Я не хочу, чтобы ты бралась за него, если ты так будешь к нему относиться. Я хочу, чтобы моя свадьба прошла спокойно. Никаких кругов под глазами.
– Я должна это сделать сейчас. Я сказала, что возьмусь за него.
– Ладно тебе. Не позволяй отцу взвалить это дело полностью на тебя, если хоть в чем-то сомневаешься. Я попрошу одного из молодых парней в офисе заняться им, вот и все.
Она ответила с притворным негодованием:
– Что? Отдать дело мужчине, словно женщина не может справиться с ним? Нет, только не это, – ведь это твой отец, твоя семья. Я так хочу, чтобы они хорошо думали обо мне.
– Ради Бога, они и так любят тебя. И ты это знаешь. А жемчуг моей бабушки? Какие же тебе еще нужны доказательства? Моя мать легче с зубами расстанется, чем отдаст его в плохие руки. Серьезно, тебе не следует быть такой неуверенной в себе в кругу моей семьи.
– Неужели я произвожу такое впечатление?
– Немного. Но пусть это тебя не беспокоит. – Джей наклонился и сжал ее руку. – А теперь о более серьезном; держи покрепче эту коробку, пока я не застрахую ее завтра на новое имя.
Было уже темно, когда они остановились у подъезда его дома. Два красивых медных фонаря горели под зеленым навесом. Вдоль всей Парк-Авеню двойной ряд параллельных уличных фонарей освещал белые известковые, кирпичные и гранитные фасады добротных домов, которые тянулись вплоть до пересечения с Гранд-Сентрал-Терминал, где высилось здание Пан-Американ. Это была одна из наиболее известных достопримечательностей города, подобно Трафальгарской площади в Лондоне или парижской площади Согласия. Дженни застыла на мгновение, любуясь открывшейся перед ней панорамой, в то время как Джей помогал детишкам выбраться с заднего сиденья машины. Жизнь иногда забрасывала ее в эту часть города, но ей ни разу не довелось побывать внутри одного из этих домов до знакомства с Джеем.
– Няня уже вернулась? – спросила она.
– Нет, она приходит рано утром в понедельник, чтобы собрать детей в школу.
– Тогда я поднимусь и помогу тебе уложить их в кровать.
– Не нужно. Я справлюсь. У тебя завтра ответственный день, ты говорила.
– У тебя тоже ответственный день. И, кроме всего, мне очень хочется.
Наверху, пока Джей раздевал своего маленького сынишку и укладывал его спать среди груды плюшевых мишек и игрушечных панд, Дженни занималась девочками.
– Уже поздно, вы принимали душ утром, поэтому, я считаю, мы можем обойтись без ванны сегодня, – сказала она.
Сью захныкала.
– А сказка? Ты нам расскажешь сказку?
Дженни взглянула на часы, стоявшие на столике из слоновой кости.
– Уже слишком поздно для сказок. Я вам прочитаю несколько стихотворений вместо этого. – Все больше и больше привыкая и привязываясь к детям, она чувствовала, что уже может справиться с ними. – Как насчет Милна? Хорошо? Ну ладно, пойдемте в ванну.
Они почистили зубы, вымыли руки и лицо. Потом положили свои испачканные платья в корзину для белья и надели розовые пижамы. Дженни расплела им косы и расчесала их длинные прямые каштановые волосы. Джей и все в его семье были темноволосыми. Наверное, девочки были похожи на свою мать.
Эмми потрогала волосы Дженни.
– Я хочу, чтобы у меня были черные вьющиеся волосы, как у тебя.
– А я хочу, чтобы у меня были волосы, как у тебя. Мои превращаются в мелкие кудряшки после дождя. Это так неприятно.
– Нет, это прекрасно, – ответила Сью. – Папочка думает так же. Я спрашивала его.
Дженни крепко обняла ее. Они такие милые, эти детишки, с их мягкой кожей и влажными, чмокающими губами. Конечно, они иногда бывают довольно капризными, но это вполне естественно. Она почувствовала прилив, если не любви – как легко мы бросаемся словом любовь! – то очень близкого к ней чувства. Уже в спальне она достала с полки книгу и почитала о Кристофере Робине.
– Они сменяют караул у Букингемского дворца; Кристофер Робин спустился вниз вместе с Алисой. – Она прочитала про водяные лилии:
– Над водою
Там и тут
Поднимаются водяные лилии.–
Она закрыла книгу.
– Теперь спать. – И задвинула шторы.
В освещенной розовым светом комнате было чисто и уютно. От этого покоя у Дженни защемило сердце. Ей так часто приходилось сталкиваться с другой стороной жизни: с оскорблениями, обидами, увечьями, со всем тем злом, которое люди причиняют друг другу. Бросив прощальный взгляд на маленьких девочек, она ощутила прилив благодарности за то, что, по крайней мере, они-то защищены от всего этого. Ее охватили сложные чувства, почти благоговейные. Она погасила свет.
– Спокойной ночи, дорогие, приятных снов. Так моя мама обычно говорила мне. Приятных снов.
Джей стоял возле двери в свою спальню.
– Я знаю, ты говорила, что ничего не хочешь менять в доме, – начал он.
– Это было бы слишком расточительно, когда все и так в прекрасном состоянии.
Сама мысль о перемене обстановки во всех комнатах внушала ей беспокойство. У нее не было достаточно опыта для этого, а кроме того, ее это и не очень интересовало. Она заглянула через коридор в длинную гостиную, убранную зелеными коврами, на которых островками расположились стол красного дерева и диваны с ситцевой обивкой, все говорило о приятном спокойном вкусе. Затем она также осмотрела столовую и, к своему удивлению, поняла, что стол был работы Данкана Файфа, а стулья с сиденьями из набивного шелка – чиппендейл.
– Но хотя бы спальню, – настаивал Джей. – Нам нужна новая спальня.
Да, она была согласна с этим. Ей бы не хотелось, чтобы оставалась та кровать, на которой он спал с другой женщиной. Кроме этого, она бы убрала шкаф и комод, в которых Филлис хранила свою одежду. На следующей неделе у нее будет время, и она займется этим.
На высоком комоде, который, как она предполагала, принадлежал Джею, стояла фотография в серебряной рамке, где была изображена молодая женщина в пышном свадебном платье и жемчужном ожерелье другой бабушки Джея. У нее были большие и немного удивленные глаза, круглое лицо с широкими скулами. Удивительно, подумалось Дженни, за исключением прямых светлых волос, она очень похожа на меня. Интересно, заметил ли Джей это сходство. Вероятно, нет. Недаром говорится, что люди бессознательно делают один и тот же выбор снова и снова. Она замолчала, изучая лицо и сравнивая.
С каким-то беспокойством Джей сказал: – Это не останется, конечно. Я положу портрет куда-нибудь в другое место.
– Почему не останется? Ты будешь не ты, если забудешь ее.
Бедная, умереть от рака в тридцать два года, оставив любимых людей, все это.
– Ты единственная и неповторимая, Дженни. – Голос Джея звучал взволнованно. – Вряд ли хоть одна женщина скажет так и при этом будет думать так же, как ты.
И она действительно так думала. Странно, но наедине с Джеем она не испытывала ни неловкости, ни, тем более, страха из-за того, что ее сравнивают еще с кем-нибудь. Наедине с ним она была абсолютно уверена в себе. Только семья Джея, его родители, вся обстановка их дома вызывали у нее это чувство неуверенности, боязни, что она не принадлежит к их кругу, несмотря на всю их приветливость. Но она преодолеет это…
Он обнял ее и положил ее голову себе на грудь.
– Я так спешу побыстрее закончить все дела со свадьбой. Мы не смогли спать вместе в эти выходные в доме моих родителей, не можем спать вместе и здесь из-за детей и няни. Это невыносимо.
– А я снова буду у себя всю эту неделю, – прошептала она, затем приподняла голову, чтобы взглянуть ему в лицо. Она провела пальцем по его носу. – Я тебе не говорила, что ты напоминаешь мне Линкольна. Если бы ты носил бороду, ты был бы его точной копией.
Джей рассмеялся.
– Любой мужчина, если он высокий и худощавый, с продолговатым лицом и длинным носом, будет похож на Линкольна. Для твердолобого молодого адвоката ты довольно романтична.
– Может, я и твердолоба, но и мягкосердечна тоже.
– Дорогая, я хорошо это знаю. Послушай, тебе нужно выспаться. Я посажу тебя в такси. И позвони мне, когда доберешься домой.
– Я могу сама взять такси, Джей. Меня никогда так не баловали. Уж не думаешь ли ты, что водитель такси собирается похитить меня, а?
– Нет, но позвони мне все-таки, когда приедешь.
* * *
Квартира в отремонтированном доме без лифта в Ист-Ривер была совершенно другим миром. Здесь жили по одному и вдвоем молодые артисты театра, художники, начинающие предприниматели, словом, те, кто надеется чего-нибудь достичь в жизни. Их квартиры располагались в определенном порядке, от совершенно пустых – с циновкой на полу и торшером, наполовину меблированных – с ободранными деревянными кроватями, плетеными викторианскими креслами из комиссионных магазинов, до полностью меблированных, с коврами, книгами, пластинками и растениями. У Дженни была меблированная квартира.
В то мгновение, когда она повернула ключ в замочной скважине, дверь через холл напротив отворилась.
– Привет! Ну как все прошло? – Ширли Вейнберг, в халате, с мокрой головой, завернутой в полотенце, хотела все знать. – Я только собиралась посушить волосы, когда услышала, что ты вернулась. Как все прошло? – повторила она. – Ничего, если я войду?
– Конечно, проходи.
Они жили рядом вот уже пять лет, и их связывали добрые отношения. Ширли работала секретарем театрального продюсера и смотрела на мир, как на второй Бродвей, несчастные жены и пыльные залы суда были не ее стихией. Она села на софу Дженни.
– Ну что, сплошное великолепие, этот их дом?
Без сомнения, Ширли представляла себе мраморные полы и позолоченное дерево.
– Да, нет, это сельская усадьба, ей лет сто пятьдесят или побольше. Мне понравилось, но тебе там вряд ли понравилось бы.
– Ну, они хоть ужасно богаты, да?
Такие вопросы довольно неприятны, но надо принимать во внимание, кто их задает. Ширли была туповатой, но доброй. Но почему так много людей задают одни и те же вопросы? Каким-то образом пробуждается любопытство, и раздается вопрошающий голос – кто? когда? И любопытство удовлетворено…
– Я не думаю, что они «ужасно богаты». Но они и не бедные тоже, – спокойно ответила Дженни. – Но как-то никто не думает о них таким образом.
– Ты, может, и нет. Но ты вообще чудная, – покровительственно произнесла Ширли. – А что в коробочке?
– Ожерелье. Посмотри.
– Боже мой! Ты только взгляни на него!
– Ты напугала меня. Почему ты так кричишь?
– Господи, ты идиотка. Здесь жемчуг стоимостью в десять тысяч долларов, неужели ты этого не знала? Нет, что я говорю? Он стоит гораздо больше. Жемчуг снова поднялся в цене.
– Этого не может быть, – выдохнула Дженни.
– Я знаю, что говорю. Я работала одно время на Мэдисон-Авеню в ювелирном магазине. Эти жемчужины размером в девять миллиметров. Ты знаешь, что это значит? Нет, конечно же, ты не знаешь. Надень его.
– Теперь я боюсь и прикасаться к нему. Я боюсь, жемчуг разобьется.
– Он не разобьется. Надень его.
– Я чувствую себя довольно глупо, если он действительно такой дорогой. Куда я его надену?
– Да куда угодно, есть много мест. Он великолепен. Посмотри.
– Я никогда не задумывалась о таких вещах, – удивленно ответила Дженни. – Я не понимала, почему кто-то хочет вешать себе на шею все эти деньги?
– Ты чудная, – раздалось в ответ. – Оно что, для тебя совсем ничего не значит?
– Ну, в каком-то смысле и значит. Оно очень красиво, конечно, но для меня важно то, что это значит, что я желанна в их семье, и вот почему я очень и очень счастлива. Я никогда не стремилась иметь такие вещи. Наверное, потому, что я просто не могла позволить себе ничего такого.
– Ну, похоже, что теперь ты можешь себе позволить это. Ты действительно без ума от него, да?
Дженни подняла глаза и взглянула в лицо подруги: за искренней привязанностью проглядывало и любопытство.
– Да, это так, – просто ответила она.
– Я никогда не видела, чтобы ты была так увлечена.
– Просто я раньше так никого не любила.
– Ты счастливая. Ты знаешь, ты жутко счастливая?
– Да, знаю.
– Любить мужчину, который хочет, чтобы это все было навсегда. Господи, как я устала от парней, которые не могут обещать тебе ничего, кроме того, что они никогда не посягнут на твою свободу. Я бы хотела отдать свою свободу, не всю, конечно, а часть, ради того, чтобы иметь дом и ребенка. Двоих детей. Но мужчины, которые сейчас встречаются, сами как дети, – посетовала Ширли.
Дженни, повесив свое пальто, ничего не ответила. Ей вдруг вспомнилось, как больше года назад Ширли и Дженни, как и большинство их ровесниц, наслаждались полной независимостью и свободой, которые ранее считались исключительной привилегией мужчин. А затем биологические часы, как они называли это тогда, начали тикать очень громко.
– Биологические часы, – произнесла она.
– Да. Ну, я очень рада за тебя. – Ширли встала и поцеловала Дженни в щеку. – Ты очень симпатичная девчонка, тебе повезло. Послушай, тебе надо запастись кусочком фланели и протирать жемчуг всякий раз, когда надеваешь его. И каждые два года его нужно восстанавливать. На твоем месте я бы это делала у Тиффани.
Когда она ушла, Дженни еще постояла некоторое время с жемчугом в руке. Мысли переполняли ее. Она оглядела свою небольшую комнату. Конечно, ее не назовешь красивой, но это была удобная и приятная комната, с репродукциями голубей Пикассо и геометрических фигур Мондриана. Иногда она думала, как было бы смешно, если бы Джей переехал к ней сюда. Она сама выкрасила стены в желтый цвет, купила пестрое стеганое одеяло ручной работы у народных умельцев горных районов Теннесси и ухаживала за высокой пальмой, стоявшей у окна в деревянном ящике. Книги и первоклассная стереоаппаратура были приобретены ею лично, на свои средства, и это вызывало у нее приятное чувство, возможно, даже удовлетворение.
Конечно, карьера, можно сказать, удалась. Теперь, выстояв в этом мире и доказав, что она может выжить в нем одна, она была готова, и даже рада пожертвовать своей независимостью.
С Джеем она познакомилась на одном из многолюдных шумных сборищ, с белым вином и бестолковой болтовней, проходившем где-то в одной из переоборудованных новомодных мансард, заполненной абстрактными фигурами, скульптурами из металла с подвижными частями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40