Бока быстро отнял бинокль от глаз. По лицу его разлился румянец.
– Труби! – с одушевлением воскликнул он.
И труба запела. Краснорубашечники остановились перед обоими входами. Серебряные острия их копий сверкали на солнце. В своих красных фуражках и рубашках они походили на красных дьяволят. Их горнисты тоже затрубили атаку, и воздух наполнился призывными трубными звуками. Колнаи трубил не переставая.
– Тата… тра… трара… – неслось с крыши сторожки. Бока с биноклем в руках искал Фери Ача.
– Вон он!.. – вдруг воскликнул генерал. – Идет с отрядом, который наступает с улицы Пала… Там и Себенич… знамя наше несет… Да, жарко придется армии улицы Пала!
Отрядом, подошедшим с улицы Марии, командовал старший Пастор. Над отрядом развевалось алое знамя. Все три трубы пели не умолкая. Но краснорубашечники, сомкнув ряды, неподвижно стояли у ворот.
– Они что-то замышляют, – промолвил Бока.
– Пускай замышляют! – воскликнул адъютант, на мгновение перестав трубить. Но в следующую секунду уже снова дул изо всей мочи.
– Тата… тра… трара…
Внезапно трубы краснорубашечников смолкли. Их отряд, стоявший на улице Марии, разразился оглушительными боевыми кликами:
– Гейя, гоп! Гейя, гоп!
И ринулся в ворота. Защитники мгновение помедлили, словно собираясь принять бой, но потом сломя голову бросились наутек, как и предусматривалось планом.
– Браво! – воскликнул Бока и поспешно обернулся к улице Пала.
Однако отряд Ача и не думал входить на пустырь, а стоял на улице, перед открытой калиткой, словно прирос к месту.
– Что это они? – промолвил Бока с тревогой.
– Какая-нибудь, хитрость, – дрогнувшим голосом отозвался Колнаи.
Они снова посмотрели налево. Наши бежали, и краснорубашечники гнались за ними.
Тут Бока, до той поры серьезно и не без испуга наблюдавший за неподвижным отрядом Ача, вдруг выкинул такое, чего не делал ни разу в жизни: подбросил вверх фуражку, испустил дикий вопль и принялся плясать, как сумасшедший, на ветхой кровле, которая чуть под ним не проломилась.
– Спасены! – восклицал он.
Потом, подскочил к Колнаи, стиснул его в объятиях и, расцеловав, пустился в пляс вместе с ним. Адъютант ровно ничего не понимал.
– Что с тобой? Что ты? – спрашивал он в недоумении. Бока указал в ту сторону, где в бездействии стоял со своим отрядом Ач.
– Видишь?
– Вижу.
– И не понимаешь?
– Не понимаю.
– Ах ты, дурачина… Да ведь мы спасены! Победили! Неужели не понимаешь?
– Нет.
– Видишь, они стоят не двигаясь?
– Конечно, вижу!
– Не входят… ждут…
– Ну, ждут.
– А почему ждут? Они ведь ждут, пока корпус Пастора покончит с армией, прикрывающей пустырь с улицы Марии. Только после этого они пойдут в атаку. Я это сразу понял, когда увидел, что они не нападают одновременно. Нам повезло! Они составили точно такой же план сражения, как мы: хотели вытеснить половину нашего войска на улицу Марии (это поручено Пастору), а оставшуюся половину атаковать потом сразу с двух сторон: Фери Ач ударил бы спереди, а Пастор – с тыла. Но теперь им придется облизнуться! Пошли!
И Бока стал спускаться с крыши.
– Куда ты?
– Идем, идем. Тут смотреть нечего: они все равно не тронутся с места. Скорей на помощь армии улицы Марии!
Армия улицы Марии отлично делала свое дело. Рассеявшиеся бойцы ее беспорядочно бегали между тутовыми деревьями, у лесопилки, для пущего правдоподобия восклицая:
– Ой! Ой!
– Нам крышка!
– Все пропало!
Краснорубашечники с криком их преследовали. Бока следил теперь только, попадется ли враг в ловушку. Вдруг наши у лесопилки исчезли. Половина скрылась в каретном сарае, половина – в сторожке.
– За ними! Лови их! – подал команду Пастор. И краснорубашечники кинулись за ними, в обход лесопилки.
– Труби! – закричал Бока.
Маленькая труба звонко протрубила сигнал к началу бомбардировки. Тонкие детские голоса с трех первых фортов ответили ей торжествующими кликами. В ту же минуту послышались глухие удары: в неприятеля полетели песочные бомбы. Раскрасневшийся Бока весь дрожал от возбуждения.
– Адъютант! – крикнул он.
– Я!
– Лети к шанцу и скажи, чтоб подождали. Пускай подождут! Начинать только после сигнала атаки. И форты улицы Пала тоже пусть ждут!
Бока еще не договорил, как адъютант уже бросился исполнять приказание. У сторожки он лег на живот и под прикрытием земляного вала, ползком, чтобы не увидел неподвижно стоявший у ворот неприятель, пробрался к шанцу. Шепотом передав приказ крайнему во рву, он так же ползком возвратился к генералу.
– Все в порядке, – доложил он.
Крики за лесопилкой слились в сплошной рев. Краснорубашечники решили уже, что победили. Но три форта палили вовсю, и это мешало нападающим взять штабеля приступом. На крайнем – славном третьем – форте, скинув куртку, в одной рубашке, как лев, сражался Барабаш. Он только и делал, что прицеливался и швырял бомбы в Пастора-старшего. Мягкие песочные бомбы одна за другой шмякались в черноволосую голову Пастора, и каждую Барабаш сопровождал восклицанием:
– На-ка, дружок!
Пастор яростно отплевывался от залеплявшего ему рот и глаза рыхлого песка.
– Погоди, я до тебя доберусь! – злобно завопил он.
– Попробуй доберись! – отвечал Барабаш, снова прицелившись и метнув бомбу.
Раз! И у краснорубашечника снова оказался полон рот песка. Форты разразились неистовым «ура».
– Покушай песочку! – крикнул разгоряченный Барабаш и обеими руками метнул в Пастора сразу две бомбы.

Не заставили себя ждать и две другие. Угловой форт работал на славу. А пехота сидела притаившись в каретном сарае и сторожке, ожидая приказа. Краснорубашечники были уже у фортов и лезли напролом.
– На штабеля! – снова отдал приказание Пастор.
– Бац! – воскликнул Барабаш, угодив предводителю прямо в нос.
– Бац! – подхватили этот клич остальные форты, обрушивая на головы уцепившихся за поленья краснорубашечников целый ливень песка.
Бока схватил Колнаи за руку.
– Песок на исходе, – сказал он. – Я отсюда вижу. И Барабаш кидает уже одной рукой, а ведь в угловом форте бомб втрое больше, чем в других…
Огонь и правда стал как будто слабей.
– Как же быть? – спросил Колнаи.
Но к Боке уже вернулось самообладание.
– Победа будет за нами, – сказал он.
В этот момент форт номер два прекратил бомбардировку. Видимо, песок иссяк.
– Теперь пора! – воскликнул Бока. – Живо в сарай! Наступление!
А сам одним прыжком очутился у сторожки и, распахнув дверь, крикнул внутрь:
– В атаку!
Оба батальона мигом выскочили наружу: один из сарая, другой из сторожки, – и вовремя. Пастор уже занес ногу на парапет форта номер два. Но кто-то, вцепившись сзади, стащил его вниз. Краснорубашечники растерялись. Они думали, что обратившееся в бегство войско скрылось в штабелях и назначение фортов – не допускать туда противника. И вдруг те, кого они только что преследовали, ударили им в тыл!..
Авторитетные военные корреспонденты, участвовавшие в настоящих войнах, утверждают, что в сражении самое страшное – паника. Полководцы и сотен пушек не так опасаются, как малейшего замешательства, которое обычно за несколько секунд разрастается в полнейший хаос. Но если паника страшна настоящему войску, с ружьями и пушками, как же было не поддаться ей горстке маленьких пехотинцев в красных спортивных рубашках?
Они не поняли, в чем дело. В первую минуту никто даже не сообразил, что это – те самые беглецы, которые только что от них скрылись. Краснорубашечники решили, что перед ними совершенно новое войско. Только узнав некоторых в лицо, они увидели, что столкнулись со старыми знакомыми.
– Откуда вы? Из-под земли, что ли, выскочили? – вскричал Пастор, когда две сильные руки ухватили его за ногу и стащили на землю.
Теперь и Бока сражался. Высмотрев себе подходящего противника, он схватился с ним и, борясь, понемногу стал оттеснять его к сторожке. Краснорубашечник, видя, что с Бокой ему не сладить, изловчился и подставил ножку. С фортов, откуда внимательно следили за поединком, раздались протестующие крики:
– Позор!
– Ножку подставил!
Бока упал, но тотчас вскочил на ноги.
– Ты ножку мне подставил! Это не по правилам! – крикнул он и поманил к себе Колнаи.
Вдвоем они моментально водворили барахтающегося краснорубашечника в сторожку и заперли его там.
– Вот дурак! – тяжело дыша, сказал Бока. – Если б он по правилам боролся, я бы с ним не сладил. А так – мы имели полное право пойти на него вдвоем.
И он снова поспешил в бой – туда, где противники, разделившись попарно, один на один боролись друг с другом. Бомбометчики осыпали краснорубашечников остатками песка, сохранившимися в первых двух фортах. А форты, которые смотрели на улицу Пала, молчали. Они выжидали.
Колнаи хотел было сам схватиться с кем-нибудь врукопашную, но Бока прикрикнул на него:
– Не лезь в драку! Ступай передай приказ: гарнизонам первых двух фортов перейти в четвертый и пятый!
Колнаи пересек поле битвы и передал приказание. С первых двух фортов тотчас исчезли знамена – бомбардиры взяли их с собой на новые позиции.
Один победный клич гремел за другим. Но самый громкий прозвучал, когда Чонакош схватил Пастора – самого грозного, непобедимого Пастора! – поперек туловища и, подняв в воздух, донес до сторожки. Мгновение – и Пастор в бессильной ярости заколотил ногами в дверь, но уже изнутри…
Тут поднялся невообразимый шум. Краснорубашечники чуяли уже свою гибель, а теперь, лишившись предводителя, совсем потеряли голову. Оставалось только уповать, что отряд Ача исправит положение. Но пока их одного за другим вталкивали в сторожку при новых и новых взрывах ликования. Эти торжествующие вопли доносились и до корпуса, неподвижно стоявшего у входа с улицы Пала.
– Слышите? – с гордой улыбкой кивал Фери Ач в сторону пустыря, прохаживаясь вдоль строя своих бойцов. – Скоро нам подадут сигнал.
Дело в том, что у краснорубашечников был уговор: как только корпус Пастора покончит с выставленным против него заслоном, Пастор и Фери Ач по звуку трубы атакуют одновременно с двух сторон. Но к этому времени горнист Пастора – малыш Вендауэр – уже сидел в сторожке и вместе с остальными пленными кулаками и ногами барабанил в стенки, а труба его, полная песка, преспокойно лежала в форте номер три среди прочей военной добычи…
Пока у лесопилки и сторожки развертывались эти события, Фери Ач подбадривал своих:
– Главное – терпение. А как услышим трубу – вперед!
Но долгожданного сигнала все не было. Крики и вопли стали затихать и слышались теперь так глухо, словно исходили из закрытого помещения… Когда же батальоны в ало-зеленых головных уборах втолкнули в сторожку последнего краснорубашечника, испустив при этом такой торжествующий рев, какого пустырь еще не слыхивал, отряд Фери Ача охватила тревога. Младший Пастор вышел из рядов.
– По-моему, там что-то неладно, – сказал он.
– Почему?
– Потому что это не их голоса, а чужие. Фери Ач прислушался. И в самом деле, горланили чужие. Однако он притворился спокойным.
– Ничего особенного, – заявил он. – Просто наши сражаются молча. Это мальчишкам с улицы Пала туго приходится, вот они и орут.
В это мгновение, точно в опровержение слов Фери, со стороны улицы Марии ясно послышалось «ура».
– Ого! – сказал Фери Ач. – «Ура» кричат.
– Кому туго приходится, тот «ура» кричать не станет! – возбужденно отозвался младший Пастор. – Зря мы, пожалуй, решили, что отряд моего брата наверняка победит…
И Фери Ач, – а он был малый неглупый, – понял, что расчеты его не оправдались. Понял, что и битва теперь уже проиграна: ведь ему одному придется принять бой со всем войском мальчишек с улицы Пала. А долгожданный сигнал трубы – последняя слабая надежда – все не раздавался…
И вдруг вместо него зазвучал совсем другой сигнал – чужой, обращенный к войску Боки. Он означал, что весь отряд Пастора, до последнего человека, взят в плен и заперт в сторожке и что теперь начинается общее наступление с пустыря. И действительно, по звуку трубы армия улицы Марии разделилась на два отряда. Один показался у сторожки, а другой вынырнул из-за форта номер шесть. Шли они в порванной одежде, но с сияющими лицами, торжествующие, закаленные в огне победоносного сражения.

Теперь Фери Ач знал уже с полной уверенностью: войско Пастора разбито. Несколько мгновений он пристально глядел на появившиеся батальоны, потом быстро обернулся к младшему Пастору.
– Но если их разбили, где же они? – возбужденно спросил он. – Если их вытеснили на улицу, почему они не бегут сюда?
Они с Пастором оглядели улицу, а Себенич даже сбегал на улицу Марии. Никого. Громыхала только груженная кирпичом телега, да несколько прохожих мирно шли по своим делам.
– Нигде никого нет! – с отчаянием в голосе доложил Себенич.
– Что же с ними случилось?
И тут только Фери вспомнил про сторожку.
– Их заперли! – вскричал он вне себя от гнева. – Разбили и заперли в будке!
На этот раз догадка его, в отличие от недавнего опровержения, сразу подтвердилась. Со стороны сторожки послышались глухие удары: это заключенные колотили кулаками в дощатые стенки. Но тщетно: маленькая сторожка была заодно с войском улицы Пала. Ни стены ее, ни дверь не поддавались, стойко выдерживая удары. Тогда пленники устроили кошачий концерт, надеясь привлечь этим внимание корпуса Ача. Бедный Вендауэр, у которого отняли трубу, рупором приставил ладони ко рту и, надрываясь, «трубил» в них.
– Ребята! – воскликнул Фери Ач, обращаясь к своему отряду. – Пастор потерпел поражение! От нас зависит спасти честь краснорубашечников! Вперед!
Они как стояли длинной колонной, так и вступили на пустырь и беглым шагом устремились в атаку. Но Бока, успевший уже снова взобраться вместе с Колнаи на крышу сторожки, крикнул что было мочи, заглушая стучавших, визжавших и бесновавшихся у него под ногами пленников:
– Труби! В атаку! Форты, огонь!
И подбегавшие ко рву краснорубашечники вдруг отпрянули. Четыре форта одновременно обрушили на них свои бомбы. Туча песка заволокла все, и наступающие на мгновение перестали видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20