– подсказал Мэт. «Он случайно догадался», – подумал я, как обычно раздосадованный умением брата читать мои мысли. – Суккубы поджигают дух, а не тело. Ты весть в синяках, плечо прострелено, интимные места исцарапаны, но ожогов нет.
Да, именно это я читал в учебниках, хотя суккуба во плоти (при воспоминании о плоти Джулиет тело начинало дрожать от ужаса и – возбуждения) никогда не встречал и такой боли не испытывал. Бог свидетель, тогда пламя казалось мне настоящим: будто крутишься на вертеле над мангалом, а дьявол протыкает твою румяную кожицу вилкой, чтобы пустить сок.
Перед глазами пронеслись события последних двадцати четырех часов: все они, увы, закончились провалом. Жизнь, смерть и Гейб Маккленнан на слайдах, которые показывал в моем подсознании призрак; незваный гость на пятом этаже архива и неудачная попытка совершить долгий полет с короткой лестницы; погоня за собственным хвостом в разных районах Северного Лондона; и на десерт неприятная встреча с хищным демоном, кружившим по Чаринг-Кросс-роуд в поисках сытного ужина и теплой постели, не важно в какой последовательности.
Я взглянул на часы: три утра, четвертый. Выходит, без сознания пролежал более двух часов. Быстрее, нужно бежать, столько всего переделать, еще немного и опоздаю – чувство спешки, невыносимое, почти до физической боли, накрыло с головой. А встать-то смогу? Что же, не попробую – не узнаю. Откинув одеяло, я спустил ноги на пол.
– Тебе лучше отдохнуть, – проговорил Мэтт, постепенно входя в роль старшего брата. – Организм перенес огромный стресс. Если бы хоть раз приклонил голову в молитве…
Я нетерпеливо отмахнулся. Попытался подняться, но тело не слушалось.
– Что ты здесь делаешь? – не выдержал я. – К тебе явился Святой дух и завилял хвостом, чтобы сообщить о попавшей в беду душе?
– Мне позвонила твоя домохозяйка. Она перепугалась: попробовала тебя разбудить, а ты даже не шевелился. Зная, что из окна выпрыгнул не человек, она обратилась за помощью туда, где живет сила, многократно превышающая человеческую.
Я не ответил: куда важнее казалось сохранить равновесие и удержаться на ногах. Из одежды на мне остались только носки. Бр-р, уж лучше быть полностью голым, чем в них! Все тело в царапинах, очень напоминающих тайное послание на китайском.
– Ты должен быть благодарен, – не унимался Мэтт. – Если не мне, то хотя бы ей. Без святой воды и молитв лежать тебе сейчас в коме.
Я невесело рассмеялся, хотя намек понял. Нравится мне это или нет, обычный арсенал священника – святая вода, елей, читаемые нараспев молитвы – действительно помогает против призраков, но только иногда и только если ими пользовались с искренней верой, которой Мэтти не занимать. Как ни крути, брат действительно спас меня от страшной участи. После того как Пен, словно Дейви Крокетт, примчалась ко мне на помощь…
Я осторожно коснулся плеча. Так, небольшая опухоль с идеально круглой раной в центре – вот какой след оставило ружье Пен… Только стреляла она вовсе не из ружья, а из детского пневматического пистолета, и я сразу понял, чем он был заряжен. Вот почему суккуб сбежала, как говорится, теряя тапочки!
– Это четки, а не ожерелье! – с восхищением и омерзением одновременно пробормотал я. – Четки, спиленные до размера шарообразной стальной пули. Пен говорила, что ходила к Рафи и он ее предупредил. Очевидно, предупреждение было куда обстоятельнее, чем она рассказала.
Поднявшись, Мэтт подошел ко мне и, глядя сверху вниз, строго поджал губы.
– Феликс, – негромко начал он, – так жить нельзя. Ты превратил Божий дар в заурядное ремесло, ремесло дурное, порочное, таким невозможно заниматься с чистой совестью. Изгнание духов – священное дело церкви, а не способ быстренько разбогатеть.
– Где здесь богатство? – развел руками я, показывая скромность своего жилища. После того как в нем порезвился демон, оно казалось еще скромнее обычного. – Или, думаешь, за мемуары семизначный гонорар получу?
Мэтт не отступил ни на йоту: отступать он просто не умеет.
Приобрел славу великолепного охотника и соответствующую популярность.
– Нельзя изгонять духов, предварительно не исповедовав, – с тем же непоколебимым спокойствием продолжал он, – иначе есть шанс послать в ад невинных. Ты же не понимаешь, что творишь! Совсем как слепой, который разгуливает по центральной улице с пистолетом и палит во всех, кто попадется под руку. Только твои деяния намного, несравнимо страшнее…
Опершись на столбик кровати, я наконец поднялся на ноги. Так что всего несколько сантиметров разделяли наши лица, когда я отвечал ему, стараясь сохранить максимальное для голого человека чувство собственного достоинства.
– Спасибо за проповедь, Мэтти, но имей в виду: я не верю в небеса, Иисуса и папскую непогрешимость. Все эти разговоры о том, что нужно бороться за справедливость, служить Богу, а не мамоне, конечно, вдохновляют, но давай начистоту. Твои братья во Христе соблюдают обет бедности так же ревностно, как обет целомудрия, верно?
Мзтт ответил далеко не сразу, но не потому, что онемел от моего красноречия. Ему просто не хотелось огрызаться: это наверняка считалось бы грехом.
– Феликс, ты не веришь ни во что, – наконец ответил брат, сделав абсолютно непроницаемое лицо. – Именно поэтому не имеешь права распоряжаться человеческими душами. Ты ведь не знаешь, ни куда они попадают, ни как именно работает сила, которой наделил тебя Господь.
– А тебе бы только вписать все в удобную и привычную схему, по которой среди прочего души некрещеных детей попадают в ад, – парировал я. – Ты часть финансовой пирамиды, Мэтт, величайшей в истории мира. Но то, что вам доверяют тысячи миллионов людей, еще не доказывает вашу правоту.
– Лимб, – поправил брат, – души некрещеных детей попадают в лимб. Но тебе это прекрасно известно. – Он отвернулся к выбитому окну. Мэтт никогда не любил играть в гляделки. – Никто в этом мире не может быть уверен в собственной правоте, – пробормотал он. – Истину мы видим туманно, как через толстое стекло. Однако, когда встает выбор: не делать ничего или делать людям плохо, разве не разумнее выбрать «ничего»?
Я шагнул к нему, совершив довольно серьезную ошибку: отказываться от безмолвной поддержки столбика кровати еще явно не следовало.
– Евангелие от Хладнокровного Люка? Очень мило, Мэтти, и очень низко. Потому что альтернативой специалистам-фрилансерам является вовсе не «ничего». То, чем занимаются твои братья во Христе, не слишком напоминает «ничего», верно? – Я заметил, как напряглись могучие плечи брата. – Думаешь, не знаю, что у церкви есть свои специалисты? Или что ведется постоянная вербовка? Делить призраков на волков и овец под знаменем Матери-церкви, по-моему, не очень похоже на «ничего». Прошедшие ваш строгий отбор… думаю, они получают благословение и «зеленый свет». Понятия не имею, что происходит с остальными, но жуткие сплетни слышал. Разумеется, лишние глаза и уши вам не нужны. А я хотя бы стригу всех призраков под одну гребенку. Бога из себя не корчу и его первого заместителя тоже.
Я не догадывался, что перешел на крик, пока не увидел застывшую в дверях Пен, но на этот раз не с ружьем.
Поднос с одиноко дымящейся кружкой делал ее больше похожей на пышногрудых официанток Тулуз-Лотрека, чем на Анни Оукли. Повисла тишина, и, когда Мэтт повернулся ко мне, в синих глазах горел огонек, который можно было бы назвать угрожающим, не зная, что мой брат выше таких недостойных эмоций.
– Феликс, это дьявол советует стричь всех под одну гребенку. – Явно расстроенный, брат упрекал меня мягко, по-отечески. – Под одну гребенку стригут те, у кого нет модели, примера, отрицательного опыта. А у тебя такой опыт есть. Если ничего на ум не приходит, вспомни хоть дорогую Кэти, упокой Господь ее душу. Или своего бедного друга Рафи. Вспомни, что ты с ним сделал. Видишь, как опасно позволять благим намерениям…
Содержимое кружки вылилось Мэтту прямо на лицо. Судя по запаху – зеленый чай «пушечный порох», приправленный чем-то травяным и крепким. Чай успел остыть, поэтому особого вреда не причинил, а вот поднос… Он ребром ударил брата по переносице, так что тот отшатнулся и в полном изумлении посмотрел на Пен. Моя хозяйка стояла, крепко сжимая поднос в руках. «Только открой рот – получишь еще», – говорил ее воинственный вид.
В дополнение к разбитой верхней губеиз ноздрей Мэтта текли тонкие струйки крови. Он осторожно ощупал нос: руки дрожали, синие глаза будто приклеились к Пен. Та, опустив поднос, неожиданно смутилась: все, ярости как не бывало.
– Извини, Фикс, – пробормотала она. – Пойду сделаю еще чаю.
Пен вышла из комнаты, и через секунду я услышал на лестнице ее тяжелые шаги. Да, быстро перегорела!
– При ней нельзя говорить о Рафи. Пен была его… – Я замялся: как же описать сложные перипетии вальса, который Рафи и Пен почти всегда танцевали невпопад? – Она любила его и до сих пор любит.
– А что ты с ним сделал, знает? – огрызнулся брат, с бесконечной осторожностью поглаживая нос. Тот уже начал распухать, а переносица покраснела: ясно, будет синяк.
– Да, конечно, – кивнул я.
На прощание смерив меня разгневанным взглядом, Мэтт бросился вон из комнаты вслед за Пен.
Я оделся, что оказалось совсем непросто, потому что при каждом движении очередная группа мышц рапортовала о неготовности к службе. С прискорбием переложив остатки шинели со множеством удобных карманов в мусорный пакет, я облачился в древний тренчкот, придававший мне совершенно обманчивый ретрошик.
Кроме боли и страданий я испытывал беспокойство и тревогу. Последние два и из головы не выкинуть, и к общему знаменателю не привести. Вызвать суккуба – дело сложное и опасное. Конечно, еще не факт, что ее вызвали для определенной цели: возможно, все это просто совпадение. Так, посмотрим: существо, назвавшееся Джулиет, выловило меня в ленивой реке одиноких мужчин, что вечером текла по Уэст-Энду; кто я, оно не знало и знать не хотело.
М-м, да, возможно… Конечно, возможно: суккубы же хищницы, и, хотя живут в другом месте, Земля у них – излюбленное охотничье угодье. Но ведь Асмодей предупредил меня, и Пен тоже предупредил, напугав ее, чтобы заранее вооружилась. «Ты займешься этим делом, и оно тебя убьет». Что ж, если в ближайшем будущем не столкнусь с ужасами пострашнее, значит, демон говорил о Джулиет, и ее нападение как-то связано с призраком из архива.
Пен я нашел в подвале – там, где и ожидал. Когда постучался и вошел, она кормила Артура с Эдгаром. Вороны едят печень, которую их хозяйка покупает в больших замороженных брикетах и по одному размораживает. Вот и сейчас все руки в красно-бурых пятнах… Обернувшись, Пен кивком показала на чашку чая, что дымилась на каминной полке. Взяв ее, я сделал большой глоток: прежде чем благодарить, попробую – Пен ведь гомеопатией увлекается.
– Где Мэтти? – по-прежнему скрипучим голосом спросил я.
– Ушел. – Пен бросила очередной ломтик печени в жадный клюв Артура, а Эдвард громко каркнул, требуя равноправия. – Не следовало бросаться на Мэтта, ведь он примчался к тебе посреди ночи. Просто я… я была на грани после… – пауза затянулась, – после того, как увидела ту тварь.
– Все в порядке, – успокоил я. – Мой брат верит в умерщвление плоти и должен быть тебе благодарен.
Пен не ответила.
– Я тоже. В смысле, тоже благодарен. Когда ты влетела с пушкой и начала палить, совсем как в «Бешеных псах» Квентина Тарантино, я уже начал задыхаться. Еще минута – и другие органы бы отказали.
В карих глазах Пен тревога и дружеское участие.
– За окно заплачу, – продолжал я только для того, чтобы не слушать напряженную тишину. – А еще завершаю одну работу и через пару дней получу семь сотен. Тебе ведь хватит, ну, с банком расплатиться?
Пен покачала головой, но вовсе не в ответ на мой вопрос.
– Фикс, – с горечью начала она, – во что ты снова вляпался?
– Не знаю, – признался я, – не знаю, во что вляпался, но давно мечтаю разобраться.
– Тут же не только изгнание нечисти… В чем дело?
Я развел руками – этакое пожатие плечами в минималистском стиле.
– Отныне не смогу относиться к этому делу беспристрастно.
– Боже, только не это! – искренне огорчилась Пен, и я догадался, о чем она думает.
– Не как с Рафи, – успокоил я. – Просто вчера сорвался с десятиметровой лестницы и мог разбиться, если бы не вмешательство призрака.
– Хочешь сказать, призрак?…
– Да, а сегодня какой-то ублюдок натравил на меня суккуба. Вот я и хочу выяснить, во что именно играю, с кем и каковы ставки.
– Поня-ятно, – протянула Пен.
Так, нужно ковать железо, пока горячо.
– Слушай, неловко просить… Не могла бы ты меня подвезти? Что-то сегодня боязно садиться за руль.
Неприметная дверь на Грик-стрит оказалась заперта, однако на третьем этаже горел свет. Выходит, прямо сейчас, в четыре часа утра, кому-то делают фотосессию, массаж головы или изгоняют духов. Воистину город спит, а деньги работают.
– Получается, этот Гейб Маккленнан такой же специалист по изгнанию нечисти, как ты? – спросила Пен.
– Он умеет изгонять нечисть, – признал я, – но остальные твои слова – настоящая клевета, за такую и под суд угодить недолго.
Порядочность и профессиональная этика у моих коллег почетом не пользуются, но даже среди нас Маккленнан известен своей подлостью и коварством. Я лично знаю пару-тройку ребят, у которых он крал клиентов, экипировку и деньги, а через третьи руки слышал еще десяток историй о его мошенничестве. Кто-то даже рассказывал, что Гейб выманил кучу денег у Пекама Штайнера, полуненормального, всеми уважаемого патриарха, якобы на постройку убежища, где старика не тронет ни один призрак. Однако Штайнер рано или поздно возникает в любой байке охотников за привидениями, а обращаю внимание на сплетни, только если могу сопоставить их с личным опытом. Поэтому во время первых нескольких встреч и откосился к Гейбу с этакой профессиональной учтивостью. А однажды он сам меня разыскал, потому что я хорошо знал фабрику в Депфорде, которую ему предстояло продезинфицировать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51