Погонщик в отчаянии опустил руки. Президент повернулся к министру войны:– Что тут можно сделать, Боевая честь?– Боюсь, что ничего, Ваше достоинство. Вы ведь знаете нрав этих благородных животных.– В таком случае пусть армия немножко отдохнет. Президент зевнул и пристроился поудобнее на седле в тенисвоего ишака. Стоял тропический зной.– Хорошо бы сейчас хлебнуть маисовой, – сказал президент, вытирая пот с высокого лба. – Знаешь ведь, Боевая честь, клин клином вышибают.– Пожалуйста, Ваше достоинство.Министр снял с пояса небольшой бурдючок из крокодильей кожи и подал своему повелителю. Тот развязал горловину, сунул в рот и сдавил бурдюк снизу руками. Жидкость переливалась, мелодично булькая, под завистливым взглядом министра.– И тебе осталось, Боевая честь, – сказал президент некоторое время спустя, возвращая уже совсем сморщенный бурдючок.– Мерси, Ваше достоинство…
Колонна расположилась под кактусами, окаймляющими тропинку; из рук в руки передавались бурдючки, ничем не отличавшиеся от министерского. Бойцы искали друг у друга в голове или чесали друг другу отростки на хребтах, как положено добрым друзьям и боевым товарищам. Вскоре послышалось гнусавое пение, постепенно переросшее в устрашающий боевой концерт. Все это настроило президента на романтический лад. Он сполз с седла и растянулся на траве, оставив голову под брюхом осла.– Послушай-ка, Боевая честь, – блаженно вздохнул он. – А некажется ли тебе, что эта война слишком уж долго тянется? Не пора ли этот вопрос урегулировать?– Неужто мир, Ваше достоинство?! – флегматично воскликнул министр войны. Разговор этот начинался не в первый раз и восклицать министру порядком надоело.– Ну да, мир, что же еще, – безмятежно ответил президент. – Тебе разве не обрыдло таскаться все время к передовой и обратно? Так разве нельзя придумать что-нибудь позабавней?– Вряд ли, Ваше достоинство, прошу прощения. Побеждать врага – это ли не забавно? И неужели не внушает вам опасений мысль о том, что мускулы человечества атрофируются, а разум его станет ленивым, как сытый крокодил? Да и чем могли бы заняться мои триста бойцов? Ведь они не умеют ни разводить кактусы, ни делать горшки. Все, на что они способны, – это обслуживать наши великолепные орудия…– А и верно! – энергично выразил согласие президент. – Что ж, раз так – вперед, на поле боя!Он пошевелился, но, заметив, что осел вовсе не собирается последовать его примеру, переменил тему:– Боевая честь, я опять видел тот дурацкий сон.– Опять летающие существа с брюхом, полным людей!– Они, черт бы их побрал… И, конечно же, явился и тот белый человек с золотыми, как у меня, волосами, который каждый раз называет меня своим „хорошим маленьким мальчиком". А какой я ему мальчик? Мне ведь уже исполнилось четыреста полнолуний, если не больше… Все это ужасно, летающие чудища так ревут, воют и громыхают, что я всегда просыпаюсь в холодном поту. И откуда только берутся эти проклятые сны, а, Боевая честь?– Подсознание у вас слишком активно работает, Ваше достоинство.– Что, что?– Подсознание.– Это что такое?– Я сам тоже не знаю. Слышал как-то это слово во сне. Приснилось, будто какая-то женщина ведет меня к врачевателю и говорит, что он вылечит мое подсознание, чтобы я не мочился в постели по ночам. Есть у меня такая привычка.– А что это была за женщина, молодая или старая? – спросил президент.– Старая.– Гм, не иначе как кто-то из наших старух, они занимаются колдовством и насылают на нас эти сны. Надо будет в этом разобраться.Осел выразил желание продолжить путь. Президент поднялся, помог погонщику укрепить седло, взобрался на него и подстегнул осла босыми пятками. Колонна, под предводительством министра и начальника штаба, последовала за ним.– Интересно узнать, – сказал президент, – какое новое злодеяние успело совершить за ночь проклятое северное человечество?… Боевая честь, а не кажется ли тебе, что противник наращивает свое военное присутствие на границе?– Генерал, ты не замечал чего-нибудь такого? – спросил в свою очередь министр у начальника штаба.– Нет, Ваше достоинство, нет, Боевая честь. Плацдарм, как вам известно, невелик, можно сказать, ограничен. Любое увеличение военных сил и вооружений здесь лишено смысла.Президент согласно кивнул. Плацдарм – это понятие бог весть каким образом сохранилось в памяти человечества – действительно был ограниченным. Граница между северным и южным человечеством проходила как раз через середину острова, по узкому перешейку, соединявшему его северную и южную половины. Так что ширина плацдарма составляла не более ста пятидесяти шагов, и ни одна из воюющих сторон не могла разместить там более тридцати орудий.Солнце еще не достигло зенита, когда колонна вышла на плацдарм. Песок накалился, и бойцы запрыгали, обжигая ноги, но не нарушили строй. Сделав еще пятьдесят шагов, они вышли на боевые рубежи и встали за орудиями – по десять человек у каждого лафета. На середине перешейка, прямо перед орудиями, возвышался песчаный холм высотой в десяток локтей. Дула орудий были направлены прямо на него. Вокруг лафетов громоздились кучи камней. Бойцы вскарабкались на камни и застыли в ожидании команды открыть огонь.Начальство, однако, не спешило. Президент, военный министр и начальник штаба подошли к подножию дюн, вдоль которых шел ряд воткнутых в песок тростинок. Все трое нагнулись, внимательно всматриваясь в них. Президент первым разогнул спину:– Да, – сказал он озабоченно. – Поработали этой ночью наши враги. Колышки засыпаны песком на три пяди в высоту, а это значит, что дюны почти на шесть пядей продвинулись на нашу территорию.– Так точно, Ваше достоинство, – отозвался военный министр. – Причем я позволю себе отметить, что песчинки, навеянные залпами их орудий на наши позиции, весьма и весьма крупные. Быть может, они думали, что мы уже пришли, и песок попадет нам в глаза.– Вряд ли, – небрежно бросил президент, – не такие уж они кровожадные. К тому же знают ведь, что мы в долгу не останемся… Теперь надо будет отодвинуть дюны на прежнее место, а если удастся, то и пядей на шесть подальше, туда, к ним… Итак, вперед!Все трое вернулись к орудиям и встали в центре позиций,чтобы лучше наблюдать за ходом военных действий по всему фронту, протянувшемуся на сто пятьдесят локтей. – Орудия, к бою! – скомандовал министр войны.Начальник штаба повторил команду, и бойцы, вскарабкавшиеся на камни, ухватились за длинные, тяжелые рукояти орудий.– Пли!Бойцы повисли на рукоятях, спрыгнули с камней – и тридцать тростниковых стволов выпустили мощные струи воздуха к подножию песчаного холма. Песок закружился вихрем. Бойцы отпустили рукояти, и они медленно вернулись в исходное положение. Самозаряжаясь, орудия вновь набрали воздуха в свои мехи, приготовились к бою. Воины тем временем снова вскарабкались на камни в ожидании команды…Немного спустя огонь перенесли на середину дюн, а под вечер начали целиться в самый верх. Таким образом холм не только был возвращен на прежнее место, но и продвинут на шесть пядей вглубь территории противника.Перед наступлением темноты начальник штаба свистнул в четыре пальца, возвещая отбой, бойцы построились, и колонна, окрыленная высоким боевым духом, направилась к селению.Война между двумя половинами человечества, южной и северной, велась на протяжении почти двух столетий с переменным успехом – в том смысле, что если ночью пожинали успехи северяне, днем южане добивались новых славных побед. Обе половины человечества имели общих прадедов и прабабок – это были трое мужчин и две женщины, случайно попавшие на пустынный остров во время Огненного вихря, и благодаря этому оставшиеся невредимыми и способными продолжить свой род. В древнем предании говорилось, что тогда Огненный вихрь губил именно населенные земли и щадил пустыни.Вначале человечество было единым, сплоченным и состояло примерно из двадцати братьев и сестер, считая, разумеется, двоюродных. Со временем, однако, ввиду отсутствия семейного планирования, людей становилось все больше, а вскоре человечество населяло уже обе половины острова, и обитатели каждой начали с вожделением поглядывать на территорию соседей. Так созрела идея начать войну. Песчаный холм, нанесенный ветром посередине перешейка, своим расположением весьма тому благоприятствовал.Война укрепляла дух обеих половин человечества. Может быть, в неопределенном будущем оно и смогло бы устремиться к достижению более высоких целей, сделать что-нибудь этакое и даже открыть какой-нибудь материк, но такие мысли пока его не посещали. Человечество продолжало себе мирно и тихо воевать, и это доставляло ему большое удовольствие. Почти такое же, как крокодилья вырезка и маисовый напиток, а их-то, слава богу, на острове хватало.

1 2