Она начинала медленно раздевать ее, ласкать и все такое, а Бет делала вид, что томится от желания и тоже начинала раздевать Майру. Потом появляется тот парень, и они занимаются любовью втроем, вот и весь фильм. Он должен длиться всего восемь минут и быть немым. Возможно, они потом запишут звук. Постанывания, классическая музыка, так чтобы те мужчины, которые будут его смотреть, почувствовали подъем, чтобы от фильма у них улучшилось настроение, чтобы они поняли, что это не просто порнуха с групповухой.
Бет почти не замечала наблюдавших за ней мужчин – прожектора ослепили ее, но она знала, что вся группа внимательно наблюдает за тем, как она опускается на искусственную траву, срывает искусственный цветок, как Майра медленно стягивает с себя легкую ткань, прикрывающую ее грудь. В комнате раздались смущенные смешки. Похоже, что эта сцена действительно на них действует возбуждающе.
Майра изображала страсть, набрасываясь на нее, и в конце появился этот парень. На нем были спортивные шорты, футболка и короткие коричневые носки, прикрывающие лишь щиколотки. Это был самый обычный парень лет двадцати, и вид у него был весьма смущенный. Шли часы, ей казалось, что этому не будет конца. Все время было что-то не так. То свет. То позы. Она чувствовала себя коровой, когда выходила на площадку.
– Выплывай! – орал ей Дарби. – Подними руки вверх, черт возьми!
Когда он подошел к ней, чтобы придать ей нужную позу, чтобы показать ей, что он хочет, она почувствовала в его прикосновении, заметила в его плотно сжатых губах нетерпение. Он низко наклонился над ней, и она ощутила запах его лосьона. Бет сама не знала, хочет ли она, чтобы он видел, как она это делает. Хочет ли она спровоцировать его, чтобы он еще раз приблизился к ней.
Но Дарби вел себя лишь как профессионал, она это поняла и испытала некоторое разочарование. Можно было подумать, что он имеет дело с неодушевленным предметом.
Через некоторое время это уже всем надоело. Члены съемочной группы тоже потеряли интерес. Все было очень по-деловому, особенно действия Дарби. Интересно, думала Бет, сдержал ли Пол свое слово и ушел ли из комнаты на время съемок. Он может наговорить ей все, что угодно, и она никогда не узнает правды. Это из-за прожекторов. Они такие яркие. К ней подошел гример, промокнул ее полотенцем, поправил грим. Кто-то принес бутерброды из ближайшей закусочной, и они сделали перерыв на обед.
День уже клонился к вечеру, когда они начали снимать последнюю сцену. Это было ужасно, потому что парень никак не мог заставить свой член встать, как он с ним ни возился. Он все продолжал свои попытки, пока Бет и Майра отдыхали. Дарби проявлял терпение, пытаясь всячески его подбодрить, а остальные члены группы курили в ожидании, когда наступит чудесное мгновение и он заработает. Но она могла понять, почему у парня не получалось. Когда они начали съемки несколько часов назад, наверное, каждый мужчина в группе хотел бы быть на его месте, хотел бы этим заниматься с этими двумя девушками. Но потом началась работа. Прожектора. Владело им не желание, а необходимость, не мудрено, что ничего не получалось, да еще при всех. У Дарби был такой вид, как будто он не знал, что ему делать дальше. В конце концов, им необходимо было снять эту сцену, а то не будет фильма.
Сначала сосала Майра, а парень стоял с таким видом, как будто вот-вот умрет от стыда. Затем ее сменила Бет, и это отчасти сделало свое дело. Камеры стали снимать крупный план, а она закрыла глаза, чтобы изобразить экстаз. Но парня хватило ненадолго. Его пенис опять стал мягким. Иногда мужиков действительно жалко. Они никогда не знают, как он себя поведет, никогда не знают – будет ли он действовать. Неудивительно, что им все время приходится что-то доказывать. В финале предполагалось, что он должен кончить ей на живот, на грудь, на лицо. Все же ему удалось чуть-чуть напрячься и выдавить ей на грудь несколько капель, и Дарби сказал, что на этом они закончат.
С клиентами все было по-другому. Ею восхищались, говорили, какая она красивая, а здесь она чувствовала себя ужасно, как кусок второсортного мяса в лавке. И в группе сначала царило такое возбуждение, а спустя некоторое время можно было подумать, что снимается документальный фильм о добыче железной руды или еще что-нибудь в этом роде. Обычно после того, как она была с кем-нибудь, Пол не мог дождаться момента, когда отвезет ее домой и сам с ней этим займется. Но на сей раз все было по-другому. По дороге домой он был так погружен в свои мысли, что с тем же успехом мог находиться и в Аризоне.
– Когда мы все смонтируем, будет отлично, – произнес наконец Пол. – Парень, конечно, сплошное разочарование, – но все, что нужно, там есть. Немного отредактируем, наложим звук, все будет отлично. – Она поняла, что он собирается сказать что-то о ней. Она ни на секунду не верила, что он выполнит свое обещание и уйдет из комнаты, когда начнутся съемки. Конечно, он был там все это время.
– Это было отвратительно, – сказал он.
Она знала, что так и получится, если Пол увидит ее с кем-нибудь, она знала, что он именно это будет чувствовать. Что она дрянь. Он всегда говорил, что она продает только тело, но верил в это не больше, чем она сама. Она делала то, что он хотел от нее, и он ненавидел ее за это. В этом и состояла правда. Буду ли я этим заниматься или не буду, все равно он будет недоволен, думала она с горечью. Если бы я только не любила его. Но это невозможно было представить. Потому что она его любила. Очень любила.
ГЛАВА 14
Бет Кэрол почувствовала изменение атмосферы в «Секретах» сразу же, как переступила порог салона. Обычно там царило возбужденное оживление, вызванное появлением очередной звезды. Как, например, Барбары Пейтон, этой хорошенькой блондинки, которая ходила с Франчотом Тоуном, а также и Сонни Тафтсон, и они как-то здорово подрались из-за нее в каком-то ночном клубе. Это была еще та штучка, она ходила по салону в расстегнутом халатике-накидке, надетом на голое тело, демонстрируя все свои прелести, хотя Бет не могла понять зачем. Мужчины, работающие там, не обращали на нее внимание или же приходили в ужас, а женщины считали, что это вульгарно. Она видела здесь также Шелли Уинтерс и Клер Тревор, а как-то раз даже Хеди Ламарр, когда та вставала из кресла Бобби. Это было потрясающе и странно, поскольку обычно Бобби сам приходил к ней на дом.
– Еще здесь бывали девушки, которые общались с гангстерами, вроде Микки Коэн, у которой были потрясающие драгоценности и туалеты, все они были похожи на моделей. Еще вызывающие зависть девицы на содержании у богачей, которые вертели этими богачами, как хотели. Были еще и проститутки, вроде Дру, выдающие себя за актрис или моделей. А также проститутки, которые ни за кого себя не выдавали.
У каждой из здешних женщин была своя история, особенно у тех, кто не был подружками гангстеров, кинозвездами, содержанками или проститутками. Обычно они говорили о своих детях, туалетах, диетах, каникулах, прислуге, психиатрах и декораторах. Но чаще всего о мужчинах. Если речь шла о бывшем муже, то они рассказывали о том, каких трудов им стоило добиться приличных алиментов, о том, что их не хватает на детей, и о том, что их бывшие мужья не навещают детей, а если и навещают, то покупают им множество подарков, чтобы досадить бывшим женам и представить их в дурном свете.
А что они рассказывали о своих мужьях и любовника! Можно было подумать, что все они – ничтожества, которых необходимо без конца воспитывать, чтобы они работали и зарабатывали деньги для того, чтобы эти дамы сидели здесь, наводили красоту и хвастались друг перед другом.
Но было в их тоне и еще кое-что, что Бет не могла не почувствовать. Да, презрение – безусловно, и оно было неподдельным, как будто им было противно, что эти болваны позволяют так водить себя за нос. Но еще звучал и страх. Она слышала, как именно таким тоном говорили об ее отце люди, работавшие на него, – с презрением, даже с ненавистью. Однако все они боялись его, поскольку все от него зависели. Он мог уволить их в любую минуту, даже если у него и не было никакого повода. Да, возможно, с этими дамами было так же. Ведь их мужья и приятели вполне могли найти себе другую, и тогда они оказывались на обочине. Жены переходили в категорию разведенок, единственной надеждой которых было найти себе другого мужчину, который бы стал о них заботиться.
И вот, пока их красили, причесывали, делали массаж и накладывали косметику, они обсуждали свои женские уловки, позволяющие им действовать наверняка в охоте на мужчин. Бет потихоньку училась искусству обольщения: как придерживать руку мужчины, когда тот протягивает зажигалку, как кокетливо бросать взгляды из-под опущенных ресниц… Ну и все такое. Она попробовала так себя вести тоже, и мужчины начинали волноваться. Значит, действует.
Бет хотела вертеть мужчинами, но ей также хотелось выйти замуж, принадлежать человеку, который бы любил ее и заботился о ней всю жизнь. А потом она бы завела ребеночка, который бы принадлежал ей, и тоже любила его и заботилась о нем всю жизнь. Иногда ей даже снилось, как она идет по проходу в церкви под руку с отцом. И такая красивая. Одна девушка привела бы в порядок ее лицо, наложив косметику, другая бы сделала маникюр. Бобби бы тоже был там. Причесал бы ее, надел фату. У нее было бы длинное красивое платье в стиле ретро – с высоким воротом и старинными кружевами ручной работы вокруг шеи и на манжетах. И еще длинный шлейф. Очень длинный шлейф. Она слышала органную музыку, видела белые банты, украшающую все скамейки в церкви, нарядных гостей. Пол ждет ее у алтаря в серых в полоску брюках, черном фраке с веточкой белого подмаренника из ее букета в петлице и в сером шелковом галстуке. Рядом с ним стоит шафер и волнуется, что забудет в нужный момент подать кольца. Она не хотела сосредотачиваться на лице шафера, чтобы представить его себе позже. Однако как-то само по себе получалось, что там возникало лицо Дарби. Она решила, что это неизбежно. Обычно шафером становится лучший друг жениха.
А когда няня принесет ей в первый раз малыша, он будет в голубом одеяльце. Она посмотрит ему в личико, и он откроет свои голубые глазенки, а на щечках появятся ямочки. Она погладит его по светлым волосенкам, а он вцепится в ее палец своей очаровательной крохотной ручонкой. Она спустит лямку своей нарядной ночной рубашки и почувствует, как он своим нежно-розовым ротиком сосет ее грудь, а Пол стоит у кровати с гордостью и любовью на своем красивом смуглом лице.
Все тяжелые времена останутся позади. Приедут его родители. И они будут гордиться и им, и ей. И своим внуком-первенцем. И еще Диана. Она тоже будет здесь и со слезами умиления будет смотреть на своего племянника. Иногда она даже представляла себе, что ее подружкой на свадебной церемонии будет Диана. И от этого испытывала некоторые угрызения совести, потому что это должна бы быть Линда Мэри, с которой они вместе росли и были очень близки. Но кого бы она ни выбрала на роль подружки, все равно все будет прекрасно, и самое главное, что никто не будет злиться, и все будут счастливы.
Об этом мечтали многие здесь в «Секретах» – и посетительницы, и девушки, работающие в салоне. Все они хотели найти какой-то ключик, который бы открыл дверь к счастью, пытались найти формулу, которая сделала бы их любимыми навеки.
Сегодня в салоне было так тихо, что ей даже стало не по себе. Женщина, стоящая у кассы, рыдала, вытирая слезы кружевным платочком.
– Что случилось? – спросила она девушку в регистратуре – глаза у той тоже были красными и опухшими от слез. Бет почувствовала, как по спине пробежали мурашки от страха услышать что-нибудь ужасное.
– Это Норман. С ним произошел несчастный случай. Он умер.
Норман был симпатичный паренек, постоянно крутившийся по залу. Он всегда отпускал довольно двусмысленные шуточки, но над ними невозможно было не смеяться. У него причесывалась Ширли Бут. Не может быть, чтобы он умер.
– О Господи, – произнесла Бет. – Автокатастрофа?
– Его убили, – сказала девушка едва слышно, смаргивая слезы с век.
Убили? Но ведь людей убивают только в кино. Этого не может быть.
Потом темнокожая девушка вымыла ей голову, и Бет села в кресло Бобби, который и рассказал ей о том, что произошло, своим приятным голосом, в котором, однако, чувствовалось какое-то возбуждение, как будто ему доставляло удовольствие пересказывать эту историю. Он ей сказал, что Норману нравился грубый секс и он часто фланировал по голливудскому бульвару или Айвару до большого газетного киоска, иногда крутился возле мужских туалетов в открытом кино для автомобилистов. Но на этот раз он подцепил не тех, кого следовало. Скорее всею, это были солдаты, решившие поразвлечься. Вообще-то полиции ничего неизвестно. Они знают только, что их было четверо. Потому что осталось пять грязных стаканов. Может быть, они просто переусердствовали, потому что Норману нравилось, когда его связывали и избивали. Во всяком случае, они избили его до смерти вот этой самой штукой, которой ворочают дрова в камине, – кочергой.
Они, кроме того, еще ограбили дом. Они всегда так делают. Забрали прекрасное столовое серебро, оставленное Норману его матерью, шесть наручных часов и все его золотые запонки. И еще угнали машину, что уж совсем глупо.
– Ну подумай сама, у кого хватит мозгов угонять автомобиль МДЖ-ТК 1948 года, у которого колеса со спицами? – спросил Бобби. – Фараоны найдут его за пять минут.
– Не понимаю, почему ты решил, что это солдаты, – сказала Бет. – Разве в армию берут таких?
И тогда Бобби объяснил ей, что вообще-то солдаты мальчиков не любят, они предпочитают девушек. Возможно, у них не было денег, чтобы заплатить девушке, или не было денег, чтобы купить и девушку, и выпивку, и травку. А педик сам платит, да еще и угостит и даст травки, если она у него есть. А секс он и есть секс. Плохо только, когда ситуация выходит из-под контроля. Как у Нормана.
– Ну, их поймают, – сказала Бет. – Их отправят в газовую камеру.
– Фараоны ничего не станут делать, – сказал Бобби.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70