– Без комментариев, – сказала Нэнси.
– Значит, верно? Внук Альберта Кинничи, сын Джо Ла Манны решил выступить против вас. Вы пытались стать мэром, а он хотел помешать вам. А теперь, узнав, что вы говорили со мной, он пытается уничтожить нас обоих. Верно? Рассказывать дальше?
– Не имею ни малейшего намерения прерывать ваше повествование.
– Значит, все так и есть. Вы почувствовали опасность и бросились к Хосе Висенте Доминичи искать защиты.
Нэнси дружески и сочувственно улыбнулась.
– Вы так далеки от реальности, мистер Фосетт! Молодой, как вы его называете, Альберт Ла Манна теперь солидный господин. Он руководит реабилитационным центром для калек. Ему помогают жена Бренда и старший сын Рон. Нет, мистер Фосетт, вас совсем не туда занесло. Между нашими семьями нет никакой вражды, да и семей больше нет.
– Но в интервью, данном Натали Гудмен, вы утверждали, что мафия существует. Так она есть или я ее выдумал?
Журналист хотел получить исчерпывающее объяснение. На лице Нэнси появилось выражение, напоминающее выражение учительницы, вынужденной растолковывать понятными словами кое-что не слишком понятливому ученику.
– Мафия, мистер Фосетт, конечно, существует. И она сильна, как никогда. Она стала опасней, активней, коварней, потому что действует под легальным прикрытием. Мафия – в политике, в суде, в полиции. За пультом управления нашим обществом стоит мафия. Она проникла в банки и в транснациональные корпорации. На ее ответственности – потрясения и обвалы на биржах. – Нэнси на мгновение замолкла, но тут же продолжила: – Поймите, Капоне, Лучано, Лателла, Ла Манна, знаменитые крестные отцы, на самом деле не играли такую уж важную роль в жизни страны. Многое им просто приписывали.
– Конечно, они всего лишь организовали общество взаимопомощи, – съехидничал Марк.
– О, нет! Они убивали, грабили, вымогали деньги. Но, в конце концов, это были лишь орудия в руках тех, кто занимал очень высокое положение и вел свою игру. Как адвокат и как депутат я помогала кое-кому из мафиози. Но я никогда не обижала слабого, не грабила неимущего, не толкала девушек на путь проституции, а подростков – к наркотикам. Наоборот, я всегда боролась против подобных вещей.
– Похоже, на кодекс чести мафиози, – иронически заметил журналист.
– Думайте как хотите, – спокойно ответила Нэнси. – Но потом случилось непредвиденное. Знаете, всегда вмешивается случай, или фатальное стечение обстоятельств, или рок, называйте как знаете. Жизнь моя словно взорвалась. И после этого взрыва я оказалась растерзана на куски.
Я много потеряла, но воля к жизни осталась при мне. Но уже нельзя было притворяться, будто ничего не случилось. Пришлось перевернуть страницу и начать с чистого листа. Так я сначала развелась, а потом ушла в монастырь.
– И именно эти неожиданные перемены заставили вас развестись?
– Да.
– Вы не хотели, чтобы ваш муж, человек безупречной репутации, оказался замешан в скандале?
– В каком-то смысле…
– И именно эти перемены или что-то с ними связанное заставили вас искать убежища на вилле Хосе Висенте?
– Пока мне трудно дать определенный ответ.
– Тем не менее я уверен: те же неожиданности, что вторглись в вашу жизнь и разрушили ее, теперь угрожают и моей. Думаю, кто-то уже получил приказ убить меня.
– Никто вас не убьет, мистер Фосетт, – с гордой улыбкой ответила Нэнси. – Вы под моей защитой. Именно поэтому я сюда и приехала.
Нэнси взглянула на стальные наручные часики.
– Он вот-вот приедет! – заметила она.
– О ком вы? – спросил Марк. Журналисту ничего не оставалось, как полностью довериться этой таинственной женщине.
– Из Нью-Йорка приезжает мой бывший муж, профессор Тейлор Карр. У нас семейная встреча. А вы здесь в безопасности.
– А я имею отношение к вашей семейной встрече?
– Конечно! Помните, что я вам пообещала во время нашей первой беседы? Я пообещала рассказать вам всю правду.
– Но я заметил одну вещь. Вы никогда не говорите о вашем сыне, о сыне Шона Мак-Лири. Он-то знает те секреты, что вы открыли мне?
– Нет, он многого не знает. Мой сын не имеет к этому никакого отношения. Я не позволю дотронуться до него. Я его защищала и всегда буду защищать. Он – самая драгоценная, самая чистая и незапятнанная часть меня самой.

ПРОШЛОЕ
Глава 1
Нэнси приснился сон, показавшийся ей реальностью, и она испугалась. Она чувствовала, как растет в ее теле ребенок, и ей казалось – в ней самой совершается чудо.
Ей приснилось, будто бы она кружит трепещущей, перепуганной ласточкой над гнездом. А из гнезда, в чаще темного, недоброго леса, улыбался ей ребенок, красивый белокурый ребенок с ясными, солнечными глазами. Ласточку-Нэнси так и тянуло к теплому гнезду. Но над ней величественно парил свирепый коршун. А внизу качалась на веточке белая голубка, охраняя гнездо. Ласточка запела, а взгляд ребенка вдруг стал серьезным и пронзительным. Коршун камнем упал на голубку, вцепился в нее когтями и унес вдаль. Солнце угасло в глазах ребенка, в них заблестели слезы. Сквозь густые ветви дерева пробился луч золотого света. «Нам нужно туда, к солнцу, – сказала Нэнси ребенку. – Мы полетим вместе. С тех пор как создан свет, ласточка ведет ребенка к далекому солнцу». Потом вдруг опустилась тьма, и ласточка с ребенком исчезли. Нэнси проснулась, чувствуя тошноту. Головная боль обручем сдавила ей лоб. Она провела рукой по набухшему животу. Ребенок не двигался, но Нэнси чувствовала: он живет, не спит, дышит. Интересно, он проснулся вместе с ней? Ему тоже снился такой же сон? А если образы ласточки, голубки, коршуна, леса были какими-то таинственными символами неизвестного языка?
Она становилась сильней, ощущая жизненную силу, исходившую от ребенка, которого носила. Но мрачные мысли не покидали Нэнси. Тот голос прошлого, что много лет приказывал ей отомстить, отошел в даль ушедших годов, как забытое проклятие. Она теперь на собственной шкуре почувствовала: кто пострадал от зла, может забыть его, но кто совершил зло, не забудет о нем никогда. Теперь она знала: нельзя отомстить за преступление, совершив еще одно злодеяние.
Ребенок повернулся, и Нэнси поняла – это добрый знак. Она приложила руку к животу и тихонько произнесла:
– Здравствуй, малыш. Теперь нам придется засучить рукава, и мне, и тебе, чтобы вместе построить будущее. Согласен?
Ребенок оставался неподвижен, и Нэнси улыбнулась. Когда-нибудь и ему придется выбирать между добром и злом. Пусть он не повторит ее ошибку, пусть не считает себя центром мироздания, пусть узнает, что в прощении заключено утешение.
Она встала с постели, подошла к старинному комоду и достала из нижнего ящика картонную коробку, немного пожелтевшую с годами. Она положила коробку на кровать и открыла ее. Там оказалась аккуратно сложенная вуаль для первого причастия. На белизне ткани резко выделялось бурое кровавое пятно. Нэнси взяла вуаль и сошла вниз в гостиную, где пылал камин. Она опустилась у огня на колени, поцеловала вуаль и бросила ее в камин.
– Прощай, папа! – прошептала Нэнси. Она рассталась со своей реликвией, но тревога не покинула Нэнси. Языки пламени охватили вуаль, и легкий пепел поднялся вверх по каминной трубе.
Она снова увидела перед собой лицо Шона, которого убила, подчинившись внутреннему безумию. Жестокий обычай заставил ее нажать на курок. И она убила любимого человека, хотя знала – смерть Шона ничего не изменит. Она убила свою мечту, свою любовь, свое счастье.
Чья-то рука осторожно опустилась на плечо Нэнси.
– Тебе понадобится все твое мужество, чтобы вернуться к жизни, – произнес Фрэнк Лателла.
Нэнси положила ладонь на руку старика.
– А еще мне понадобится ваша помощь, сэр, – благодарно произнесла она.
Фрэнк неопределенно взмахнул рукой и как-то по-детски улыбнулся. Он сел в свое кресло и жестом предложил Нэнси разместиться на диванчике напротив.
– Тебе надо выздороветь, – сказал он так, словно речь шла о тяжелой болезни.
Вошла служанка с подносом. Она принесла кофе. Дорис осталась на Сицилии, а Сандра с годами стала все больше сдавать. Поэтому пришлось взять в дом Анджелину, которая жила здесь постоянно. Спала она в комнатке над гаражом. Анджелина, крепкая, здоровая девушка, была трудолюбива, улыбчива и неболтлива. Она прекрасно чувствовала, когда следует исчезнуть. Вот и сейчас служанка оставила Фрэнка и Нэнси наедине.
– Еще раз спасибо за все, – сказала Нэнси, протягивая Лателле чашечку.
Он пил очень крепкий, горький кофе, добавляя лишь капельку сливок.
– Может, тебе стоит отправиться в путешествие? – спросил старик. – Почувствуешь себя лучше.
– Я не смогу уехать, а мысли оставить дома, – возразила Нэнси.
– Никто не поможет тебе, Нэнси, – произнес Фрэнк. – Пути назад нет. Такие раны ничем не лечатся. Ты можешь рассчитывать только на собственные силы.
Он говорил правду, ничего не приукрашивая. С помощью своей мощной организации Фрэнк сделал так, что от преступления Нэнси даже и следа не осталось. Так же поступил он когда-то и с Тони Кроче. Но он был не в силах освободить ее от душевных терзаний, он не мог заставить замолчать голос совести. Фрэнк Лателла контролировал суд и полицию. Уголовного дела против Нэнси не возбуждали. Но он не мог победить то чувство вины, что парализовало душу Нэнси.
Они медленно пили кофе. Фрэнк поставил чашечку на стол и улыбнулся. Он по собственному опыту знал – раскаяние основывается не столько на сожалении о совершенном преступлении, сколько на страхе, что преступление может породить зло. Но с Нэнси все обстояло иначе – ей угрожал только суд собственной совести.
– Как-нибудь надо будет нам поговорить о тебе, о твоем будущем, – мягко произнес Фрэнк, бросив взгляд на округлившийся живот Нэнси.
При мысли о ребенке черты Нэнси смягчились.
– Сейчас неподходящий момент для рождения, – сказала она.
– Почему? – удивился Фрэнк.
– Насилие. Зло. Вендетта, – ответила Нэнси.
– Если бы люди ждали подходящего момента для рождения, род человеческий давно бы вымер. Поверь мне, девочка, для рождения ребенка подходит любой момент.
Спокойный оптимизм старика вселил в Нэнси уверенность. Только с Фрэнком и с Хосе Висенте Нэнси забывала о своей вине. Ей стало немного легче.
– Так давайте поговорим обо мне, о моем ребенке и о нашем будущем! – с улыбкой предложила она.
– Что ты собираешься делать?
– Вернусь в университет, постараюсь наверстать упущенное. До рождения ребенка буду учиться. Хочу стать адвокатом. Хочу добиться успеха.
– Твой первый клиент сидит перед тобой, – заверил ее Фрэнк. – Юрист в семье очень нужен. Мне так хотелось, чтобы им стал Неарко, – с горечью добавил старик. – Но не получилось… Но ведь и ты мне – как дочь…
– Благодарю вас, сэр, – покраснев, ответила Нэнси.
– Я тебя считаю дочерью, а ты все время называешь меня «сэр».
– Мне нужно время, чтобы привыкнуть, Фрэнк.
– Так-то лучше. А какие у тебя планы насчет ребенка?
– Я хочу дать ему отца, – твердо произнесла Нэнси. – Думаю, ребенку нужны оба родителя. Шона нет, но ведь малыш этого не знает.
– Нэнси, ты меня удивляешь! Уж не хочешь ли ты сказать, что собираешься замуж?
– Не сейчас, Фрэнк. Когда родится малыш.
– У тебя кто-то есть на примете?
– Самый лучший в мире человек.
– Я его знаю?
– Хосе Висенте Доминичи.
– А он согласен?
– Он пока не в курсе. – Лателла понял, что Нэнси просит у него совета.
– Хосе – человек верный и сильный, – сказал Фрэнк. – И он любит тебя. – Нэнси склонилась к руке старика и поцеловала ее.
Она получила одобрение, которое ей было необходимо. Свирепый коршун, круживший над темным, недобрым лесом, больше не внушал ей страх. Теплое гнездо, где прятался малыш, теперь надежно защищено. После стольких сомнений Нэнси наконец-то обрела уверенность.
– Ты, наверное, прав, Фрэнк, – заключила она. – Для рождения ребенка подходит любой момент.
Глава 2
Чарли Имперанте раздавил носком ботинка окурок и бросился навстречу Альберту. Но в нескольких метрах Имперанте остановился: он был растроган до слез. Чарли знал Альберта с рождения, носил на руках младенцем, утешал во всех детских обидах, помогал юноше справиться с обрушившимся на него несчастьем. А теперь Альберт шел сам, шел собственными ногами.
– Вот сюрприз так сюрприз! Радость-то какая!
Чарли обнял Альберта и зашмыгал носом, как мальчишка.
Рядом стояла сияющая Бренда. За время, проведенное в Швейцарии, она похорошела еще больше. Преданно и любовно помогала Бренда мужу, ободряла и утешала его. Профессор Ферди Бреннер, успешно сделавший сложнейшую операцию, считал, что во многом Альберт обязан своим излечением самоотверженной преданности любящей жены.
Чарли и Альберт расцеловались.
– Чудо, просто чудо! – твердил Имперанте.
– После второй, а может, после третьей операции я буду ходить гораздо лучше, – объяснил Альберт. – И не исключено, что когда-нибудь я выброшу вон эти костыли.
Они со смехом и улыбками двинулись к выходу из аэропорта, но в автомобиле, ехавшем в сторону Манхэттена, от радости не осталось и следа.
– Расскажи мне об отце, – приказал Альберт. Чарли, сидевший за рулем, неотрывно смотрел на дорогу.
– Я же тебе все рассказал по телефону, – спокойно ответил Имперанте. – Да и газеты ты читал…
– Повтори еще раз, – настаивал Ла Манна-младший.
Бренда забилась в угол и решила в разговор не вмешиваться.
– Все очень просто, – ответил Чарли. – Несчастье произошло сразу после праздника. Вы с Брендой как раз летели в Европу. Утечка газа, потом короткое замыкание. Достаточно простого поворота выключателя – и все взлетело на воздух. Это же как бомба…
Тонкое лицо Альберта посуровело. В глазах сверкнула ненависть, и Чарли показалось, что во взгляде юноши читается та же решительная жестокость, какой славился его дед, Альберт Кинничи.
– Ты рассказал правду? – спросил молодой человек.
– Конечно, других объяснений быть не может. Альберт задумчиво покачал головой. Похоже, слова Чарли не убедили его.
– Тебе не кажется странным, что несчастье случилось, когда все разъехались?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39