Вдруг по знаку Фери Ача краснорубашечники вскочили.
– По домам, – приказал предводитель. – Оружие есть у всех?
– У всех! – в один голос откликнулись они, подымая с земли длинные деревянные копья с красными флажками на остриях.
– Отнести оружие в кусты и составить там в козлы! – скомандовал Фери Ач. – Марш!
Все направились в глубь островка, предводительствуемые Фери Ачем. Гереб тоже пошел с ними. Маленькая лужайка с камнем посредине, на котором стоял зажженный фонарь, опустела. Шаги все удалялись: краснорубашечники углубились в чащу.
Бока сделал движение.
– Сейчас, – шепнул он Немечеку и вынул из кармана красную бумажку, заблаговременно проткнутую кнопкой. Потом раздвинул кусты, обернулся и сказал:– Жди здесь. Не шевелись!

И одним прыжком выскочил на лужайку, где только что тесным кружком сидели краснорубашечники. Немечек затаил дыхание. Первым делом Бока подбежал к исполинскому дереву, которое росло на краю лужайки, осеняя весь островок своей могучей кроной, словно огромным зонтом. Во мгновение ока он приколол к его стволу алый знак и шмыгнул к фонарю. Открыв одно из стекол, он дунул внутрь. Свеча погасла, и Немечек перестал видеть Боку. Но не успели его глаза привыкнуть к темноте, как Бока уже очутился рядом и схватил его за руку:
– За мной! Скорей, скорей!
И оба помчались к берегу, где стояла лодка. Чонакош, увидев их, прыгнул в нее и уперся веслом в берег, готовый сейчас же оттолкнуться. Бока и Немечек мигом перемахнули через борт.
– Отваливай, – задыхаясь, приказал Бока.
Чонакош налег на весло, но лодка не двинулась с места. Слишком глубоко врезались они в берег, когда причаливали: лодка почти наполовину вылезла па сушу. Надо было кому-то выйти, чтобы приподнять нос и столкнуть лодку в воду. Но на лужайке уже слышались голоса. Краснорубашечники, вернувшись из арсенала, увидели, что фонарь потух. Сначала они было подумали, что его погасил ветер. Но Фери Ач, осмотрев фонарь, обнаружил, что одно стекло открыто.
– Здесь кто-то был! – загремел он так, что его услышали и трое беглецов, бившихся с лодкой.
Фонарь зажгли, и всем бросилась в глаза записка, прикрепленная к дереву: «Здесь были мальчишки с улицы Пала». Краснорубашечники переглянулись. Фери Ач воскликнул:
– Если были, значит, не ушли далеко! В погоню! Он издал протяжный свист. С моста прибежали часовые и доложили, что по мосту никто на остров не проходил.
– Они на лодке приплыли, – сказал меньшой Пастор. И трое мальчишек с улицы Пала, сталкивавшие лодку, с ужасом услыхали громкий вопль краснорубашечников:
– В погоню!
Как раз и этот момент Чонакошу удалось спихнуть лодку и быстро в нее прыгнуть. Беглецы дружно взялись за весла и изо всех сил принялись грести к противоположному берегу. Фери Ач громогласно отдавал приказания:
– Вендауэр, на дерево! Посмотри, где они! Пасторы, живо через мост: обежать озеро с обеих сторон!
Казалось, трое с улицы Пала теперь окружены. Пока они сделают четыре – пять взмахов веслами, необходимые, чтобы достичь суши, быстроногие Пасторы успеют обежать вокруг озера, и тогда путь будет отрезан с обеих сторон. И даже если удастся достичь берега раньше Пасторов, их все равно заметит с дерева дозорный и крикнет, куда они побежали. С лодки видно было, как Фери Ач с фонарем в руке бегает по берегу. Потом раздался гулкий топот: это Пасторы промчались по мосту.
Но не успел дозорный вскарабкаться на дерево, как беглецы уже достигли берега.
– Лодка пристала к берегу! – завопил с дерева невидимый дозорный.
– Все за ними! – тотчас ответил ему низкий голос предводителя.
Но трое лазутчиков с улицы Пала уже удирали со всех ног.
– Нельзя, чтобы они нас догнали, – промолвил на бегу Бока. – Их в несколько раз больше, чем нас.
И они припустили вовсю, не разбирая дороги, по газонам – впереди Бока, за ним остальные, – прямо к стеклянному зданию оранжереи.
– В оранжерею! – запыхавшись, проговорил Бока, подбегая к низенькой двери.
К счастью, дверь не была заперта. Юркнув в нее, беглецы притаились за густыми кипарисами. Снаружи все было тихо. Преследователи как будто потеряли их из виду.

Мальчики перевели дух. Они оглядели внутренность этого странного здания, сквозь стеклянную крышу и дверь которого проникал слабый свет городских сумерек. Необыкновенное, любопытное место была эта большая оранжерея. Трое беглецов попали в левое ее крыло. Прямо перед ними находился центральный зал, а за ним уходило вдаль правое крыло. Вдоль стен, насколько видел глаз, тянулись ряды зеленых кадок, в которых росли деревья с толстыми стволами и большими листьям. В длинных ящиках красовались мимозы и папоротники. Под высоким куполом центральной части неподвижные пальмы простирали кверху свои веерообразные листья и высился целый лес каких-то южных растений. Посреди этого леса находился бассейн с золотыми рыбками, а возле стояла скамейка. Дальше опять шли магнолии, лавры, померанцевые деревья, гигантские папоротники – сплошь крупные, сильно пахнущие растения, наполнявшие воздух пряным ароматом. И всюду в этом обширном стеклянном строении, обогреваемом паровым отоплением, сочилась и капала вода. Капли щелкали по широким, мясистым лопастям, и когда где-нибудь, шурша, вздрагивал большой пальмовый лист, мальчикам чудилось, будто это какой-то диковинный южный зверек копошится во влажных, душных зарослях, между зелеными кадками. Здесь беглецы почувствовали себя в безопасности и стали раздумывать, как теперь выбраться отсюда.
– Только бы не заперли на ночь оранжерею! – пролепетал Немечек, который в изнеможении уселся под высокой пальмой, прислонившись к ее стволу. Он промок до нитки, и в тепло натопленном помещении его охватила приятная истома.
Бока успокоительно заметил:
– Ну, если до сих пор не заперли, так теперь не запрут.
Они сидели и слушали. Но снаружи не доносилось ни звука. Видно, никому в голову не пришло искать их здесь. Тогда они встали и начали бродить среди высоких стеллажей, сплошь уставленных горшочками с зелеными кустиками, душистыми травами и большими цветами. Чонакош, задев ногой за одну из полочек, споткнулся. Немечек поспешил к нему на помощь.
– Погоди, – сказал он, – я тебе посвечу.
И прежде чем Бока успел помешать, вынул из кармана коробок и чиркнул спичкой. Спичка вспыхнула, но тут же погасла, потому что Бока выбил ее у него из рук.
– Осел! – сердито прошипел он. – Забыл, что мы в оранжерее? Ведь здесь даже стены стеклянные… Теперь они наверняка нас заметили.
Мальчики остановились, прислушиваясь. Бока был прав. Краснорубашечники увидели вспышку света, на мгновение озарившую вею оранжерею, и в следующую минуту ясно послышался хруст гравия у них под ногами. Они тоже направились к левому крылу. В Аче снова проснулся военачальник.
– Пасторы, к правому крылу! – крикнул он. – Себенич – к среднему входу, а я сюда!
Мальчишки с улицы Пала мигом попрятались кто куда. Чонакош лег на живот и заполз под нижнюю полку стеллажа. А Немечеку велели залезть в бассейн с золотыми рыбками: все равно он уже промок. Малыш погрузился в воду по самый подбородок, а голову прикрыл большим листом папоротника. Боке уж не оставалось времени для размышлений, и он успел только стать за приотворенную дверь.
Фери Ач с фонарем в руке вошел со своим отрядом в оранжерею. Свет фонаря падал так, что Бока, стоя за стеклянной дверью, хорошо видел Фери Ача, но сам оставался невидимым. Тут он впервые как следует рассмотрел предводителя краснорубашечников, которого раньше видел близко только раз, в саду Национального музея. Красивый малый был этот Фери, особенно сейчас, когда глаза у него горели воинственным пылом. Но в следующее мгновение он со своими спутниками уже кинулся обшаривать проходы. В правом крыле они даже заглянули под стеллажи. В бассейне искать никому не пришло в голову. Зато Чонакоша чуть не обнаружили. Его спасла чистая случайность: как раз в ту минуту, когда преследователи собирались заглянуть под нижнюю полку, паренек, которого Фери Ач назвал Себеничем, сказал:
– Да они давно небось удрали через правую дверь…
И так как он побежал направо, все в пылу погони тоже устремились за ним. Несколько глухих ударов об пол возвестили, что преследователи не очень церемонятся с цветочными горшками. Но вот они выбежали наружу, и все утихло. Чонакош выполз из своего укрытия.
– Мамочки! – воскликнул он. – Я весь в земле. Горшок свалился мне прямо на голову.
И принялся усердно отплевываться от песка, набившегося ему в нос и в рот. Затем из бассейна, словно морское чудище, показался Немечек. С бедняжки опять ручьями текла вода, и опять он, чуть не плача, по своему обыкновению, принялся жаловаться:
– Что же мне, всю жизнь в воде сидеть? Лягушка я, что ли?
И встряхнулся, как болонка, которую окатили водой.
– Не ной, – сказал Бока. – Ну, теперь пошли; на сегодняшний вечер, кажется, хватит. Немечек вздохнул:
– Ой, как мне домой хочется…
Но, сообразив, какой прием его ожидает в этой мокрой насквозь одежде, поспешил поправиться:
– Да нет, совсем не хочется!
Они побежали назад, к акации у ветхого забора, и вскоре были там. Чонакош взобрался на дерево, но, ступив на верхнюю перекладину забора, оглянулся и посмотрел в сад.
– Они идут сюда! – раздалось его испуганное восклицание.
– Назад, на дерево! – приказал Бока.
Чонакош перелез обратно на акацию и помог вскарабкаться товарищам. Они забрались как можно выше, пока держали ветви, вверху совсем тонкие. Мысль, что их поймают, когда спасение так близко, была нестерпимо обидна.
Отряд краснорубашечников с громким топотом подбежал к дереву. Беглецы тремя огромными птицами застыли наверху, в темной листве…
Послышался голос того самого Себенича, который еще в оранжерее сбил своих товарищей с толку:
– Я видел, как они перепрыгнули через забор!
Наверно, он был глупее всех, этот Себенич. А так как глупцы больше всех шумят, только его голос все время и раздавался. Краснорубашечники, все до одного ловкие гимнасты, мигом перемахнули через забор. Оставшийся последним Фери Ач, перед тем как перелезть, задул фонарь. На забор он взобрался по той самой акации, в ветвях которой угнездились наши пташки. Тут с одежды Немечека – с нее все еще текло, как из дырявого желоба, – упали ему за ворот три крупные капли.
– Дождь пошел! – крикнул Фери Ач и, вытерев ладонью шею, спрыгнул на тротуар.
– Вон они! – загремело на улице, и краснорубашечники гурьбой ринулись вслед за Себеничем, который, видимо, опять ошибся.
– Да, если б не этот Себенич, мы давно бы уж были в их руках… – заметил Бока.
Только тут они почувствовали, что спасены. Краснорубашечники по маленькой уличке пустились вдогонку за какими-то двумя мальчуганами. Те шли себе потихоньку, ничего не подозревая, но, увидев преследователей, в испуге бросились бежать, а краснорубашечники с торжествующим ревом погнались за ними. Шум погони все удалялся и наконец замер где-то в закоулках Йожефвароша…
Пришельцы с улицы Пала спустились с забора и, ощутив под ногами мостовую, облегченно вздохнули. Какая-то старушка брела мимо; вдали показались еще прохожие. Ребята снова были в городе: тут уже им ничто не угрожало. Все трое устали и проголодались. Неподалеку, в сиротском приюте, окна которого приветливо светились в темноте, зазвонил колокол, сзывая на ужин.
У Немечека зуб на зуб не попадал.
– Идем скорей, – пробормотал он.
– Постой, – сказал Бока, – поезжай лучше на конке. На вот деньги.
Он полез в карман, но рука его так и осталась там. У президента было всего-навсего три крайцара. Сколько он ни шарил, ничего, кроме этих трех медных крайцаров да изящной чернильницы, весело пускавшей синие капли, в кармане не оказалось. Бока вынул три запачканные чернилами монетки и протянул Немечеку:
– Больше у меня нет.
У Чонакоша нашлось еще два крайцара. И у самого малыша хранился заветный крайцар, который он носил с собой в коробочке из-под пилюль – на счастье. Всего это составило шесть крайцаров. С этой суммой в руках Немечек и взобрался на конку.
А Бока остался стоять посреди улицы. Из головы у него всё не шел Гереб с его проделками. Печально стоял он и молчал. Зато Чонакош, который еще ничего не знал о предательстве, был в превосходном настроении.
– Гляди-ка, мамочка! – сказал он и, когда Бока взглянул на него, вложил два пальца в рот и так пронзительно свистнул, что ушам больно стало. Как говорится, во всю мочь. Свистнул – и огляделся с таким видом, будто вкусно поел. – Весь вечер сдерживался, – весело заявил Чонакош. – Больше невтерпеж, мамочка!
Он подхватил загрустившего Боку под руку, и мальчики, усталые от пережитых волнений, побрели в город по длинному проспекту Юллё…
4
Часы в классе снова пробили один раз, и мальчики стали складывать книжки. Господин Рац, учитель, захлопнул свою книгу и поднялся с места. Малыш Ченгеи с первой парты услужливо подбежал к нему помочь надеть пальто. Мальчишки с улицы Пала, сидевшие в разных местах, переглянулись, ожидая распоряжений Боки. Известно было, что в два часа дня на пустыре состоится сбор и отряд лазутчиков в составе трех человек доложит о посещении Ботанического сада. Что вылазка прошла удачно и президент Союза пустыря отважно нанес ответный визит Краснорубашечникам, – об этом все уже знали. Но любопытно было узнать и услышать обо всех приключениях и опасностях, которые подстерегали смельчаков…
Из Боки нельзя было вытянуть ни слова. Чонакош болтал без умолку и – прости ему господь! – изрядно привирал. Рассказывал даже про каких-то диких зверей, которые повстречались им в развалинах замка… Уверял, будто Немечек чуть не утонул в озере… Что краснорубашечники сидели вокруг огромнейшего костра… Но рассказывал страшно сбивчиво и о самом главном все время забывал. Да и слушать его было трудно: постоянные свистки, которые он вставлял после каждой фразы вместо точки, просто оглушали.
Немечеку же собственная его роль казалась такой важной, что он напустил на себя величайшую таинственность и на все вопросы отвечал только:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20