Я понимаю.
– Мы пробыли вместе около двух лет.
– А детей не было?
– Слава Богу, нет. Следующей была прилежная девочка из Алабамы, закончившая колледж в Эмори. Она не смогла ужиться с моей мамой. Она ненавидела мою семью и не пыталась скрыть этого. И моя мать тоже не была в восторге от нее, полагаю.
«Я могу себе представить», – подумала Дженни. Холодок невольно пробежал по ее коже, словно она снова сидела в просторной комнате под фамильными портретами на стене.
– Отношения вдруг стали довольно напряженными. Она могла представить себе и это: Питер метался между женой и матерью, когда все, чего он хотел, этот великодушный мальчик, каким он был, – так это мир и спокойствие.
– Это не могло продлиться долго. Я был все еще сильно привязан к своей семье, ты знаешь, даже несмотря на то, что я не всегда был согласен с ними.
Дженни знала. Зачем отстаивать свою точку зрения о Вьетнаме? Лучше промолчать и притвориться, что согласен. Так гораздо спокойнее и приятнее.
– Она не хотела оставаться в Атланте после окончания учебы, а я хотел. Так все и кончилось. Самое смешное, что через несколько месяцев я сам уехал в Чикаго. Ну, вот это был номер два. – Питер замолчал. – Ты шокирована? Разочарована?
– Ни то, ни другое.
Ее тронула искренность его рассказа о собственном поражении. У него все еще сохранились его открытость и прямодушие. По контрасту она представила себе рассудительную манеру Джея и его благоразумие, которое не покидало его, какие бы чувства им ни обуревали.
– Что же случилось с номером три?
Как резкий порыв ветра громко захлопывает дверь, которая была широко открыта, так замкнулось и лицо Питера. Ей пришлось некоторое время ждать его ответа.
– Алиса, – сказал он. – Она умерла. – И потом, словно дверь снова широко распахнулась, он громко и быстро заговорил: – Она была чудесной, Дженни, действительно чудесной. У нее был маленький мальчик. Мы были счастливы вместе, втроем. Ее родители взяли его потом, после того, как она ушла. Я потерял его, потерял ее. Ну вот, видишь, как все обернулось? Ты понимаешь?
Дженни могла только ответить:
– Мне очень жаль, Питер.
Он бросил на нее изучающий взгляд, странный взгляд, печальный, тоскливый и одновременно с легким оттенком юмора.
– Я хочу тебе что-то сказать. Она была очень похожа на тебя. Полна идеалов и энергии. Она даже внешне немного напоминала тебя.
И снова Дженни смогла подыскать только несколько слов:
– Спасибо, Питер.
Она была глубоко тронута этим его признанием и опечалена его рассказом. Возможно ли, чтобы их счастье с Алисой оказалось долгим? С одной стороны, после двух неудач, и если он все еще оставался маменькиным сынком, это было бы весьма затруднительно. Слишком сложны пути, соединяющие людей друг с другом; нужно еще очень и очень многое понять, чтобы разобраться в этом. Теперь она определенно знала только две вещи: что Питер был хорошим человеком и что он был не для нее, что бы ни думали об этом Джилл или он сам.
– Ты выглядишь такой грустной, – с беспокойством произнес он. – Мне не следовало бы взваливать на тебя еще и свои проблемы.
– Ну что ты, – запротестовала она. – И это ты говоришь после всего, что взвалилось на тебя за эту неделю? Я думаю, я надеюсь, что с тобой произойдет что-то очень хорошее.
– О, у меня уже есть много хорошего! Ты не думай, что я жалуюсь на свою жизнь. Мне нравится, где я живу, у меня много друзей, и я занимаюсь тем, к чему всегда стремился. Кроме того, не считай, что я хвастаюсь, но должен признаться, что сам добился кое-какой известности, и довольно широкой.
– Я знаю. Джилл говорила мне об этом. Ее отец археолог-любитель, и он следит за твоими работами, особенно с того момента, как она рассказала ему о тебе.
– Они, кажется, очень порядочные люди.
– Да. Стоит только взглянуть на Джилл, чтобы понять, какие они.
Питер рассмеялся.
– А разве мы с тобой не оказали никакого влияния на нее? Давай не будем такими скромными.
– Да, да, конечно, и мы тоже.
Дженни вдруг почувствовала себя обессиленной. Этот невероятный день, который начался с горького разочарования, продолжился сценой насилия и закончился сценой в постели – это было больше, чем она могла вынести.
Она поднялась.
– Уже поздно. На этот раз ты останешься на кровати, а я буду спать здесь. Софа как раз мне подходит.
– Боишься попробовать снова, да? Не доверяешь мне?
– Дело не в этом. Я просто думаю, что так будет лучше. – Она поцеловала его в щеку. – Спокойной ночи.
Утром она проснулась поздно и увидела, что он ушел и кровать была заправлена. Он оставил ей записку: «Будь осторожней на работе с сегодняшнего дня. Запирай дверь дома тоже. Я позвоню тебе перед отлетом в Чикаго».
Встряхнувшись немного, она начала заниматься привычными утренними делами, прибралась на кухне и вымыла волосы. Затем начала заниматься изучением дел, и на это ушел почти весь день.
Ближе к вечеру в дверь постучала Ширли.
– Эй! Ты дома?
В своем новом ярком пальто, с разноцветными клипсами в ушах, Ширли явно была одета для вечеринки, отметила Дженни. Она также перехватила быстрый любопытный взгляд Ширли, скользнувший по комнате.
– Ты не хочешь сходить пообедать или посмотреть фильм? Мы с подругами собираемся.
– Спасибо, но я не могу. Меня ждет целая гора работы.
Ширли, присев на краешек кресла, пожаловалась:
– Ты ведешь себя так загадочно. По правде говоря, я уже начала беспокоиться за тебя.
– Да я и не собиралась быть загадочной. – Дженни, перекладывая бумаги, хотела, чтобы Ширли ушла.
– Господи, что случилось с твоим лицом?
Синяк на ее щеке стал фиолетовым.
– Я вставала прошлой ночью и ударилась о дверь в ванной.
Брови Ширли недоверчиво поднялись вверх.
– Дженни, что произошло между тобой и Джеем? Полагаю, я сую нос не в свое дело, но ведь мы знаем друг друга уже не один год. И хоть я не могу помочь, но мне не все равно. О, да, я любопытная, прости меня.
Несмотря на всю решимость держать себя в руках, из глаз Дженни потекли слезы. Она склонила голову над бумагами и ничего не ответила.
– О, – произнесла Ширли. – Прости меня, я не думала…
– Только не жалей меня. И не надо мне сочувствовать. Мне будет только хуже.
Ширли сразу же встала.
– Я знаю. Я не буду. Но, пожалуйста, помни: когда бы ты ни захотела поговорить об этом, я здесь, рядом.
– Я расскажу тебе все в свое время. Но сначала мне нужно научиться жить с этим.
Еще долго после того, как дверь захлопнулась, Дженни сидела, положив голову на стол. Как же справиться с такой болью? Нужно постараться притупить ее, вот что надо сделать. Так, со стиснутыми зубами и сжатыми кулаками, она одолела ее, по крайней мере, на какое-то время и снова вернулась к своим бумагам. Тщательно, страница за страницей, она знакомилась с ними, делая пометки; прервавшись ненадолго, чтобы приготовить ужин из поджаренного хлеба и яиц, она снова вернулась к ним и все еще работала, когда около девяти часов зазвонил телефон.
– Как ты? – поинтересовалась Джилл.
На мгновение Дженни охватило приятное чувство.
– Прекрасно. А ты? Чем ты там занимаешься, что звонишь мне в субботу вечером? Ты же обычно развлекаешься где-нибудь на вечеринках?
– Отца моего друга положили сегодня днем в госпиталь. Так что я сейчас здесь, в общежитии. – Джилл понизила голос. – Питер звонил и рассказал мне, что с тобой случилось вчера. Так мерзко, так ужасно! Нужно убивать таких людей!
– К несчастью, это не по закону. Но я не очень пострадала. Мне просто повезло.
– Ты хорошо себя чувствуешь, можешь поговорить?
– О, конечно. А в чем дело?
– Ну, я получила завтрашний номер газеты раньше времени, и там есть статья о деле по защите окружающей среды в северной части штата в местечке Грин-Марч. Это твое дело, не так ли?
Больше не было причин что-то скрывать. Дженни ответила прямо:
– Да, это было мое дело, ты угадала. Но я уже отстранена.
– Питер говорил мне. Это, должно быть, ужасно обидно, когда ты уже так много сделала.
– Больнее всего то, что застройщики теперь добьются своего. Боюсь, что так и будет.
– Разве ты ничего не можешь сделать?
– Нет, я же не являюсь постоянным жителем этого городка, и я не плачу там налоги.
– Не могу согласиться. Ты гражданка Америки, ведь так? А это движение охватило уже почти всю страну. Ты можешь поехать, куда хочешь, и выразить свой протест. Нет никакой причины, почему ты не можешь поехать на то собрание и высказать свое мнение.
Джилл говорила в своей обычной манере, очень настойчиво, так что Дженни могла представить себе даже жест, которым она откидывает волосы с лица, могла вообразить две вертикальные морщинки на лбу, появляющиеся, когда она пыталась сосредоточиться, и ее оживленный взгляд. Все это являло такой разительный контраст по сравнению с ее собственной слабостью.
– У меня что-то нет сил, – сказала она.
– Ты боишься из-за вчерашнего? Но ты же будешь в безопасности на многолюдном митинге.
Гордость Дженни была задета этим упоминанием о страхе, вернее, ее ложная гордость, подумала она и торопливо ответила: – Причина не в этом. У меня просто больше не лежит душа к этому.
– У тебя должна лежать душа, – настаивала Джилл. – Ты должна идти дальше. Неужели ты хочешь проиграть его сейчас?
– Я больше не участвую в этой борьбе.
– Это дело каждого, говорю тебе! Мои родители ездят по всему Юго-Западу, приезжают на каждое собрание, пишут своим сенаторам и не собираются сдаваться.
Дженни вспомнила слова Марты Кромвелл: «Ты прирожденный оратор, который может увлечь слушателей, Дженни».
Ее обращение, то, которое она как адвокат уже представляла себе в общих чертах, должно потрясти собравшихся. Оно должно дойти до сердца каждого, у кого только есть сердце и совесть.
– Я поеду с тобой, если ты решишься на это, – говорила Джилл.
Ей понадобилось некоторое время, чтобы обдумать это довольно странное предложение.
– Ты поедешь со мной?
– Я этого хочу. Я могу отпроситься с пары уроков. «Ты оратор, увлекающий аудиторию, Дженни».
Это была дикая идея. С другой стороны, может, и не такая уж дикая. Просто как гражданин она может позволить себе больше высказать, чем адвокат. Она почувствовала, как волнение захватывало ее. Во всем этом деле была какая-то притягательная сила.
– Дженни? Ты обдумываешь все это? Она признала как бы с неохотой:
– Это может оказаться весьма интересным.
– Я об этом же и говорю. Так ты едешь?
У нее промелькнула еще одна мысль, вызвавшая приятное ощущение: она может показать дочери, на что она способна. В первый раз это слово промелькнуло так естественно и непроизвольно: дочь.
– Хорошо, над этим стоит поразмыслить. Давай посмотрим, я могла бы взять напрокат автомобиль. Нам нужно будет выехать самое позднее в три часа. Ты сможешь в это время?
– Даже раньше, если захочешь.
– В три будет нормально.
У Дженни пробудилась авантюрная жилка. Что-то говорило ей, что она как раз нуждалась в чем-то подобном. Это выведет ее из депрессии, даст новый импульс в жизни.
В ее сознании затеплился крохотный огонек надежды: «Послушай, ведь была жизнь до Джея, и будет жизнь после него. Так должно быть. Черт с ним».
– Да. Хорошо. Я буду ждать тебя возле главного выхода на Бродвей.
ГЛАВА 14
В воскресенье она оттачивала и доводила до совершенства конспект своей речи. Будучи просто частным лицом, а не юридическим советником, она должна будет говорить быстро, пока ее не перебьют. Она должна выразить свои соображения четко и ясно, не вдаваясь в пространные рассуждения. Она продолжала работать, когда позвонил Питер, чтобы попрощаться.
– Я очень обрадовался, услышав от Джилл о вашей совместной вылазке.
– Это была ее идея. Она воодушевила меня.
– Полагаю, вместе вы будете достаточно стойкими теперь.
– Надеюсь, что так и будет.
– Я же говорил, что что-то хорошее из всего этого должно получиться, так оно и вышло, разве нет? Надеюсь, что это хоть немного послужит тебе утешением, Дженни. – И потом, когда она промолчала, не зная, что ответить, он добавил немного шутливо: – Я еще вернусь. Тебе не удастся так легко отделаться от меня.
Она ответила:
– Я не собираюсь отделываться от тебя.
Они прошли по коридору, где пахло дезинфицирующей жидкостью, мимо дверей с табличками «Департамент здравоохранения», «Лицензии для собак», «Департамент полиции», «Дорожные нарушения», «Отдел налогов». Они вошли в зал заседания, где на возвышении восседал городской совет с укрепленным позади на стене американским флагом.
Мужчина, стоявший возле задней стены, тронул Дженни за руку, и она узнала Джерри Брайана, который помогал «снаряжать» Джорджа. Он был явно переодетым полицейским.
– Вы все еще этим интересуетесь?
– Именно поэтому я и здесь, – ответила она.
– Я так и думал, что вы должны прийти. Хорошо. – Отведя ее в сторону от посторонних, включая Джилл, он прошептал: – Вы не поверите, но мы уже много раскопали.
– Так быстро?
– Шеф работал днем и ночью. У этой привлекательной компании плохая репутация. Грязные связи.
– Вы имеете в виду «Баркер Дивелопмент»?
– Да. Они вели строительство в Калифорнии под другим названием, там возникли всякие осложнения, но они сумели выпутаться, а потом объявились на Востоке, и снова с незапятнанной репутацией.
Дженни тихо прошептала:
– Какого рода осложнения?
– Бомба в чьем-то автомобиле. Что-то связано с участком, который они хотели купить, а владелец не собирался продавать. Что-то в этом роде. Мартин говорит, что невозможно ничего было доказать, но каждый знал: это так.
– Так можно ли будет что-то доказать в данном случае? С Джорджем?
– Мартин считает, что да. Но поймите, я не все знаю. Я сегодня здесь только наблюдаю за теми, кто пришел. Конечно, мы не ждем, что здесь появится мистер «Зубы». – Даже в этом темном углу Дженни смогла разглядеть улыбку на лице парня. – Я слышал, что вам еще повезло.
– Да, повезло. – Она думала о чем-то своем. – И Фишер, этот урод? Он как-то замешан?
– Он – нет. Урод – это все, что можно сказать. Мелкая рыбешка, владеющая куском земли, который он хотел бы продать, поэтому он сходит с ума, если кто-то ему мешает это делать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40