подвесной унитаз roca meridian
Поравнявшись друг с другом, они бежали, улыбаясь. Значит, все было в полном порядке.
– Почти обсох, – пытаясь отдышаться, сказал он, направляясь назад к оставленной одежде.
– Просто восхитительно! – сказала она, перенимая высокопарную манеру Джойс Гренфелл.
К ним подбежала собака и начала прыгать около голых ног Питера. Задыхаясь, тут же подбежала хозяйка собаки и стала извиняться. Это была женщина средних лет, укутанная в шарф и перчатки.
– Извините. К ноге! Извините, пожалуйста, – сказала она, отталкивая в сторону собаку. – Боже мой, да вы храбрецы. Неужели не холодно?
В этот момент Мэг взглянула на Питера, наблюдая за тем, как он отвечал:
– Совсем не холодно, иногда, я бы даже сказал, тепло.
– Молодцы, просто молодцы.
Питер и Мэг бежали вприпрыжку. Когда они вместе добрались до своей одежды, Питер, серьезно глядя ей в глаза, заявил:
– Послушай, я должен извиниться перед тобой. Давай все забудем!
Мэг чувствовала, что ее лицо залилось краской: она вовсе не была настроена на откровенный разговор, и, кроме того, ей вовсе не хотелось говорить о собственных чувствах.
Но Питер не унимался:
– Боже мой, Мэг. На дворе 1965 год. Я тебя поцеловал. И что же теперь, мне не будет прощения?
Повернувшись к нему спиной, она раскатывала влажные джинсы вниз на мокрые ноги.
– Да ладно, чего уж там. Давай забудем о случившемся, – только и смогла наконец вымолвить Мэг.
Они молча брели по булыжной мостовой в направлении городской галереи. Он даже не взял ее за руку, потому что Мэг, неожиданно почувствовав себя очень усталой, едва передвигала ногами. Питер же, напротив, был свеж как огурчик.
Стены галереи были увешаны полотнами огромных размеров с изображенными на них абстрактными сюжетами.
Мэг буквально ошеломила написанная маслом по дереву картина, размеры которой достигали двенадцати футов в высоту, под названием «Пустошь». Прямо по диагонали волнистая черная линия делила картину на зеленую и синюю части.
Питер неустанно следовал от одной картины к другой, пока наконец не остановился рядом с Мэг.
– Ну что скажешь? – поинтересовался он. Недоуменно покачав головой, она ответила:
– Я ничего не понимаю в такой живописи.
– Тебе не понятно, почему они такие большие? Но ты должна понимать, что маленький размер картин не годится для таких сюжетов. – Нарочито громко вздохнув, так, как будто бы ему было очень нелегко объясняться с ней, он продолжил: – Этот художник рисовал пейзажи. А изображение ландшафта требует большого пространства. У художника была широкая натура. Он рисовал любовь, а это чувство не имеет границ.
Чувство усталости и напряженное раздумье дали о себе знать. Мэг казалось, что она вот-вот заплачет.
– Для тебя, Мэг, эти картины очень фалличны. Ты не можешь понять их содержание, потому что они написаны на тему любви. Земля любит море, море – землю, мужчина женщину и женщина мужчину.
И вдруг до Мэг дошел действительный смысл картины, на которой нераспаханный конец поля углублялся в море, а море радостно открывало земле свои объятия. Не двигаясь, Мэг глядела на картину.
– Художник рисовал картину, когда умирала его жена, – принялся объяснять дальше Питер, – у которой образовалась опухоль в голове. Возможно, в это самое время они спали порознь. Может быть, поэтому в картине так ясно чувствуется неистовое и ненасытное объяснение в любви.
Слезы затуманили глаза Мэг. Он действительно был прав. Ей было чуждо понимание напористой, плотской любви.
Немного подождав, Питер спросил:
– Может быть, ты все-таки скажешь хоть слово? Повернувшись так, чтобы не показывать свое лицо, она достаточно громко заявила:
– Эта картина причиняет мне боль, поэтому я не хочу ее больше обсуждать.
Мэг тут же почувствовала, как сильно разозлила своим заявлением Питера.
– Пора идти, – ответил он довольно резко. – Мы не успеем добраться до дому засветло. Нам совсем ни к чему заблудиться среди болот.
Эти слова подействовали на нее устрашающе. Она представила себе уютное кафе, откуда они, выпив чашку чая, отправятся на автобусе, который идет через Пензанс. Ее воображение рисовало мрачную картину освещенных тусклым зимним светом бугристых вересковых полей. И от этого Мэг даже содрогнулась. Такие люди, как Джеральд Скейф, наблюдали за всеми жизненными явлениями, находясь в заброшенном, окруженном со всех сторон морем уголке. И все же он нашел свои корни. Хотя и в очень нелегкой борьбе, но все же нашел. А ей больше нравится другой, более домашний жизненный уклад. Пусть он даже кажется таким невыразительным в глазах других людей, но это будет ее собственный путь.
Чувство необъяснимой, упрямой гордости выпрямило ей спину. Зная, что Питер ждет от нее каких угодно возражений, Мэг промолчала. После утренней прогулки и морской воды ступни ног были как одеревенелые, но Мэг, не подавая виду, небрежной походкой отправилась к выходу.
– Ты прав, нам лучше поторопиться.
Он тащился за ней вверх по Вирджин-стрит и вдоль кладбища. Стало смеркаться, и из дымовых труб потянуло запахом сажи. Медленно и тяжело взобрались они на вершину горы и пошли затем по одной из троп. Уже стоя на гребне хребта, разделявшего одно побережье от другого, они оба, позабыв о своих обидах, оглядывались по сторонам, восхищаясь видом горевшей огнями горы Сент-Мишель по одну сторону и залива Сент-Айвс по другую.
– О чем ты сейчас думаешь? – неожиданно спросил Питер.
Посмотрев на него, она невольно засмеялась. Она любила его, любила той любовью, которая была недоступна для его понимания. Но Мэг и не обижалась на него из-за этого.
С нежностью в голосе она ответила:
– У меня такое состояние, как будто бы мы стоим на спине кита.
Питер снова окинул взглядом оба побережья и как будто бы слегка опечалился. После этого он взял ее за руку, и они, слегка прихрамывая, медленно зашагали в обнимку. Теперь вопросы задавала она.
– О чем ты думаешь?
– Наверное, о том же, о чем и ты, – ответил он со вздохом после небольшой паузы.
Добравшись до Гулвала, они стали ждать прихода ньюлинского автобуса. Стоя на остановке, Питер унылым голосом заявил:
– И все же Джеральд Скейф как-то совсем по-другому видел окружающий пейзаж.
Была почти полночь, когда Мэг добралась до постели. Вдруг совершенно неожиданно, когда она почти заснула, ее снова, как это уже случалось однажды, переполнило предчувствие какого-то несчастья с Мирандой, к которому примешивалось какое-то непонятное смущение, злость и уязвленное самолюбие. Несомненно, с Мирандой произошла какая-то неприятность. Включив свет, Мэг, вытаращив глаза, села, напуганная, на кровати. Ее тело ныло от недавнего горного перехода. Но боль за Миранду была просто невыносимой.
Выскользнув из кровати, Мэг взяла свой кошелек и потихоньку спустилась по лестнице. Босая и без халата, она стояла в коридоре, дрожа от холода и ожидая, когда телефонистка соединит ее с миссис Пак в Эксетере. Она отчетливо слышала, как на другом конце провода прозвенело десять гудков. Конечно же, они все спали! Ведь это был день премьеры «Леди Уиндермир». О Господи! Она совсем позабыла про «Леди Уиндермир». Ей следовало позвонить, прислать цветы. А вдруг именно из-за нее спектакль провалился?
Тут на другом конце провода прозвучало встревоженно «алло», и телефонистка сказала:
– Вас соединили. Можете разговаривать.
– Я приношу тысячу извинений за то, что побеспокоила вас в такой поздний час. Можно попросить к телефону Миранду? Скажите, что звонит ее сестра.
Мэг услышала голос в трубке:
– О да, вас, кажется, зовут Маргарет, не так ли? А я мисс Пак. Миранда и Сент-Клэр ужинают с каким-то адвокатом.
– Мистером Брэкнелом?
– Да, с ним.
– А с Мирандой все в порядке?
– У нее очень удачно прошла премьера. Очень хорошо, что вы позвонили. Подождите минутку, они возвращаются. Да, точно, это они, – извиняющимся тоном сказала она, передавая кому-то трубку. Сквозь шорох телефонной связи прорезался голос Миранды:
– Как жаль, что ты простудилась, Мэг. Ты пропустила по-настоящему замечательный вечер.
– Простудилась? – удивленно спросила нахмурившаяся Мэг. Она поинтересовалась у сестры: – А ты как себя чувствуешь? Меня мучило предчувствие, как будто бы ты…
– Господи Боже мой!!! Я-то думала, что ты давно выбросила из головы эти глупости! – засмеялась Миранда. – Со мной все в порядке. Это ты болеешь.
– Я… – сообразив, что мистер Брэкнел солгал Миранде о том, что она больна, Мэг сказала: – Мне уже лучше. И очень жалею о том, что не приехала к тебе. Но пока ты….
– Я чувствую себя превосходно и собираюсь навестить тебя в конце месяца.
– Неужели? Это было бы замечательно. Просто замечательно.
– Да, но тогда спокойной ночи.
И на другом конце провода положили телефонную трубку.
На следующий день силы окончательно покинули Мэг. Она чувствовала себя настолько усталой, что едва могла двигаться и даже говорить. Днем в течение одного часа она позировала Питеру, положив на колени вязанье. Он стоял перед мольбертом, нанося легкие мазки. Со стороны эта манера казалась не очень результативной. Мэг смотрела на темную крышу дома, стараясь не думать о дружбе с Питером, в результате которой у нее появились явные признаки боязни замкнутого пространства. Неожиданно Мэг поняла, что с тех пор, как она подружилась с Питером, она меньше стала общаться с Мирандой. Вчера же, во время купания в Сент-Айвсе, она немного испугалась близости с Питером и отшатнулась от него. И после этого у нее восстановился контакт с Мирандой. Мэг непрерывно глядела на темную крышу, пытаясь разобраться в том, не является ли ее проблема надуманной. Неужели ее новая дружба оказалась настолько крепкой, что смогла отдалить от нее сестру? Если это действительно было так, то, значит, дружба уже прошла, потому что она сейчас не может спокойно общаться с кем-либо, не думая постоянно о Миранде. Мэг жаждала увидеться с сестрой. Она постоянно видела перед глазами Миранду с собранной на затылке копной волос – в роли леди Уиндермир. Мисс Пак сказала, что премьера имела грандиозный успех. Как жаль, что она не присутствовала на спектакле! Надо было не шляться по Корнуоллу в компании с Питером Сноу, а ехать на спектакль.
Неожиданно ее размышления прервал резкий голос Питера:
– Я закончил свою работу, Мэг. Сейчас хочу немного вздремнуть. Извини, но я чувствую себя совершенно разбитым и беспомощным.
Радуясь возможности показать искреннюю заботу к делам Питера, Мэг сказала:
– Здесь так холодно, Питер. Я знаю, что ты не хочешь расходовать электричество, но, может, все-таки следует включить обогреватель?
– Плевать мне на холод, – грубо перебил ее Питер. – В моей студии абсолютно нормальная температура. А холод исходит лишь от тебя, потому что ты самая настоящая холодная рыба.
От этих слов Мэг бросило в жар. Чувствуя, как полыхает ее тело, она, отложив в сторону вязанье, стала спешно надевать на себя пальто. Обнаружив пустую бутылку со скипидаром, он выругался, потому что ему нечем было промыть свои кисти.
Проходя мимо Питера, Мэг обернулась, чтобы попрощаться с ним, и вдруг увидела свой портрет, который изменился прямо на ее глазах. Что касается лица, то оно до сих пор было похоже на какое-то расплывчатое пятно. Но зато как чувствовалась скрупулезная работа над волосами. Неподвижно застыв на месте, Мэг внимательно рассматривала картину.
– Ну что? – сардонически вопросил он. – Похоже, тебе не нравится твой портрет.
Мэг не нашла что ответить. На картине у нее были длинные и густые, как у сказочной принцессы, волосы. Помимо всего, создавалось впечатление, что каждый волосок вырисовывался отдельно.
– Я не стремился создать реалистический портрет, – тем же сардоническим тоном заявил он. – Это стилизация. Надеюсь, тебе понятен смысл этого слова – стилизация?
Сглотнув, она ответила:
– Конечно.
– Я никак не могу уловить твое лицо, потому что ты не даешь мне его получше разглядеть. Я отказываюсь вырисовывать черты лица, которое так старательно от меня скрываются. А вот волосы… Что можно сделать с волосами? Их вряд ли удастся скрыть. Когда хозяйка этих волос рассыпала свое золото по плечам… я сразу же уловил их прелесть… я уже тогда знал, что она скрывает от меня что-то удивительное. Поэтому я раздумал вырисовывать лицо и решил сосредоточить основное внимание на волосах. Эту картину я так и назвал – «Волосы». Что-то похожее на название мюзикла, который идет в Лондоне.
– Не надо, Питер, хватит об этом, – тихо попросила она.
Питер тяжело опустился на стул. На запятнанном краской рабочем столе, разложенные веером, лежали кисти. Глядя на них, он грустно промолвил:
– Ты меня совсем не любишь, Мускатный Орешек? Не веря своим ушам, Мэг уставилась на него так, как будто бы он, по меньшей мере, вытащил нож. Мускатный Орешек. Он назвал ее тем ласковым прозвищем, которое ей дал дядя Седрик.
Мэг повернулась и направилась вниз по крутым ступенькам сначала в сторону спальной комнаты, а затем гостиной. После этого она снова прошла по подвальному помещению, в котором когда-нибудь установят газовую плиту и оно станет теплым, уютным, со свежим воздухом. Только все это будет уже без нее.
Она почти бежала в направлении гостиницы «Костгад». По ее лицу было легко догадаться, что она плакала, но Артур почему-то решил, что лицо Мэг мокрое не от слез, а от дождя.
– Снова лазила по горам? – весело спросил он. – Снимай с себя мокрую одежду и устраивайся у камина. А я принесу тебе чаю. Идет?
Это предложение было весьма кстати. Такому человеку, как Мэг, больше нравилось сидеть где-нибудь в уютном уголке за чашкой чая.
ГЛАВА 8
Миранда не знала, что ей делать дальше. Девиз «Представление должно продолжаться» глубоко въелся в ее душу, и она чувствовала, что ее единственным выбором было оставаться с труппой до тех пор, пока не закончится двухнедельный показ «Веера леди Уиндермир». А телефонный звонок Мэг еще больше усилил ее боль. Ей стало ясно, что у сестры не было никакой простуды, а мистер Брэкнел всего лишь старался скрыть ее дезертирство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
– Почти обсох, – пытаясь отдышаться, сказал он, направляясь назад к оставленной одежде.
– Просто восхитительно! – сказала она, перенимая высокопарную манеру Джойс Гренфелл.
К ним подбежала собака и начала прыгать около голых ног Питера. Задыхаясь, тут же подбежала хозяйка собаки и стала извиняться. Это была женщина средних лет, укутанная в шарф и перчатки.
– Извините. К ноге! Извините, пожалуйста, – сказала она, отталкивая в сторону собаку. – Боже мой, да вы храбрецы. Неужели не холодно?
В этот момент Мэг взглянула на Питера, наблюдая за тем, как он отвечал:
– Совсем не холодно, иногда, я бы даже сказал, тепло.
– Молодцы, просто молодцы.
Питер и Мэг бежали вприпрыжку. Когда они вместе добрались до своей одежды, Питер, серьезно глядя ей в глаза, заявил:
– Послушай, я должен извиниться перед тобой. Давай все забудем!
Мэг чувствовала, что ее лицо залилось краской: она вовсе не была настроена на откровенный разговор, и, кроме того, ей вовсе не хотелось говорить о собственных чувствах.
Но Питер не унимался:
– Боже мой, Мэг. На дворе 1965 год. Я тебя поцеловал. И что же теперь, мне не будет прощения?
Повернувшись к нему спиной, она раскатывала влажные джинсы вниз на мокрые ноги.
– Да ладно, чего уж там. Давай забудем о случившемся, – только и смогла наконец вымолвить Мэг.
Они молча брели по булыжной мостовой в направлении городской галереи. Он даже не взял ее за руку, потому что Мэг, неожиданно почувствовав себя очень усталой, едва передвигала ногами. Питер же, напротив, был свеж как огурчик.
Стены галереи были увешаны полотнами огромных размеров с изображенными на них абстрактными сюжетами.
Мэг буквально ошеломила написанная маслом по дереву картина, размеры которой достигали двенадцати футов в высоту, под названием «Пустошь». Прямо по диагонали волнистая черная линия делила картину на зеленую и синюю части.
Питер неустанно следовал от одной картины к другой, пока наконец не остановился рядом с Мэг.
– Ну что скажешь? – поинтересовался он. Недоуменно покачав головой, она ответила:
– Я ничего не понимаю в такой живописи.
– Тебе не понятно, почему они такие большие? Но ты должна понимать, что маленький размер картин не годится для таких сюжетов. – Нарочито громко вздохнув, так, как будто бы ему было очень нелегко объясняться с ней, он продолжил: – Этот художник рисовал пейзажи. А изображение ландшафта требует большого пространства. У художника была широкая натура. Он рисовал любовь, а это чувство не имеет границ.
Чувство усталости и напряженное раздумье дали о себе знать. Мэг казалось, что она вот-вот заплачет.
– Для тебя, Мэг, эти картины очень фалличны. Ты не можешь понять их содержание, потому что они написаны на тему любви. Земля любит море, море – землю, мужчина женщину и женщина мужчину.
И вдруг до Мэг дошел действительный смысл картины, на которой нераспаханный конец поля углублялся в море, а море радостно открывало земле свои объятия. Не двигаясь, Мэг глядела на картину.
– Художник рисовал картину, когда умирала его жена, – принялся объяснять дальше Питер, – у которой образовалась опухоль в голове. Возможно, в это самое время они спали порознь. Может быть, поэтому в картине так ясно чувствуется неистовое и ненасытное объяснение в любви.
Слезы затуманили глаза Мэг. Он действительно был прав. Ей было чуждо понимание напористой, плотской любви.
Немного подождав, Питер спросил:
– Может быть, ты все-таки скажешь хоть слово? Повернувшись так, чтобы не показывать свое лицо, она достаточно громко заявила:
– Эта картина причиняет мне боль, поэтому я не хочу ее больше обсуждать.
Мэг тут же почувствовала, как сильно разозлила своим заявлением Питера.
– Пора идти, – ответил он довольно резко. – Мы не успеем добраться до дому засветло. Нам совсем ни к чему заблудиться среди болот.
Эти слова подействовали на нее устрашающе. Она представила себе уютное кафе, откуда они, выпив чашку чая, отправятся на автобусе, который идет через Пензанс. Ее воображение рисовало мрачную картину освещенных тусклым зимним светом бугристых вересковых полей. И от этого Мэг даже содрогнулась. Такие люди, как Джеральд Скейф, наблюдали за всеми жизненными явлениями, находясь в заброшенном, окруженном со всех сторон морем уголке. И все же он нашел свои корни. Хотя и в очень нелегкой борьбе, но все же нашел. А ей больше нравится другой, более домашний жизненный уклад. Пусть он даже кажется таким невыразительным в глазах других людей, но это будет ее собственный путь.
Чувство необъяснимой, упрямой гордости выпрямило ей спину. Зная, что Питер ждет от нее каких угодно возражений, Мэг промолчала. После утренней прогулки и морской воды ступни ног были как одеревенелые, но Мэг, не подавая виду, небрежной походкой отправилась к выходу.
– Ты прав, нам лучше поторопиться.
Он тащился за ней вверх по Вирджин-стрит и вдоль кладбища. Стало смеркаться, и из дымовых труб потянуло запахом сажи. Медленно и тяжело взобрались они на вершину горы и пошли затем по одной из троп. Уже стоя на гребне хребта, разделявшего одно побережье от другого, они оба, позабыв о своих обидах, оглядывались по сторонам, восхищаясь видом горевшей огнями горы Сент-Мишель по одну сторону и залива Сент-Айвс по другую.
– О чем ты сейчас думаешь? – неожиданно спросил Питер.
Посмотрев на него, она невольно засмеялась. Она любила его, любила той любовью, которая была недоступна для его понимания. Но Мэг и не обижалась на него из-за этого.
С нежностью в голосе она ответила:
– У меня такое состояние, как будто бы мы стоим на спине кита.
Питер снова окинул взглядом оба побережья и как будто бы слегка опечалился. После этого он взял ее за руку, и они, слегка прихрамывая, медленно зашагали в обнимку. Теперь вопросы задавала она.
– О чем ты думаешь?
– Наверное, о том же, о чем и ты, – ответил он со вздохом после небольшой паузы.
Добравшись до Гулвала, они стали ждать прихода ньюлинского автобуса. Стоя на остановке, Питер унылым голосом заявил:
– И все же Джеральд Скейф как-то совсем по-другому видел окружающий пейзаж.
Была почти полночь, когда Мэг добралась до постели. Вдруг совершенно неожиданно, когда она почти заснула, ее снова, как это уже случалось однажды, переполнило предчувствие какого-то несчастья с Мирандой, к которому примешивалось какое-то непонятное смущение, злость и уязвленное самолюбие. Несомненно, с Мирандой произошла какая-то неприятность. Включив свет, Мэг, вытаращив глаза, села, напуганная, на кровати. Ее тело ныло от недавнего горного перехода. Но боль за Миранду была просто невыносимой.
Выскользнув из кровати, Мэг взяла свой кошелек и потихоньку спустилась по лестнице. Босая и без халата, она стояла в коридоре, дрожа от холода и ожидая, когда телефонистка соединит ее с миссис Пак в Эксетере. Она отчетливо слышала, как на другом конце провода прозвенело десять гудков. Конечно же, они все спали! Ведь это был день премьеры «Леди Уиндермир». О Господи! Она совсем позабыла про «Леди Уиндермир». Ей следовало позвонить, прислать цветы. А вдруг именно из-за нее спектакль провалился?
Тут на другом конце провода прозвучало встревоженно «алло», и телефонистка сказала:
– Вас соединили. Можете разговаривать.
– Я приношу тысячу извинений за то, что побеспокоила вас в такой поздний час. Можно попросить к телефону Миранду? Скажите, что звонит ее сестра.
Мэг услышала голос в трубке:
– О да, вас, кажется, зовут Маргарет, не так ли? А я мисс Пак. Миранда и Сент-Клэр ужинают с каким-то адвокатом.
– Мистером Брэкнелом?
– Да, с ним.
– А с Мирандой все в порядке?
– У нее очень удачно прошла премьера. Очень хорошо, что вы позвонили. Подождите минутку, они возвращаются. Да, точно, это они, – извиняющимся тоном сказала она, передавая кому-то трубку. Сквозь шорох телефонной связи прорезался голос Миранды:
– Как жаль, что ты простудилась, Мэг. Ты пропустила по-настоящему замечательный вечер.
– Простудилась? – удивленно спросила нахмурившаяся Мэг. Она поинтересовалась у сестры: – А ты как себя чувствуешь? Меня мучило предчувствие, как будто бы ты…
– Господи Боже мой!!! Я-то думала, что ты давно выбросила из головы эти глупости! – засмеялась Миранда. – Со мной все в порядке. Это ты болеешь.
– Я… – сообразив, что мистер Брэкнел солгал Миранде о том, что она больна, Мэг сказала: – Мне уже лучше. И очень жалею о том, что не приехала к тебе. Но пока ты….
– Я чувствую себя превосходно и собираюсь навестить тебя в конце месяца.
– Неужели? Это было бы замечательно. Просто замечательно.
– Да, но тогда спокойной ночи.
И на другом конце провода положили телефонную трубку.
На следующий день силы окончательно покинули Мэг. Она чувствовала себя настолько усталой, что едва могла двигаться и даже говорить. Днем в течение одного часа она позировала Питеру, положив на колени вязанье. Он стоял перед мольбертом, нанося легкие мазки. Со стороны эта манера казалась не очень результативной. Мэг смотрела на темную крышу дома, стараясь не думать о дружбе с Питером, в результате которой у нее появились явные признаки боязни замкнутого пространства. Неожиданно Мэг поняла, что с тех пор, как она подружилась с Питером, она меньше стала общаться с Мирандой. Вчера же, во время купания в Сент-Айвсе, она немного испугалась близости с Питером и отшатнулась от него. И после этого у нее восстановился контакт с Мирандой. Мэг непрерывно глядела на темную крышу, пытаясь разобраться в том, не является ли ее проблема надуманной. Неужели ее новая дружба оказалась настолько крепкой, что смогла отдалить от нее сестру? Если это действительно было так, то, значит, дружба уже прошла, потому что она сейчас не может спокойно общаться с кем-либо, не думая постоянно о Миранде. Мэг жаждала увидеться с сестрой. Она постоянно видела перед глазами Миранду с собранной на затылке копной волос – в роли леди Уиндермир. Мисс Пак сказала, что премьера имела грандиозный успех. Как жаль, что она не присутствовала на спектакле! Надо было не шляться по Корнуоллу в компании с Питером Сноу, а ехать на спектакль.
Неожиданно ее размышления прервал резкий голос Питера:
– Я закончил свою работу, Мэг. Сейчас хочу немного вздремнуть. Извини, но я чувствую себя совершенно разбитым и беспомощным.
Радуясь возможности показать искреннюю заботу к делам Питера, Мэг сказала:
– Здесь так холодно, Питер. Я знаю, что ты не хочешь расходовать электричество, но, может, все-таки следует включить обогреватель?
– Плевать мне на холод, – грубо перебил ее Питер. – В моей студии абсолютно нормальная температура. А холод исходит лишь от тебя, потому что ты самая настоящая холодная рыба.
От этих слов Мэг бросило в жар. Чувствуя, как полыхает ее тело, она, отложив в сторону вязанье, стала спешно надевать на себя пальто. Обнаружив пустую бутылку со скипидаром, он выругался, потому что ему нечем было промыть свои кисти.
Проходя мимо Питера, Мэг обернулась, чтобы попрощаться с ним, и вдруг увидела свой портрет, который изменился прямо на ее глазах. Что касается лица, то оно до сих пор было похоже на какое-то расплывчатое пятно. Но зато как чувствовалась скрупулезная работа над волосами. Неподвижно застыв на месте, Мэг внимательно рассматривала картину.
– Ну что? – сардонически вопросил он. – Похоже, тебе не нравится твой портрет.
Мэг не нашла что ответить. На картине у нее были длинные и густые, как у сказочной принцессы, волосы. Помимо всего, создавалось впечатление, что каждый волосок вырисовывался отдельно.
– Я не стремился создать реалистический портрет, – тем же сардоническим тоном заявил он. – Это стилизация. Надеюсь, тебе понятен смысл этого слова – стилизация?
Сглотнув, она ответила:
– Конечно.
– Я никак не могу уловить твое лицо, потому что ты не даешь мне его получше разглядеть. Я отказываюсь вырисовывать черты лица, которое так старательно от меня скрываются. А вот волосы… Что можно сделать с волосами? Их вряд ли удастся скрыть. Когда хозяйка этих волос рассыпала свое золото по плечам… я сразу же уловил их прелесть… я уже тогда знал, что она скрывает от меня что-то удивительное. Поэтому я раздумал вырисовывать лицо и решил сосредоточить основное внимание на волосах. Эту картину я так и назвал – «Волосы». Что-то похожее на название мюзикла, который идет в Лондоне.
– Не надо, Питер, хватит об этом, – тихо попросила она.
Питер тяжело опустился на стул. На запятнанном краской рабочем столе, разложенные веером, лежали кисти. Глядя на них, он грустно промолвил:
– Ты меня совсем не любишь, Мускатный Орешек? Не веря своим ушам, Мэг уставилась на него так, как будто бы он, по меньшей мере, вытащил нож. Мускатный Орешек. Он назвал ее тем ласковым прозвищем, которое ей дал дядя Седрик.
Мэг повернулась и направилась вниз по крутым ступенькам сначала в сторону спальной комнаты, а затем гостиной. После этого она снова прошла по подвальному помещению, в котором когда-нибудь установят газовую плиту и оно станет теплым, уютным, со свежим воздухом. Только все это будет уже без нее.
Она почти бежала в направлении гостиницы «Костгад». По ее лицу было легко догадаться, что она плакала, но Артур почему-то решил, что лицо Мэг мокрое не от слез, а от дождя.
– Снова лазила по горам? – весело спросил он. – Снимай с себя мокрую одежду и устраивайся у камина. А я принесу тебе чаю. Идет?
Это предложение было весьма кстати. Такому человеку, как Мэг, больше нравилось сидеть где-нибудь в уютном уголке за чашкой чая.
ГЛАВА 8
Миранда не знала, что ей делать дальше. Девиз «Представление должно продолжаться» глубоко въелся в ее душу, и она чувствовала, что ее единственным выбором было оставаться с труппой до тех пор, пока не закончится двухнедельный показ «Веера леди Уиндермир». А телефонный звонок Мэг еще больше усилил ее боль. Ей стало ясно, что у сестры не было никакой простуды, а мистер Брэкнел всего лишь старался скрыть ее дезертирство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67