https://wodolei.ru/catalog/akrilovye_vanny/uglovye/ 

 

Сейчас, перед посещением профессора, необходимо проштудировать «Новую теорию планет» Пурбаха.Углубившись в главу об определении орбит Солнца и Луны, Каспер и не заметил, как около двух часов провел за книгой.Внезапный стук в дверь оторвал его от занятий.Прежде чем Каспер успел сказать «войдите», на пороге появился педель Кристофор. Каспер с удивлением проводил его глазами от двери до стола: никогда еще у педеля не было такого важного вида, да и стучаться к «нахлебникам» у него не было в привычке.«Ох, сболтнул я, кажется, ему вчера лишнее! – вспомнил юноша с раскаянием. – Ничего, сейчас мы все это загладим! Не в первый раз!»– Добрый день, домине Кристофор! – сказал Каспер как можно приветливее. – Не угодно ли вам отведать нашей гданьской колбасы? Вишневку мы, к сожалению, уже закончили…– И вам также добрый день, – неохотно буркнул педель и, не поблагодарив за приглашение к столу, добавил громко: – Студент Каспер Бернат, отец ректор достославной Краковской академии повелел вам немедленно явиться к нему!«Зачем я понадобился ректору? – с легкой тревогой подумал Каспер. – Уж не наябедничал ли ему чего Кристофор? Да нет, не успел еще… А так я как будто за последние дни ничего недозволенного не совершал… Это, наверно, все из-за Пурбаха… А впрочем, к ректору вызывают студентов не только для того, чтобы отчитать за проступки», – тут же успокоил он себя. Глава втораяРЕФЕРЕНДУМ Ректор достохвальной Краковской академии в окружении профессоров и членов совета восседал за огромным столом. По правую его руку сидел декан факультета семи свободных искусств. Каспер с облегчением отметил про себя, что Ланге не было, – значит, дело не в Пурбахе, за которого Ланге строго отчитал Каспера на прошлой неделе. Студента поразило строгое, даже суровое выражение лиц присутствующих. Только декан отец Фаустин ласково глянул на своего любимца. Остановившись в дверях кабинета, Каспер отвесил низкий поклон.– Студент Каспер Бернат из Гданьска, подойди, – обратился к нему ректор по-латыни, как и требовали обычаи университета. – Догадываешься ли ты, для чего мы тебя вызвали?– Реверендиссиме! Реверендиссиме – досточтимый.

– обратился к ректору декан. – Разреши задать студенту один вопрос! – И только сейчас, разглядев пятна румянца, выступившие на скулах брата Фаустина, и легкую дрожь в пальцах, которыми декан машинально постукивал по столу, Каспер почувствовал тревогу.– Сын мой, – ласково обратился к нему декан, – если бы ты шел по дремучему лесу… Впрочем, я приведу пример, более понятный для сына прославленного капитана… Каспер Бернат, если бы ты, плывя на корабле по морю или по быстрой реке, вдруг заметил в волнах лодку, в которой сидели бы твои коллеги и друзья… Если бы тебе с высоты твоей палубы видно было то, чего не могли рассмотреть несчастные – ветер и течение неумолимо влекли их в водоворот пучины, – как ты поступил бы в этом случае, сын мой?Как и все студенты, Каспер хорошо знал манеру декана помогать неуспевающим, наводя их на правильный ответ примерами из священного писания, истории или из своего собственного житейского опыта. Однако чего сейчас добивался отец Фаустин, Касперу было неясно.– Мы призвали тебя на референдум, – ласково продолжал декан, – для того, чтобы побудить тебя спасти твоих товарищей, не дать им погибнуть, отвратить их суденышко от бездны…Каспер в недоумении глядел на него.– Довольно, отец Фаустин, – вмешался ректор. – Студент Каспер Бернат! Вчера за пирушкой, устроенной противу правил общежития, выпивши вина или старки…– Вишневки, – испуганно пробормотал Каспер.– Я говорю: упившись, вы вели разговоры, недостойные студентов нашей прославленной академии, толковали об учении достославного каноника Коперника, о коем вы по недостатку знаний и судить не вправе, говорили о том, что следует его призвать на кафедру астрономии взамен достойного профессора вашего Ланге, глумились над готовящимся исправлением календаря, предпринимаемым по повелению святого отца нашего, наместника господа на земле папы Юлия Второго… Глумились – страшно сказать – над нашей святой католической церковью!– Это ложь! – горячо возразил Каспер. – Простите меня, святые отцы, но это навет на меня и на моих товарищей… Я понимаю, эта хитрая лиса педель Кристофор…– Никто не дал тебе права порочить честного и старательного помощника твоих учителей и наставников – отца Кристофора, – укоризненно заметил декан. – Шла ли вчера у вас речь о том, что следует устроить диспут между досточтимым профессором Ланге и каноником Коперником?Каспер так сильно сжал кулаки, что ногти его впились в ладони.– Шла, – ответил он коротко.– Говорил ли кто из твоих товарищей, что Коперник несомненно победит на диспуте профессора Ланге?– Нет, – с облегчением вскинув голову, промолвил Каспер. – Мы говорили только, что спор между уважаемым профессором Ланге и каноником Коперником будет очень горячим.– Следует ли из этого, что ты присоединяешься к мнению твоих товарищей о том, что каноника Коперника следует призвать на кафедру взамен твоего профессора и наставника Георга Ланге?Каспер молчал. Что ему следует сказать? «Присоединяюсь»? Но ведь это будет неверно. Интересно, что успел подслушать проклятый педель? Если Сташек и заговорил о замене Ланге Коперником, то исключительно для того, чтобы поддразнить его со Збигневом.– Молчание – знак согласия, – прозвучал холодный, точно мертвенный голос ректора. – Теперь ответь мне: говорилось ли вчера на попойке о том, что деревенские ксендзы проклянут святое имя папы Юлия Второго, повелевшего приступить к исправлению календаря? Опять молчишь? Следовательно, и это правда!– Реверендиссиме! – с мольбой воздевая коротенькие ручки к ректору, вмешался отец Фаустин. – Обрати внимание на то, что студент Каспер Бернат родом гданьщанин, шляхтич, сын прославленного капитана, в деревнях не живал, о том, будут ли клясть деревенские ксендзы папу, судить не может. Следует ли его, одного из лучших учеников профессора Ланге, делать ответственным за пьяные речи неотесанных деревенских парней? Я имею в виду студентов Станислава Когута и Генриха Адлера. Они хоть и прошли курс в подготовительной школе, находящейся под наблюдением академии, но должного уважения к наукам не проявляют…«Ой, ой, – подумал Каспер, – плохо дело! Как бы Сташек и Генрих не вылетели из университета!»О себе юноша не беспокоился: Ланге несомненно за него заступится. Каспер обвел глазами лица отцов референдариев. Вот и отец декан – за него, и профессор изящных искусств…Юноша шагнул к самому столу.– Вы, святой отец, – сказал он, глядя прямо в лицо декана отца Фаустина, – спросили меня, что предпринял бы я, видя, что лодку моих товарищей уносит в бездну. Каких товарищей имели вы в виду и что разумели под бездной?– Здесь тебе не положено задавать вопросы, – прозвучал голос ректора. – Продолжим же допрос, отцы референдарии!«Допрос! – ужаснулся Каспер. – Езус-Мария, что же все-таки успел подслушать проклятый педель?»Ответ он получил немедленно.– Каспер Бернат, – продолжал отец Фаустин, – кто из твоих товарищей осуждал защитников веры – отцов инквизиторов, а также деятельность проповедников слова божьего – отцов доминиканцев? – Подняв на него суровый взор, декан в смущении снова опустил глаза. – Почему в пьяных своих разговорах вы разрешали себе обсуждать действия ваших наставников – отцов академиков и решения, принятые папской курией, а также установление церковной десятины? Кто из твоих товарищей заявил, что у его преосвященства епископа Ваценрода тяжелая рука и что десятину церковную он сдирает вместе со шкурой? Помни, Каспер Бернат, что при вступлении в нашу достославную Краковскую академию ты на кресте поклялся блюсти установления нашего университета и с должным вниманием и послушанием относиться к волеизъявлению твоих наставников… Пришло время, Каспер Бернат, сдержать эту клятву и помочь нам очистить поле от плевел. Кто из твоих товарищей высказывал такие еретические мысли, Каспер Бернат? – Голос отца декана звучал почти умоляюще. – Если юношам даже придется понести заслуженную кару, пойми, твое признание только поможет им как следует осознать свою вину и спасет их от дальнейших пагубных шагов по стезе неверия! Отвечай же, Каспер Бернат, как и подобает дворянину и сыну славного капитана.Каспер внимательно оглядел сидящего одесную Одесную (славянск.) – справа.

отца ректора – неряшливого, небритого доминиканца, профессора церковного права. Слева от ректора сидел, постукивая пальцами по столу, смуглый отец Джироламо Бенвини.Поговаривали, что итальянец прислан святой инквизицией для наблюдения за университетом.«Плохо дело, плохо дело, если при нем говорятся такие вещи. Значит, обо всем, что произошло, педель доложил не одному ректору, иначе тот постарался бы замять эту историю».Каспер понял, что ему следует делать. Пусть ни отличная аттестация, которую даст ему профессор Ланге, ни заступничество отца Фаустина ему не помогут, но его положение в тысячу раз лучше, чем положение Сташека или Генриха. Изгнание из академии для них означало бы голодную смерть! А ректору, хотя бы ради того же отца Джироламо, необходимо разыскать и покарать виновных… Навряд ли доносчик – педель, который давно уже ненавидит студента Берната, станет сейчас опровергать его слова… Святые отцы взывают к его, Каспера, достоинству шляхтича, напоминают о заслугах его отца – капитана? Отлично, он поступит так, как подсказывают ему честь и любовь к отцу!– Доносчик, на основании слов коего вы обо всем происшедшем судите, мог слышать только обрывки речей, которые велись за столом, следовательно, вы, святые отцы… – начал Каспер.– Молодые люди безусловно выпили лишнее, – пробормотал отец декан, – и безусловно понесут за это наказание, но, принимая во внимание…– Святые отцы недостаточно осведомлены о том, что происходило: если и был кто опьянен, то это я, Каспер Бернат. Но опьянел я не от вина, и не от старки, и не от вишневки, а от того… – Тут молодой студент запнулся.Он хотел объяснить, как был он взбудоражен известием о том, что Вуек знает каноника Коперника. Однако не следует припутывать сюда еще и славного боцмана… И никого не следует припутывать! Он, Каспер, восстановил против себя этого чертова педеля, иначе тот, может, и не побежал бы наушничать! Он, Каспер, начал разговор о Копернике, и он, Каспер, должен быть за все в ответе!– Чем же ты был опьянен, Каспер Бернат, если не вином, не старкой и не вишневкой? – прозвучал вопрос отца ректора.Каспер так упрямо мотнул головой, что рыжий чуб упал ему на глаза. Да оно и к лучшему: не придется встречаться взглядом с отцом деканом.– Одна мысль о возможности присутствовать на ученом споре таких прославленных космографов, как профессор Ланге и каноник Коперник, опьянила меня! – сказал он вызывающе. – И мне именно, а никому другому пришла в голову такая мысль. И я же высказал пожелание, чтобы в нашу академию был приглашен астроном Коперник. И о бедных деревенских ксендзах говорил я же, но это, да простят мне святые отцы, было сказано в шутку… А что касается отцов доминиканцев и отцов инквизиторов, то ничего порочащего о их сказано не было. Педелю Кристофору явно изменила память! И относительно церковной десятины…Декан отец Фаустин был рад, что в эту минуту ректор привстал, с грохотом уронив кресло. Неизвестно, до чего мог договориться молодой студент со зла или от отчаяния. Если верить этому безумному, то он один и разговаривал вчера за столом!– Вот вам и плоды вашего всепрощения, отец Фаустин! – произнес ректор холодно. – Не шляхетскую гордость должны мы воспитывать в наших питомцах, не любомудрие и не пагубную страсть к оспариванию завещанных нам святым писанием истин. Студенты Когут и Адлер, говорите вы, – простые деревенские парни? А ведь именно такие простачки, как Когут, Адлер да еще Ян Склембинский, и нужны нам сейчас! Стремление к пагубным еретическим философствованиям все больше и больше охватывает ученый мир… Вот вам и результаты!.. Так чем же мы покараем студента Каспера Берната, отцы референдарии?– Принимая во внимание его чистосердечное раскаяние. – начал было отец декан, но его слабый голос потонул в потоке негодующих возгласов: «Изгнать недостойного!», «Лишить его святого причастия!», «Изгнать из Кракова!», «Предать суду святой инквизиции!»И чем ближе сидели отцы референдарии к отцу инквизитору Джироламо Бенвини, тем усерднее и громче они кричали.Каспер слушал, как стучит его сердце. Шум голосов сливался в какой-то странный рев, напоминающий рев бури.«Инквизиция! Боже мой, мама, как ты перенесешь эту весть!»Ректор давно ему что-то говорил, но Каспер не слышал ни слова.
– Студент Бернат! – грозно повысил голос ректор. – Ты лишил себя права на снисхождение. А посему я, облеченный властью, данной мне отцами референдариями, изгоняю тебя из Краковского университета! Ступай и не возвращайся больше в нашу семью! И да смилуется над тобой господь бог и святая дева!Все это ректор произнес по-латыни. В заключение он сказал только одно польское слово: «Вон!» – и указал на дверь.Каспер не помнил, как он очутился на улице. Морозный воздух и ветер несколько освежили и успокоили его.– Вышвырнули, как собаку! – произнес он вслух и, зачерпнув горсть снега, потер им лоб.«Пойти разве к Ланге? Надо думать, он поможет… Или хоть совет какой-нибудь даст».В переулке у Рыночной площади было черно от народа. Снег был затоптан и порыжел. Каспер поднял голову. На высоком шесте над Сукенницами ветер трепал петушиное перо на шапке.– Шапка на шесте – значит, базарный день! – пробормотал Каспер с досадой. – Эх, неудача! Так и знай, что встретишь знакомых… Не дело студенту в такие часы шататься по городу – сейчас же пойдут расспросы: да что случилось, да почему не в университете?Свернув с площади в узенький, почти занесенный снегом переулок, Каспер поднялся затем на Королевский мост, потом спустился к Клепажу – ближайшему краковскому предместью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60


А-П

П-Я