочь вам". Меня душили слезы, только и смогла произнести: "Вон, убийца!.." Он молча перекрестился и, повернувшись, ушел вместе с женой.
- Когда отравили вашего кота?
- Нашла утром... Точно не помню, кажется, на третий день после смерти Бориса Сергеевича.
- А не на следующий день?
- Что вы - на следующий день я света божьего не видела!
- Вы его разыскивали?
- Нет... Думала, загулял. Кот есть кот. Я случайно наткнулась...
- Где?
- Во дворе, за железной бочкой...
- Пройдемте, покажете.
Коваль помог женщине сойти вниз по ступенькам. В десяти метрах от домика находился небольшой деревянный сарайчик, почерневший от времени и непогоды. Одичавший виноград заполз на его невысокую крышу и зелеными космами свисал с боков.
В сарайчике были только пустая полочка для инструмента и старенький насос, которым Залищук после долгой возни мог накачать воду в ржавую железную бочку, стоявшую во дворе. К ней через вырезанную в стене сарайчика дыру тянулся резиновый шланг. Сейчас на дне бочки Коваль увидел лишь немного заплесневевшей рыжей воды.
- Где лежал кот?
- Вот здесь, где мокро.
- У вас всегда здесь лужа?
- Когда Боря качал, наливалось вокруг бочки, шланг старый, растрескавшийся. Да и сама она с дырочками, вода вытекает и стоит в ямке.
- Вы уверены, что Бонифаций сдох от яда?
- Ах, Дмитрий Иванович, не сдох, а умер... Он имел душу и был словно ребенок.
- Может быть, просто заболел? - не стал спорить Коваль о формулировке.
- Не знаю... В тот последний вечер игрался, прыгал мне на колени, даже на стол пытался влезть. Когда возвратились из сада, я прогнала его, потому что он все же забрался на стол и перевернул стакан.
- Не помните, чей?
- Нет, слава богу, пустой... Я сначала подумала: возможно, какой-то зверь его задушил. У нас бегают ласки, и лисицу видели... Глядите, как истоптана трава под яблонькой. Не дрались ли они здесь?
- А может, катался ваш Бонифаций от боли... На нем были раны?
- Не смотрела... Он уже начал пахнуть, когда нашла. Жара-то какая. Попросила похоронить его.
- И где закопали?
- На огороде.
Они прошли по заросшему сорняками огороду, и женщина показала на расчищенный под забором пятачок, на котором возвышался свежий холмик песчаной земли.
- А что решили с дачей?
- Не знаю. Возможно, продам.
- Покупатели есть?
- Найдутся... Но еще должна судиться с Олесем.
Коваль прокашлялся, закрывая рот ладонью. Проклятый "Беломор" все чаще напоминает - пора избавиться от плохой привычки. Но при мысли, что когда-нибудь все-таки придется отказаться от курева, почему-то еще сильнее хочется вдохнуть дым, и Коваль торопливо полез в карман.
Кто знает, видел ли в эту минуту подполковник Таисию Григорьевну, сад, гладиолусы - весь окружающий мир. Какая-то новая, еще не очерченная достаточно мысль осветила его напряженное лицо. Механически вынул из пачки папиросу и сунул ее в рот не мундштуком, а табаком. Выплюнул табак.
- Что? - переспросил.
- Еще придется судиться с Олесем, - вздохнув, повторила Таисия Григорьевна.
- Претендует?
- Приходил, ругался. Сказал: через полгода, когда войдет в законные права, выдворит меня отсюда.
- Это еще надо продумать, - ответил Коваль, лишь бы не молчать - он ломал голову над новой догадкой.
- Да, в конце концов, без Бори зачем она мне, - женщина тяжело вздохнула. - Комната у меня есть... А там, кто знает, может, и ее брошу...
- А где жить? - Подполковник потер пальцами лоб, словно ловя ускользающую мысль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35