Пятнадцать человечков каждый воспитатель должен сделать настоящими людьми, уверенными в себе и хоть немного счастливыми.Кузя Ярочкин видел, как Лариса Чумикова читала своей группе книгу про Гарри Поттера. Все долго устраивались в игровой комнате прямо на ковре, и ребята толкались и пихались, стараясь занять местечко поближе к воспитательнице. Так котята льнут под теплый бок к матери. Самые удачливые и настырные тесно прижимались к ней, укладывали головы ей на колени, цеплялись за руки, за шею и отодвигали друг друга, споря:– Это моя мама!– Нет, моя, моя!Никому из них она не была настоящей матерью, но про всех говорила: мои детки. И, как порою мать больше всего любит самое неудалое чадо, так и Лариса больше всего любила Митьку Гуцуева. Кузя не мог понять почему. Митька показался ему злобным, лживым и невозможным мальчишкой. Кузя отчего-то даже побаивался его угрожающего взгляда и старался лишний раз с Митькой не встречаться.От всеобщей суеты и сутолоки сборов он решил спрятаться в медицинском кабинете, завернул за угол коридора и тут же налетел именно на Гуцуева. Кузя даже вскрикнул от неожиданности, а мальчишка глянул, как холодной водой окатил. Ни словом не удостоил, прошел мимо, задел плечом, да так, что Ярочкин чуть к стене не отлетел.– Эй, ты! – начал было Кузя.Митька остановился, не оборачиваясь, лишь чуть повернул голову. В его напряженной позе читалась такая нешуточная угроза, что Кузя испугался.– Тебя Лариса Ивановна с собаками ищет. Шел бы в лагерь собираться, как все.– А ты не больно надейся, что меня в лагерь законопатят, – процедил Гуцуев. – Вот разъедутся все, тогда мы с тобой и побазарим.– Не о чем мне с тобой базарить, – рассердился Ярочкин.Что это за наглость, в конце-то концов! Вот сейчас… Но Митька уже исчез за углом. Кузя выглянул в длинный коридор. Никого не было. Он плюнул и пошел в кабинет.В шкафу с лекарствами не было стекла. Оно стояло, прислоненное к металлической боковой стенке, а навесной замок был цел. Кузя ошарашено разглядывал дверцу и никак не мог понять, каким образом здоровенное стекло, закрепленное изнутри, вдруг оказалось снаружи. И зачем тогда замок, если его можно вот так просто выставить? И кто это сделал? И как?!Кто… Ясно кто, Митька Гуцуев. Здесь он и был, когда его разыскивала воспитательница, отсюда и шел, когда столкнулся с Кузей. Но как мальчишка попал в кабинет? Ярочкин открывал дверь ключом, он точно это помнил и, конечно, заметил бы, если бы она была не заперта. Значит, у него тоже есть ключ.Кузя, стараясь ничего не трогать, стал осматривать полки: что-то наверняка пропало, не из баловства же залез сюда Митька. А зачем? Может быть, именно из баловства, чтобы стащить что-нибудь и подвести его, Кузю Ярочкина, под монастырь. А если все гораздо серьезнее? Если Гуцуев решил отравиться или кого-нибудь отравить этими таблетками?.. Парень стал судорожно пересчитывать упаковки и сверяться по журналу учета. На нижней полке не оказалось на месте двух полных и одной начатой упаковок противоаллергического «Кларитина». Кузя про себя усмехнулся: «Клофелин» что ли искал да перепутал? Но тот препарат, который пропал из шкафа, тоже не безобидный да еще в таком количестве. Кузя заметался по кабинету. Тамары Михайловны сегодня нет, директриса с него голову снимет. И что, что, что делать!?Он бросился к телефону.– Тимка! Это я! Да наплевать мне, что занят! У меня тут беда!Тимур приехал через сорок минут. Кузя давно уже торчал на лавочке под сиренью у главного входа и от волнения едва не сгрыз ногти по самые локти.– Давай зови этого придурка, – велел Тимур, выслушав брата и осмотрев шкаф.Ничего удивительного и поразительного в том, что пацан так ловко выставил стекло, Каримов не увидел, разве что удивился его недюжинной силе. Стекло было толстое и очень тяжелое. В дверцу оно вставлялось сверху и при желании вытаскивалось по направляющим. Но как удалось подростку поднять это стекло в одиночку на высоту полутора метров и не разбить – было для Тимура загадкой.– Сейчас придет, – неуверенно сообщил, вернувшись, Кузя.– Так что ж ты его за шкирку не приволок?– Знаешь, я его терпеть не могу и боюсь, – сознался брат. – Такой противный, зараза, вредный… Его даже недавно подозревали в убийстве, вернее, в покушении. По-моему, так у него не заржавеет, грохнет и не поморщится.Дверь отворилась, показался Митька. Он остановился по ту сторону порога, склонив голову и засунув руки в карманы спортивных штанов, и презрительно разглядывал Тимура и Кузю.– Заходи, – приказал ему Каримов.– Чего надо?– Заходи, не бойся.– Я тебя не боюсь. Сам гляди не перепугайся.Он все-таки вошел в кабинет. Тимур тут же запер изнутри дверь и положил ключ себе в карман.Митька ухмыльнулся и, не дожидаясь приглашения, уселся на кушетку. Левую руку снова засунул в карман.– У тебя в левом кармане ключ от этого кабинета? – спокойно спросил его Каримов.Митька чуть заметно дернул бровью: удивился. Ключ явно именно там, отметил про себя Кузя.– Нет у меня никакого ключа.– Стекло-то один вытаскивал или помог кто? – продолжал Тимур. – Тяжелое ведь.Теперь уже обе брови Гуцуева поползли вверх.– Да ты так не удивляйся. На стекле отпечатки твоих пальцев. Я из милиции, сейчас приедет оперативная группа, мы ей тебя и сдадим. Хочешь?Митька молчал.– Ну, зачем тебе таблетки? – не выдержал Кузя. – Верни их мне, я положу в шкаф, и разойдемся по-хорошему. Все равно тебе от них никакого толка, они такие, знаешь, безвредные, наркотиков из них не сделаешь… Неужели тебе хочется вместо лагеря в милицию?– Ничего вы не докажете, – покачал головой Митька. – Нет там на стекле никаких моих отпечатков. Даже, если б я его вытаскивал, голыми бы руками не стал, надел бы чего-нибудь. Вон, у вас там перчатки резиновые валяются.Кузя посмотрел на тумбочку, куда указывал Гуцуев. Действительно, коробка с перчатками.– Ничего, – обнадежил Каримов, – специалисты разберутся, в перчатках ты работал или нет. У тебя, кажется, и так с милицией проблемы. А тут дело серьезное: кража со взломом. Упекут как миленького.Тимур вытащил мобильник и стал набирать номер. Митька ерзал на кушетке, но не сдавался.– Тим, погоди, – попросил Кузя. – Дай мне с ним один на один поговорить.Тимур пожал плечами, отпер дверь и вышел из кабинета. Митька метнулся было следом, но услышал, как ключ повернулся в замке, и снова уселся на свое место. Кузя Ярочкин подсел рядом.– Слышь, Мить, я ведь знаю, что именно ты взял таблетки.– Не я.– Ты. Только ты смотри, захочешь потравить кого-нибудь – можешь и в тюрьму сесть.– Ты же сказал, что таблетки безвредные, – хмыкнул мальчишка.– Нет, не безвредные. Очень даже не безвредные. Если ты ими отравишь кого-нибудь, я же буду знать, что именно ты их украл, буду свидетелем, даже если меня тоже накажут. А если ты меня подставить решил, то тебе это не удастся. Я сейчас пойду в аптеку и куплю такие же упаковки, положу их в шкаф и стекло на место вставлю.– А может, я эти таблетки сам сожру, – выдал Митька.– Сам-то зачем? – удивился Кузя. – Жить что ли надоело?– В лагерь ехать не хочу. Я ж не дурак, много не буду, почитаю, что там на бумажке написано, и съем столько, чтоб мне плохо стало, вот меня и не возьмут.– Нет, Митя, ты дурак, – вздохнул Кузя. – В лагере же хорошо: речка, лес, игры всякие, походы. Здорово.– Ты там был?– Ну… Нет.– Чего тогда говоришь? Там еще поганее, чем здесь!– А разве тебе здесь плохо?Митька повернул голову и сердито посмотрел на Кузю, проверяя, не шутит ли тот.– А ты думаешь, блин, тут клево?! Прям счастья полные штаны! Сам-то, поди, у мамки с папкой живешь, а?– У меня недавно умерла мать, – спокойно ответил Кузя. – Умерла недавно, только давным-давно она меня бросила. Я у приемной матери живу. Тимур вот мой названный брат, это его родная мама, а я сирота.Они помолчали. Краем глаза Кузя видел, как из левого кармана Митька пару раз вытаскивал мятую сигаретную пачку. Вытаскивал и запихивал обратно.– Мить, хочешь, я тебе помогу в лагерь не поехать, – неожиданно для себя самого предложил Ярочкин. – Хотя бы пока. Поживешь без этого лагеря тут недельку-другую. Хочешь?– Хочу, – буркнул Митька. – А как?– Сейчас ляжешь в изолятор, я скажу, что у тебя температура поднялась. Тамары Михайловны сегодня нет, я за нее. А после температуры тебя неделю точно на карантине продержат и в лагерь не пустят. Идет?– Идет! – обрадовался мальчишка. – Ща, я тебе стекло назад запихаю.Он подставил табурет, встал на него и схватил огромное стекло, которое Кузя даже передвинуть в одиночку не смог. Ярочкин зажмурился, когда Митька махом поднял стекло вверх на вытянутых руках, но ожидаемого звона не услышал, только тихий дребезг. Он приоткрыл один глаз: стекло красовалось на своем законном месте.Кузя постучал в дверь, и Тимур открыл ее.– Мить, ты бы ключ-то вернул, – попросил Ярочкин.– Какой ключ?– Ну тот, которым ты этот кабинет открывал.– Я не ключом, я булавкой, – махнул рукой Митька и выскочил за дверь.– Булавкой? – пробормотал Тимур Каримов, недоверчиво осматривая личину замка.Через десять минут все три упаковки «Кларитина», две полные и одна начатая, лежали в шкафу, а Митька Гуцуев – в изоляторе.Тимка снова уехал на свою милицейскую практику, а Кузю все не покидала тревожная мысль: очень уж быстро Митька сдался и переменил к нему свое отношение. Что-то тут не так… Глава 18 Маше Рокотовой все-таки пришлось принимать отдел. Она сопротивлялась этому почти с самого первого дня своей работы в еженедельнике «Бизнес-Ярославль», но все – от главного редактора до фотографов и корректоров – понимали, что отделом экономики и финансов управляет именно она. Правда, последний год, после автомобильной аварии, Маша плохо себя чувствовала и подумывала совсем оставить журналистскую работу, да все не решалась. Но теперь формальный начальник ушел на городское телевидение, и все взоры опять обратились к ней. Главный нажал на Рокотову, как он один умел и мог себе позволить из-за многолетней и многотрудной дружбы. Она согласилась.Маша терпеть не могла за кого-то, кроме себя, отвечать. Достаточно уже того, что она отвечает за своих детей, да и те, слава Богу, выросли. Только-только она вздохнула свободно, снова ощутила себя почти молодой и беззаботной, как опять обрушивается на нее ненавистная начальственная должность. Это только кажется, что руководить приятно и просто. Может быть, кому-то, кому нравится сам процесс, власть и доставляет удовольствие, а для человека, старающегося заботиться не только о собственных амбициях, но и об успехе дела и благе подчиненных, это тяжелый и обременительный крест.Тьфу, пять минут в новом кресле, а в голову уже лезут дурацкие и пафосные мысли, подумала Рокотова и развязала первую папку. Ее удивляла и умиляла организация труда бывшего начальника: он все писал на бумажках и огрызках бумажек от руки, клеил эти кусочки, ставил стрелочки, звездочки, ссылочки… Компьютера в его кабинете не было вовсе. Бумажки и огрызки отдавались в печать машинистке, но потом возвращались в кабинет начальника и оседали в многочисленных папках и папочках. Весь этот огромный архив, бесполезный и Маше не нужный, приняла она под подпись и выбросить, разумеется, не могла. Теперь предстояло рассовать его по стенным шкафам, освободить рабочий стол и перетащить в кабинет свой компьютер. Хотелось бы, конечно, на всякий случай составить подобие картотеки папок и папочек, но для этого нужно их все просмотреть… Когда-нибудь потом, когда будет свободное время. А оно теперь вряд ли будет.В дверь постучали. Маша обреченно вздохнула: сегодня сотрудники редакции шли с поздравлениями просто вереницей, даже те, кто нисколько не был рад ее назначению. Она благодарила, от улыбок уже сводило скулы, а уши почему-то горели, словно за дверью нового кабинета ее кто-то ругал на чем свет стоит. Она даже догадывалась кто.– Входите! – крикнула она нерешительному посетителю.На своих не похоже, в журналистской среде не принято скрестись и ждать за дверью. Стук повторился.– Да входите же! – рассердилась Рокотова и тут же обомлела: в кабинет бочком протиснулся ректор университета перспективных технологий Виктор Николаевич Садовский.Они были знакомы очень давно, но он ни разу не снизошел до того, чтобы прийти к ней. Если Маша Рокотова была ему нужна, он просил ее приехать, почти вызывал, иногда присылал за ней машину. Сегодня он явился сам. Что же, интересно, должно было случиться, чтобы Виктор Николаевич позабыл про свой статус, ранг, степени и звания и приехал?Звания, степени, ранги и статусы… Рокотовой всегда было забавно, а иногда и грустно смотреть на таких их обладателей, как Садовский.Кандидатскую диссертацию написал ему приятель, отчаянно нуждавшийся в деньгах. Виктор делал преподавательскую карьеру, а приятелю продолжал платить за то, что тот регулярно включал его соавтором в свои статьи, а потом – в учебники и пособия, готовил материалы для лекций, вычитывал и выправлял работы дипломников и аспирантов. К тому моменту, когда приятель отбыл на постоянное место жительства и работы в Нидерланды, Виктор Садовский защитил уже и докторскую диссертацию. Как и в кандидатской, там не было ни строчки, написанной автором собственноручно. Все кругом об этом знали и уже устали обсуждать. Просто приняли как доказательство хороших организаторских способностей Садовского, да и избрали его ректором. Но Рокотовой давно было понятно: не было у Виктора Николаевича даже этого таланта, единственное, на что он был способен – это положить в свой карман деньги, которые сами собой плывут в руки. Человек он, правда, был не плохой, добрый, отзывчивый человек, но университет все-таки жаль, такую махину развалил…– Виктор Николаевич? Добрый день. Какими судьбами?Он вздохнул, даже плечи тяжело поднялись и опустились. Сел напротив.– Маша, мне, кажется, не к кому и пойти больше, вот разве что к тебе, – не здороваясь, проговорил он и совсем сгорбился на стуле, весь поник. Совсем старик.– Что случилось? – мягко спросила она, ей стало остро жаль Садовского. – Вы переживаете из-за нападений на стройке?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39