«Traumbilder». Убедившись в отвращении юноши к торговой профессии, родители решили отдать его в унив., по юридическому факультету, и благодаря поддержке Соломона Гейне, он в 1819 г. очутился в Бонне, где в ту пору профессорами были Макельдей, Миттермайер, Август Шлегель. Мало занимаясь юридическими науками, Г. тем сочувственнее относился к лекциям истории, истории литературы и эстетики, и особенно любил и уважал Августа Шлегеля. Шлегель в сильной степени развил в нем и без того не чуждый ему романтизм, уяснил ему значение Шекспира, ближе познакомил его с Байроном. Под этими впечатлениями создалось тогда у Г. много чисто-лирических «песен» и начата трагедии «Альманзор». Пробыв в боннском унив. менее года, он перешел в геттингенский, где, за весьма немногими исключениями, господствовал бездушный педантизм, давили богатую пищу сатирической наблюдательности Г. и его пессимистическому настроению. Четырнадцать месяцев спустя, он переселился в Берлин (1821). Пребывание в Берлине, несмотря на усиливавшуюся тогда политическую реакцию, очень благотворно повлияло на него, благодаря близким сношениям с интеллигентными и литературными кружками (Рахили Варнгаген фон-Энзе, где господствовал культ Гете, и баронессы Гогенгаузен, где преклонялись перед Байроном) и берлинскому университету, во главе светил которого (Ганс, Бопп, Вольф) стоял Гегель. Сделавшись тотчас же горячим гегельянцем, энергически участвуя в либеральном «Обществе культуры и науки еврейства», и в то же самое время подрывая свое здоровье чувственными наслаждениями, Гейне вместе с тем постепенно выступал и на литературное поприще. В конце 1821 г. появились в печати отдельной книгой прежде помещенные в журналах, с добавлением новых, стихотворения, в которых автор заявил себя романтиком, певцом любви и поэтом в народном духе. Они встретили восторженный прием в публике и печати. За ними, в начале 1823 г., последовали трагедии «Альманзор» и «Ратклиф», и сборник чистолирических стихотворений «Lyrisches Intermezzo», закрепивших его славу. Ему приходилось, однако, не мало терпеть от клеветы и инсинуаций, за смелое отношение к многим традиционным вопросам религии, морали и нравов (в «Альманзор»). Это тяжело отзывалось и на его материальном положении, так как недоброжелатели выставляли его в дурном свете пред дядею Соломоном, на счет которого он жил тогда. Ко всему этому присоединилась сильная нервная болезнь. В тяжелом настроении уехал он, для окончательного приготовления к выпускному экзамену и сдачи его, снова в ненавистный ему Геттинген (1824). Осенью этого года он совершил по Гарцу и Тюрингии путешествие, плодом которого была первая часть «Путевых Картин» (Reisebilder). Весною 1825 г. он получил степень доктора юридических наук; за месяц до этого он перешел в лютеранство. После кратковременного пребывания в Нордернее, давшего поэту богатый материал для будущего цикла стихотворений: «Северное море», он переехал в Гамбург, где его ждал целый ряд неприятностей от людей противодействовавших его стараниям добыть себе возможно большее обеспечение от богатого дяди; и сам он, впрочем, действовал во многих случаях не совсем безупречно. Тогда же он выпустил в свет 1-й том «Путевых Картин» («Путешествие на Гарц», «Возвращение на родину», «Северное море» и несколько мелких стихотвор.), имевший громадный успех, но подвергнувшийся запрещению в Геттингене, а потом и во многих других городах Германии. Еще более сильное действие во всех лагерях произвел вышедший скоро после того 2 т. "Пут. Карт. ", восторженно встреченный публикой и частью критики, и запрещенный в Ганновере, Пруссии, Австрии, Мекленбурге и большинство мелких государств, при чем и лично против автора, по-видимому, готовились принять такие меры, что Г. счел благоразумным уехать на время в Лондон. По возвращении оттуда он прожил несколько времени снова в Гамбурге, где выпустил, под общим заглавием «Книги Песен», полное собрание написанных и напечатанных им до того времени стихотворений. Вследствие стеснительных денежных обстоятельств, а также желая испробовать свои силы в качестве писателя политического, Г. принял предложение Котты редактировать в Мюнхене газету «Politische Annalen» и переехал туда в конце 1827 г. Редакторство его продолжалось всего полгода, обнаружив непригодность его для такого дела, и он отправился путешествовать по Италии, по возвращении откуда в Берлин выпустил в свет 3 т. «Пут. Карт.» («Путешествие от Мюнхена до Генуи» и «Луккские воды»), который тотчас же был запрещен в Пруссии. В видах личной безопасности Г. уехал из Берлина, поселился на время в Гамбурге, для поправления здоровья ездил в Гельголанд, и здесь получил глубоко взволновавшее его известие об июльской революции 1830 г. Сопоставление надежд, вызванных этим событием, с современною немецкого действительностью послужило для него поводом к выпуску «Дополнения к Путевым Картинам» и очень резкой статьи «Кальдорт о Дворянстве» и усилило давнишнее желание его переехать в Париж. Сюда прибыл он в мае 1831 г. и принялся за корреспонденции из Парижа в «Allgemeine Zeitung». Они создали ему очень странное положение относительно различных политических партий: лишенный необходимых для истинного публициста свойств, он беспрестанно давал повод обвинять его в шаткости политических убеждений. По настоянию австрийской дипломатии, Котта прекратил печатание корреспонд., но Г. издал все. прежде напечатанное, отдельной книгой: «Французские Дела», снабдив ее таким резким предисловием, которое навсегда уничтожило для него возможность возвращения в отечество. За этим последовали работы в ином роде, писавшиеся пофранцузски для парижских журналов и затем переводившиеся автором на немецкий язык: «Романтическая Школа», «К истории религии и философии в Германии», «О Германии» и др.; производительность же поэтическая оскудевала и почти единственным плодом ее за этот период был сборник цинично чувственных стихотворений: «Парижские Женщины». Усилившееся гонение «Молодой Германии», избравшей своими вождями Берне и Гейне, тяжело обрушилось на последнего в отношении материальном и нравственном. Нужда, которую он испытывал, увеличилась еще больше благодаря его связи, а потом и браку с Евгенией Мира (Матильда), женщиною очень бестолковою; заметно ухудшилось и здоровье поэта, появились зловещие нервные припадки. Под влиянием этих обстоятельств написаны им книга «О Берне» – весьма неблаговидный в некоторых отношениях памфлет; поэма. «Атта Тролль» (1842), резко осмеивавшая односторонние крайности тогдашней немецкой политической поэзии; «Новые Стихотворения» (1844), запечатленные уже мрачным пессимизмом, и поэма «Зимняя Сказка», в которой с беспощадным, часто даже циническим остроумием заклеймена господствовавшая тогда в Германии смесь средневекового феодального порядка и «квасного» патриотизма. Понятно, что она была подвергнута строгому запрещению во всех городах Пруссии, причем начальству всех пограничных городов было предписано арестовать автора, где бы он ни появился. Жестоким ударом для Г. явилось и то, что умерший дядя его Соломон завещал ему всего 8 тыс. фр., а единственный наследник старика, Карл, отказался выплачивать, ту пенсию, которую покойный словесно обязался выдавать поэту во все продолжение его жизни, а жене его – в половинном размере после его смерти, но о которой в завещании не было упомянуто. Это столкновение хотя и окончилось тем, что Карл согласился выплачивать пенсию, получив от поэта письменное обязательство за себя и своих наследников никогда не выпускать в печать ни одной строки, оскорбительной для семейства Г., но оказало на здоровье поэта самое пагубное действие, открыв собою последний и страшный период его жизни. Старая болезнь пошла вперед исполинскими шагами; в мае 1848 г., он, полуслепой, полухромой, в последний раз вышел из дому на прогулку, и с тех пор уже до самой смерти остался прикованным к своей «матрацной могиле», как называл он те 12 матрацев, на которых лежал. Ужасные страдания, не мешали ему однако, сохранить удивительную мощь духа, необычайную ясность и крепость мышления, выразившуюся в нескольких прозаических произведениях («Боги в изгнании», «Стихийные духи», «Признания» и др.), а главное – в стихотворениях, составивших циклы «Романсеро», «Лазарь» и «Последние стихотворения», которые сам автор назвал «Жалобою, выходящею как бы из гроба». Пессимизм и отчаяние дошли здесь до последнего предела. К этому же времени относится и окончание его «Мемуаров», из которых была напечатана, после смерти вдовы, только часть, ничтожная в количественном и не особенно важная в качественном отношении. Окруженный попечениями жены, согретый незадолго до смерти внезапно вспыхнувшею в нем любовью к Камилле Сельден, которую он обессмертил в нескольких стихотворениях под именем «мушки», продолжая, вместе с тем, испытывать невыносимые физические страдания, поэт мучительно доживал последние дни. Еще 13 февраля 1856 г. он писал шесть часов сряду (свои мемуары); 16-го, после обеда, сказал: «бумаги и карандаш», но то были последние слова его; началась мучительная агония, и 17 февр. Г. не стало. Он похоронен на Монмартрском кладбище; над могилою жена его поставила памятник. на плите которого вырезаны всего два слова: «Henri Heine». Как человек, Г. и по своей натуре, и в качестве типичнейшего представителя одного из главных течений того времени (байроновского), представляется существом, в котором соединялись самые вопиющие противоположности: с высоким нравственным достоинством совмещалось много суетного и мелочного. В общему однако, Г. остался непоколебимо до конца жизни благородным человеком и гражданином. Что касается до Г., как писателя, то центр тяжести его деятельности, конечно, в поэзии; но и значение его, как публициста и критика, отнюдь не может быть признано маловажным. Правда, органические свойства его натуры, как человека, а главное – как. поэта, мешали ему в статьях политических быть последовательным в частных, касавшихся того или другого отдельного вопроса, взглядах и мнениях; но в основных воззрениях своих он оставался всегда неизменным, и сущность этих воззрений выразил как нельзя лучше он сам, когда назвал себя «храбрым солдатом в войне за освобождение человечества». Как критик литературный, Г. стоит еще выше Г. публициста; под блестящею легкою формою, иногда переходящею даже в некоторого рода фривольность, под смесью научной серьезности в фельетонной шутливости, во всех критических, философских и т. п. статьях Гейне столько глубокого понимания явлений, столько чутья, сколько мог бы пожелать себе любой из ученых историков литературы. Поэтическая деятельность Г. важна с двух сторон: историко-литературной и чистохудожественной. Выросши и развившись под влиянием романтическое школы, выступив на сцену в пору «бабьего лета» романтизма (по выражению Готшаля) и наложив на свои первые произведения несомненную печать этого направления, Г., однако, на первых же порах проявил и свое полное. отличие от романтиков. В то время как они совсем уходили из действительной жизни в созданный ими фантастический мир, Г. только убаюкивал себя им, «точно пел колыбельную песню своим страданиям». В противоположность романтической поэзии, которая, особенно в последние годы, состояла из двух элементов: рыцарства и монашества, Г. внес в свою поэзию единственный элемент – человечество. Отсюда до открытой борьбы с романтизмом, с болезненными стремлениями его был всего один шаг – и Г. скоро сделал его, пойдя затем быстро и победоносно по новому пути. Первые серьезные произведения Г. знаменуют собой падение немецкого романтизма и начало эры новой немецкой поэзии. Взятая сама по себе, без отношения к современным литературным направлениям, поэзия Г. представляется нам с резко двойственным характером. Одну категорию ее составляют стихотворения, делающие Г. одним им величайших лириков всех времен и народов – произведения чистого искусства, те «жемчужины лирики, которые в своей чистоте и своей хрустальной шлифовке составляют вечное украшение его поэтического венца и принадлежат к лирическим сокровищам немецкой национальной литературы»; это – песни, перерабатывающие народные мотивы, песни любви в их бесконечном и обаятельном разнообразии, при видимом однообразии основного мотива, а также чудные звуки, вызываемые у поэта природою и особенно морем, полеты фантазии его в поразительной шири и грандиозности. Но на ряду с этими произведениями, где все – эфир, чистый аромат, волшебная грёза, идут продукты отрицания, «мировой скорби», получающей у Г. совершенно самостоятельный, индивидуальный характер и почти с хронологическою последовательностью проходящей чрез три фазиса. Тут сперва ирония или, вернее, юмор, который сам Г. характеризует как «смеющиеся слезы», как то, без чего «колоссальные скорби и страдания были бы невыносимы», и орудие его «прекрасный звонкий смех») поражающий других и дающий своего рода отраду, хотя и мучительную, тому, кто может так смеяться. Под влиянием современной действительности совершается переход этого юмора в жгучую сатиру, на которую Г. смотрел как на своего рода историческую миссию, придавая карающей силе поэзии великое значение. Самое яркое проявление ее мы находим в поэме «Зимняя сказка». И наконец – апогей пессимистического отношения к жизни, когда выступает во всей своей наготе полное, беспредельное, доходящее иногда даже до цинизма, отрицание всего, когда из сердца поэта вылетает один за другим звуки, в которых «все желчь, горькая желчь в красиво шлифованных сосудах, предсмертные проклятия умирающих, язвительный хохот духов тьмы над жалким миром, обреченным на смерть, зараженным внутренним гниением и ложью...». Но сквозь все, написанное Г., проходить красною нитью одна главная, основная идея – человечества, гуманности в самом обширном и благородном значении этого слова. Эпитеты «рыцаря духа», который он сам придал себе в своей «Горной Идиллии», и «лихого барабанщика», каким он назвал себя в «Доктрине», как нельзя лучше характеризуют его поэтическую деятельность во всей ее совокупности, точно также, как вполне применяются к ней и другие слова его:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151