мне показалось, что расстояние между ними не превышает пяти-шести футов (два метра) и при известной ловкости и, конечно, смелости можно по карнизу перебраться с одного балкона на другой… если на стене есть какие-нибудь выступы, за которые можно уцепиться.Это решило дело. Раз нельзя попасть в нужную мне комнату – попытаюсь проникнуть в соседнюю…Согласно показаниям сыщика Жирара, когда он открыл дверь и осветил комнату карманным электрическим фонарем, Ивор Дандес стоял у раскрытого окна (фотоснимок этого окна также был помещен в газете); по-видимому, услыхав шаги и стук за дверью, он собирался бежать через балкон, но испугался огромной высоты…Однако я-то знала, почему он стоял у окна!И вот теперь мне самой предстояло завтра совершить головоломный трюк – проделать рискованный путь над бездной; другого пути не было.На снимке было заметно, что чугунные перила на балконах имеют узорчатые переплетения и выступы. Перелезая с балкона на балкон, я могу зацепиться за них подолом платья и оказаться в беспомощном положении; платье было мне помехой, и я подумала, что наилучшим выходом из этой ситуации была бы мужская одежда: мне нужно переодеться парнем!Кстати, в этом у меня уже имелся некоторый опыт. В Нью-Йорке, когда я училась в колледже, мы не раз ставили школьные спектакли, разыгрывая небольшие сценки; и так как мальчишки обычно относились к «девчоночьим затеям» пренебрежительно, мне (как и другим девушкам) приходилось иногда переодеваться и выступать в мужской роли. Мы даже приклеивали небольшие усики.Нечто подобное было и в Лондоне: я уже говорила, что лорд и леди Маунтстюарт любили устраивать у себя концерты и самодеятельные спектакли, ставили «живые картины», в которых я участвовала в роли буколических пастушков или влюбленных юношей. На эти спектакли, устраиваемые обычно после бала, приглашался весь «цвет» Лондона.Да и с Лизой мы иногда, дурачась, переодевались в мужскую одежду, а Боб Уэст – в дамское платье, чем вызывали переполох среди прислуги и смешили до слез добрую тетушку Лилиан.Чтобы меня не выдал голос, я обычно старалась говорить хрипловатым баском. Впрочем, на этот раз мне придется разговаривать немного, но вот откуда в Париже взять мужскую одежду? Не покупать же костюм в магазине готового платья!..Правду говорит пословица: «Утро вечера мудренее». Проведя беспокойную ночь, не переставая думать о завтрашнем дне, я в конце концов нашла выход: утром администратор отеля сообщил мне адрес театрального салона-ателье, где актерам и актрисам за небольшую плату давали напрокат костюмы к любой пьесе любой эпохи.Без труда разыскав заведение, я обратилась к хозяйке салона, полной, солидной даме с пышной прической:– Мадам! – сказала я. – Мне нужен на один вечер мужской костюм для участия в любительском спектакле. Не сможете ли вы мне помочь?– О да, конечно, мадемуазель, это наша профессия, – затараторила дама, – мы подберем для вас любой гардероб по вашему вкусу. Смею вас уверить, из вас получится очаровательный молодой человек! Каким персонажем вы собираетесь стать? Аристократом, буржуа, военным или, может быть, из низших слоев населения?– Нет-нет, – возразила я. – Мне нужен обычный современный костюм.– Понимаю, мадемуазель, мы сделаем для вас. В нашем костюме вы будете иметь потрясающий успех! Какой оттенок вам желательней, – темный или посветлей?.. Одну минуту, мадемуазель!Она тут же вызвала двух мастериц, которые, не переставая говорить мне комплименты, стали примерять мне то одну, то другую вещь, пока не остановились на простеньком обиходном коричневом костюме, не бросающемся в глаза. Это было как раз то, что мне нужно.– У меня к вам еще одна просьба, – заявила я. – Надеюсь, она не затруднит вас.– В чем дело, мадемуазель?– Видите ли, я хочу сейчас оставить свое платье у вас и немного пройтись в этом костюме по городу – убедиться, что никто не признает во мне девушку. А завтра верну вам костюм и заберу платье…– Ха-ха-ха! Вы, наверное, американка?– Как вы это узнали? По моему произношению?– О да, меня не проведешь! Вы, милочка, прекрасно говорите по-французски, но у вас есть маленький, совсем крошечный акцент. И только одни американцы способны на такую, я бы сказала, экстравагантную выходку – разгуливать по Парижу в одежде другого пола. Это очень, очень оригинально!… Но боюсь, такая эскапада будет для вас опасна! – она сделала испуганные глаза.– Почему? – удивилась я.– Сплошной кошмар! В вас будут влюбляться все встречные девушки!И мы обе рассмеялись на этот чисто французский комплимент.– Но что же мне делать с волосами? – жалобно спросила я.– Да, да, теперь подумаем о ваших волосах. Ничего страшного, мадемуазель, они у вас не такие уж длинные…Это была правда. Лиза, которая всегда хвалилась своими волосами, (они у нее и в самом деле роскошные), отрастила их ниже плеч, но я предпочитала более короткую стрижку с элегантной модной прической, которая так нравилась Ивору.– Мы зачешем их кверху и заколем шпильками, – деловито продолжала хозяйка ателье, трогая рукой мои волосы. – А потом запрячем под широкое кепи, и могу вас уверить, там их почти не будет видно. Вас абсолютно никто не узнает! О ля-ля!…Вот так я превратилась в американского журналиста. Приказ шефа полиции, в котором он именовал меня «американской журналисткой», – подсказал мне мою будущую роль. Я назовусь корреспондентом газеты «Вашингтон пост», это поможет мне выполнить свою миссию, не вызывая особых подозрений, – ведь преступления – «хлеб» для журналистики.…Не стану описывать, как я некоторое время прогуливалась по парижским бульварам (девушку во мне никто не опознал!), как наняла мотор и, проколесив в нем добрых полчаса по разным улицам и переулкам, названия которых я не знаю, подъехала к дому номер двести восемнадцать.В глаза мне бросилось объявление при входе: «Сдаются свободные комнаты». Это было мне на руку, и я обратилась к консьержу с твердым намерением – воспользоваться случаем.Консьерж вызвал хозяина – щуплого немолодого француза – и я, нарочно подчеркивая свое англо-американское произношение, сказала ему:– Дорогой мосье, я только вчера приехал из Нью-Йорка и, услыхав о зверском преступлении, совершенном в вашей гостинице, решил написать о нем заметку в газету «Вашингтон пост», корреспондентом которой являюсь. Не будете ли вы столь любезны рассказать мне кое-какие подробности этого злодеяния?– Видите ли, мосье, – уныло отозвался он, почесывая за ухом, – наши парижские газеты уже несколько раз брали у нас интервью и широко растрезвонили об этом событии. Честно говоря, любопытные зеваки нам изрядно надоели, не говоря уже о том, что мы понесли на этом убыток: некоторые жильцы тут же съехали с квартиры, словно им тоже грозит беда. Смешно, не правда ли? Только нам не до шуток: почти весь шестой этаж, где произошло преступление, опустел. Как вам это нравится, а?Это действительно понравилось мне, потому что соответствовало моим планам, но я и виду не показала, а наоборот заявила, что от души сочувствую ему и даже хочу в некотором роде возместить его убытки, сняв одну комнату на несколько суток.– А нельзя ли, – добавила я, – заглянуть хоть одним глазком в ту комнату, где все произошло?– Увы, нет! – возразил он. – Полиция наложила печати на дверь, завтра должны прийти судебные эксперты. Да и к чему вам это? Труп давно убрали, там только грязь и беспорядок.– Нам, журналистам, – с достоинством разъяснила я, – бывает существенно важно не только узнать детали происшествия, но и ощутить его атмосферу. Находясь в непосредственной близости от места драматических событий, мы как бы переживаем их сердцем, и тогда корреспонденция удается на славу. Надеюсь, вам это понятно?– О да, мосье! В таком случае вы, может быть, разрешите предложить вам отличную комнату на шестом этаже – рядом с той самой?– Это меня вполне устраивает, – заявила я. – Покажите комнату и получите вперед плату. Думаю, что там у меня дело пойдет.Так я оказалась совсем близко от цели.Выглянув из окна, я увидела соседний балкон, тот самый!Снизу и на фотографии казалось, что оба балкона находятся почти рядом – рукой подать! – но на деле соседний отстоял от моего так далеко, что у меня захватило дух и даже зародилось сомнение, сумею ли я перебраться на него, тем более что на стене не было никаких выступов, кроме узенького карниза, годного разве только для кошки.Сами балконы предназначались, видимо, не для удобства жильцов, а только для цветов; они тоже были такими узкими, что на них едва помещалась нога человека. Это создавало дополнительное неудобство.…День тянулся неимоверно долго. Я еле дождалась вечера, когда в комнату внесли керосиновую лампу, а в коридоре зажглись газовые горелки. Но впереди предстояла еще такая же длинная, утомительная ночь; разве могла я в темноте, при неверном свете далекого уличного фонаря, карабкаться по гладкой стене с риском оступиться, потерять равновесие, упасть с шестого этажа и разбиться вдребезги?..Однако и упускать время нельзя: завтра в комнату придут судебные эксперты и, возможно, перероют все не только в комнате, но и на балконе! Нужно проделать все до их прихода, т. е. до восхода солнца, при первых проблесках утренней зари, когда уже достаточно светло, но все люди еще крепко спят, и никто не сможет помешать мне……Наконец, настал и этот страшный момент.До сих пор кровь стынет в моих жилах, когда вспоминаю, как я висела над бездной, прижимаясь к отвесной стене и цепляясь за малейшие ее шероховатости, за каждый обломок выпадающего кирпича, – а в голове билась единственная мысль: как бы нога не соскользнула с ненадежного узенького карниза!..Холодный ветер свистел в моих ушах, раздувал одежду и пытался сбросить меня вниз. Я цеплялась так отчаянно, что сорвала себе ногти, кровь проступила на пальцах обеих рук…И все-таки, все-таки я победила! Глава 21. Диана в трущобе Надо ли говорить, с каким радостным чувством возвращалась я в отель! Казалось, все самое худшее осталось позади, и уже не хотелось вспоминать о тех жутких минутах, когда я, ежесекундно рискуя сорваться, карабкалась над пропастью. Душа моя ликовала, я была готова обнять весь мир: я поборола страх, выполнила опасное поручение Ивора и теперь летела к нему словно на крыльях, не чуя под собой ног.Если даже мне не разрешат еще раз увидеться с ним, я обращусь к его адвокату, и тот передаст Ивору, что задание его выполнено.Я уже не сомневалась, что теперь все пойдет гладко. Мне осталось лишь вручить найденный пакет Максине…Было раннее-раннее утро. Огромный огненно-красный диск солнца медленно вставал над затуманенным горизонтом. В это прохладное апрельское утро на улицах было очень мало народу, лишь кое-где копошились в тумане людские фигуры.Это был район бедноты, и найти здесь свободный кэб было едва ли возможно. Поэтому я решила пройти несколько кварталов пешком и остановилась на перекрестке, размышляя, какое направление мне лучше избрать. Обращаться к кому-либо за советом я боялась…И в этот момент я почувствовала, что кто-то тронул меня за рукав.Я оглянулась.Это была сгорбленная старуха, одетая в бедное рубище. Из-под ее дырявой косынки во все стороны торчали космы неопрятных седых волос, а лицо с крючковатым носом напоминало сову.– Мой дорогой юный мосье! – сказала она скрипучим голосом. – Пожалуйста, зайдите ко мне на одну минутку, помогите мне в моем горе. Я вас умоляю, не откажите!– Я спешу по важному делу, – ответила я. – А что у вас случилось?– Стряслась большая беда. Захворал мой единственный внук, кроме него у меня никого нет в целом свете.– Что с ним? – машинально спросила я, совсем не думая о чужих бедах и отнюдь не собираясь идти куда-либо кроме намеченного мною пути.– Его покалечили уличные хулиганы. Эти гамены Гамен (франц.) – парижский уличный подросток, часто беспризорный.

– сущие бандиты! Видите ли, я послала мальчишку к булочнику, а они напали на него целой оравой, избили и отобрали все деньги до последнего сантима. Сейчас он, мой малыш, лежит без движения, все равно как полено…– Чем же я могу помочь? Я не доктор. Обратитесь к любому врачу.– Мы люди бедные, а врачу надо много платить. Я совсем растерялась, у меня голова идет кругом, и никто не хочет мне помочь. Ради Бога, ради Бога, мосье, умоляю вас! Ну, что вам стоит зайти к нам на минутку, взглянуть на несчастного ребенка?– Право, я не могу, – начала, было, я, но она перебила:– Мосье, я обратилась к вам потому, что у вас такое доброе лицо! Когда я увидела вас, то сразу сказала себе: этот красивый молодой человек не откажет старой одинокой женщине в. такой ничтожной просьбе!Говоря это, она продолжала держать мой рукав и, заметив, что я колеблюсь, усилила свои просьбы и стала одной рукой тереть глаза, еще больше сморщив изборожденное морщинами лицо.– Уверяю вас, у меня совсем нет свободного времени, – нерешительно сказала я. – Если хотите, я дам вам денег на врача…– О, благодарю вас, мосье, вы так великодушны! Но я еле хожу, боюсь оставить моего любимого внука одного… да и где найдешь врача в такой ранний час? Вы только взгляните на мальчишку, помогите мне сделать ему перевязку и посоветуйте, как с ним быть дальше. Ради всего святого, это займет у вас самую малость времени!При этих словах она еще крепче уцепилась за рукав моего пиджака костлявыми скрюченными пальцами и потянула куда-то в сторону.Мне страшно хотелось избавиться от нее, я была готова отдать ей все деньги, которые имела при себе, лишь бы она оставила меня в покое. Но она настойчиво тянула меня за собой.И я пошла за ней – крайне неохотно, с единственным желанием поскорей отвязаться от нее. Всю дорогу старуха бормотала слова благодарности, восхваляя мою доброту и красоту, но не выпускала моего рукава, словно опасаясь, что я сбегу от нее.Мы свернули в какой-то мрачный переулок. Наверное, это был самый грязный и омерзительный из всех переулков на «Дикой» улице. До сих пор – и в Америке, и в Англии – я жила в фешенебельных аристократических кварталах, где не встретишь нищих, бездомных, оборванных людей, где полисмены вежливы, а швейцары учтивы и предупредительны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32