Если же письмо
заинтересует тех, кто любопытствует по обязанности, например должностные
лица из секретных служб, то они прочтут его, будь письмо хоть в трех
конвертах за тремя печатями.
Мот воспользовался случаем, чтобы познакомиться с научными
исследованиями по упрощению переписки. Они дали поразительные результаты,
согласно которым не менее 90% используемых слов оказались абсолютно
избыточными. Например, обращения "уважаемый" или "глубокоуважаемый", а тем
более "дорогой" являются такими же излишествами, как и формулы концовок -
"с глубоким уважением", с "дружескими", "сердечными", "наилучшими
пожеланиями" или "с парсимонским приветом". Именно здесь проявляется
неразрывная взаимосвязь аморализма с расточительностью. Ведь обычно
отправитель вовсе не считает адресата "уважаемым" и "дорогим", "всего
наилучшего" ему отнюдь не желает, а "парсимонский привет" должен
засвидетельствовать патриотические чувства, которые либо сами собой
разумеются и потому не нуждаются в афишировании, либо лицемерны и
притворны.
"Всюду, где наблюдается преступное разбазаривание бумаги,
типографской краски, времени и слов, - сказал Моту один старый парсимонец,
- оно сопровождается такими проявлениями аморализма, как лицемерие,
бахвальство, помпезность, дутые авторитеты, болезненное самолюбие,
очковтирательство, скудоумие, халтура".
Поэтому здесь не пишут: "Рады сообщить Вам, что на Ваш счет
переведена денежная сумма в размере 37,5 парса". Сообщение гласит: "37,5
плюс". Парсимонцы считают логичным, что финансовое учреждение имеет в виду
не галоши, а парсы.
"Экономия слов, - рассказывает Мот, - позволяет парсимонцам за
пять-семь минут проводить совещания, которые у нас длятся часами. В
помещениях для собраний нет ни стульев, ни кресел, ни столов. Из-за
нескольких минут нет смысла присаживаться, доставать бутерброды и сигареты
(кстати, парсимонцы не курят совсем), приветствовать собравшихся,
произносить вступительное слово, тем более исполнять какую-либо песню,
прежде чем перейти к делу. Оттого-то помещения для собраний вовсе не
похожи на актовые залы; это небольшие комнаты, где не приходится
расходовать энергию, повышая голос.
Собрание обсуждает сразу же суть проблемы. Вступительные экскурсы в
историю Парсимонии не практикуются. Участники всегда хорошо подготовлены.
Ораторы выступают без бумажки. Излагают только существо вопроса. Здесь не
говорят, речь, дескать, идет об организации мусоросбора в районе
новостроек Зеленау, а произносят только три слова "мусор в Зеленау".
Каждый знает, что район новый и что он засорен, иначе не было бы ни
района, ни мусора, а мусор, как известно, надо убирать. Предложения
формулируются в самом сжатом виде. На размышление дается минута.
Принимается то предложение, которое признано самым рациональным. Мне
показалось, что каждый из участников действительно заинтересован в
рациональном решении проблемы, а не в том, чтобы протолкнуть свое
предложение.
Мне довелось увидеть, как порицают опоздавшего на заседание -
впрочем, такого слова у парсимонцев нет, так как на совещаниях не
засиживаются. Сдержанная констатация опоздания "ЧЕТЫРЕ СЕКУНДЫ!" - и
презри тельные взгляды собравшихся заставили опоздавшего на мгновение
покраснеть, большего времени этому событию уделено не было".
Лео К.Мот считает особенно характерными для парсимонцев привычки,
связанные с приемом пищи.
Они едят шесть-семь раз в день, но съедают каждый раз не больше
трех-четырех ложечек различных кушаний. Прием пищи именуется на Парсимонии
"жизненно необходимым удовольствием". На взгляд чужеземца, оно длится едва
ли не бесконечно.
"Блюда, которые подаются в тонких фарфоровых чашечках величиною со
скорлупку от гусиного яйца, показались мне необычайно вкусными.
Разнообразие их безгранично. Определение ингредиентов блюда на вкус стало
почти спортом. Парсимонцы способны обнаружить таким образом миллиграмм
имбиря или мельчайшую капельку лимонного сока. Они утверждают, что вкус
изысканного блюда ощутим лишь спустя два часа после того, как оно
отведано. Парсимонцы различают предвкушение, синхровкус и послевкусие. Мне
кажется, что пища совершает у них какое-то особенно плавное движение от
языка к небу.
Когда я предложил моему гостеприимному хозяину свой бутерброд,
привезенный с Земли, он сказал, что хлеб похож на картон, а колбаса на
резину. Он спросил, не является ли мой бутерброд муляжом, большим макетом,
бутафорским реквизитом для пьес о великанах. На стене его квартиры я видел
лозунг "Не удовольствие ради еды, а еда ради удовольствия!".
В отличие от нас парсимонцы вкладывают в понятие удовольствия
определенный нравственный смысл. Но, должно быть, не все еще у парсимонцев
гладко, и кое-кто порой лишь изображает удовольствие, чтобы наесться
досыта. Иначе разве понадобился бы такой лозунг? Правда, мне ни разу не
показалось, что парсимонцы недоедают.
Вместо асфальта или бетона улицы и площади на Парсимонии покрыты
газонами, по которым парсимонцы ходят на тончайших подошвах. По мнению
парсимонцев, трава на газонах - иногда используется мох - слегка пружинит
при ходьбе, что способствует меньшей затрате энергии. Они считают также,
что почти беззвучное передвижение не только сберегает силы, но и снижает
до минимума шумовое загрязнение окружающей среды. Трамваи и поезда
беззвучие катят на высоких колесах со спицами, которые весьма эластичны;
сталь настолько высококачественна, а рельсы уложены настолько точно, что
расход энергии минимален. На Парсимонии отдается предпочтение рельсовому
транспорту, поскольку остальные средства передвижения слишком энергоемки.
Сберегая энергию, парсимонцы стараются говорить тихо и лишь в тех
случаях, когда совсем нельзя обойтись без слов; подобия улыбки, едва
заметного движения бровей или легкого наклона головы обычно вполне
достаточно".
Впрочем, когда Мот показал парсимонцам небольшую книжку в карманном
издании, которую он захватил с собой, чтобы развлечься в дороге, то они не
смогли удержаться от хохота. "Такого толстенного фолианта, - рассказывает
Мот, - им еще видеть не приходилось, они носят с собою устройство для
чтения размером со спичечный коробок, устройство связано со специальной
библиотекой, из нее можно выбрать любую книгу, при этом задается желаемый
темп чтения, вплоть до самого медленного. Можно даже перелистывать
страницы или делать что-то вроде этого, нажимая на клавишу "С", пока не
будет найдена искомая страница. Устройство позволяет разглядывать
иллюстрации, они проецируются на стену комнаты, а парсимонцы разглядывают
их, сидя в мягких плетенках из проволоки, называемых креслами. На
выставки, в театры или на концерты парсимонцы не ходят, экономя энергию,
произведениями искусства они наслаждаются дома; не покидая своих зданий из
тонких пневмооболочек, они вступают в прямой контакт с деятелями
искусства.
Ведущие мастера парсимонского искусства уверяли меня, что без
подобного контакта с публикой художественное творчество не доставляло бы
им истинного удовлетворения. Разумеется, есть и возможность личной встречи
с живым, осязаемым собеседником".
Моту посчастливилось наблюдать одну из таких встреч. Он был
свидетелем того, как парсимонский писатель Д. вместе со своим читателем
около трех часов вкушал еду из многочисленных фарфоровых чашечек.
"Мне показалось, что все свое внимание они отдавали трапезе. Лишь
изредка произносились одно-два слова. "Пожалуй", - сказал читатель по
прошествии целого часа, а по истечении второго добавил - "страницы 54-90".
"Да?" - сказал автор.
Прощаясь, они кивнули друг другу, что слывет в Парсимонии
преувеличенной любезностью. Я видел читателя, который просто назвал номер
страницы и слабо качнул головой. Автор, сидевший напротив, поднял брови,
что означало просьбу выразиться определеннее. Читатель вручил ему листок
папиросной бумаги со своими замечаниями. Писатель сунул листок в карман.
Из его кивка я заключил, что он намерен обдумать возражения. Видел я и
другого писателя, который не пожелал тратить силы на то, чтобы положить в
карман листок папиросной бумаги, а удостоил его лишь коротким взглядом и
оставил лежать на столе. Собеседник перевернул листок другой стороной и
написал несколько замечаний на обороте. Однако писатель и на этот раз не
притронулся к бумаге, тогда читатель взял листок и положил к себе в
карман. Для какой надобности, я не понял".
Лео К. Моту понравилось, что парсимонские ребятишки не учиняли гвалта
ни дома, ни в школе. Учителя и родители разговаривали с ними взглядами,
например, школьника взглядом вызывали к доске; ученику снижают оценку,
если он затрачивает для ответа лишние звуки: "двадцать плюс семнадцать" -
какое многословие! Достаточно сказать: "два ноль один семь". А в ответе
будет не "тридцать семь", а "три семь". При вычитании "минус" обозначается
тихим кратким мычанием.
Мот слышал, как школьники читали парсимонские сказки.
"Непарсимонцу покажется странным, что богатство, золото,
драгоценности, роскошь, великолепные замки не играют в этих сказках
никакой роли. Величайшее счастье, которое выпадает принцу, состоит в том,
что он находит трамвайный билет, неплохо сохранившийся, и строит из него
дом, чтобы зажить в нем со своей принцессой. Другой принц вешает на дерево
свой дождевик, а стекающие капли крутят ему несколько гидротурбин".
Мот полагает, что здешние игры воспитывают детей в истинно
парсимонском духе. Среди обладателей роллеров первым считается не тот, чья
машина самая мощная и блестящая, а тот, у кого роллер самый легкий,
непритязательный, экономичный. Понятно, роллер надо сделать своими руками,
желательно по собственным чертежам. Маленький парсимонец сам мастерит себе
вертушки, сначала, конечно, ему помогают родители. В ветреную погоду
ребята берут вертушки и гоняются взапуски на легких роликовых коньках.
Одна из самых популярных игр состоит в поисках мелких предметов на улице.
Того, кто найдет иголку, чествуют как победителя.
Изучив статистику парсимонского здравоохранения, Мот обратил внимание
на то, что здесь неизвестны диабет, ожирение, почти не встречаются болезни
печени и желчного пузыря. Не наблюдается и дистрофия. Зато парсимонцы
подвержены простудам, они склонны к обморокам и тошноте.
"Причиной частых простуд является, - утверждает Мот, - парсимонская
одежда, которую тут называют "пленкой". Она прозрачна, в холодную погоду
парсимонцы надевают по несколько "пленок", а между ними надувают теплый
воздух, при этом строго следят, чтобы количество теплого воздуха не
превышало той нормы, которая предусматривается для преодоления того или
иного расстояния. Порой в расчет вкрадывается ошибка, но никогда в сторону
перерасхода, скорее уж теплого воздуха не будет вовсе.
Однако главную причину простудных заболеваний следует искать в
известного рода "перегибах". Видные парсимонисты распространяют учение о
том, что тело парсимонца должно быть прозрачным. Поэтому дамы стараются
продемонстрировать свои кости и кровеносные сосуды, прибегая к
диетотерапии, а если она не помогает, то подкрашиваются синим карандашом.
Мужчины также не устояли перед модой. Иметь на теле хотя бы тонкий слой
жира - просто не по-парсимонски. Излишней роскошью считается и волосяной
покров, обрезанные ногти сдаются для промышленных нужд. Парсимонцы
обривают голову и тело, расписывая обритые места красками, но потери тепла
это не компенсирует. Впрочем, меня заверили, что подобные "перегибы" идут
на убыль. Некоторые идеи прежних парсимонских теоретиков подтвердили свою
полезность. Если что-нибудь сжигается, то газовые продукты сгорания
обязательно собираются и из них изготовляются разные нужные вещи.
Благодаря этому воздух на Парсимонии ничем не пахнет."
Глубочайшее впечатление произвела на Мота любовь у парсимонцев.
Объяснения в любви признаны здесь высшим проявлением лицемерия, которое,
по логике парсимонцев, всегда сопровождается расточительством и наоборот,
а потому подлежит осмеянию и осуждению. Мот видел парочки, которые
просиживали часами без единого слова, потом вставали и уходили куда-то,
как предполагает Мот, для полового акта. Любовные недоразумения происходят
у парсимонцев крайне редко, из-за чего эта тема стала одной из главных в
романах о любви. Она недовольно поджала губки, а он из-за скупого
освещения не заметил, или же он поставил стакан на стол чуть громче
обычного, выражая душевные переживания, а она не обратила внимания. Таковы
трагические ошибки.
Мот далек от того, чтобы называть парсимонцев скупыми. "Напротив, они
сунули мне в карман две сотни мелких бусинок, которые я поначалу даже не
заметил. Это были их деньги, "парсы". Парсимонцы очень ловко обращаются с
ними, а я все время ронял. Привыкать было трудно. Я сломал несколько
хрупких роллеров и кресел, то и дело терял подаренные бусинки и заметно
осунулся, хотя, по парсимонским понятиям, ел неприлично много. Однако я ни
разу не услышал неделикатного замечания насчет своей неловкости или
обжорства. Парсимонцы сочли бы такое замечание нерациональным, поскольку
оно не поправило бы дела, к тому же срок моего пребывания был ограничен.
Накануне отъезда я беседовал с несколькими интеллигентными
парсимонцами разных профессий о том, какие цели преследует режим экономии.
1 2 3 4 5 6 7 8