Коплан – 00
OCR Александр Угленко: wertz@mail.ru
Поль Кенни
Коплан попадает в пекло
Глава 1
Сойдя с трамвая, Янош Мареску с облегчением заметил, что дождь кончился. Он постоял немного на месте, взглянул на ручные часы, что-то посчитал в уме и, успокоившись, направился в сторону площади Виктории.
Осенняя ночь была сырой и холодной, улица почти вымерла. Машин не было видно, прохожие тоже попадались редко. По-видимому, люди не хотели выходить из дома в такую погоду.
Дойдя до Шоссе, Мареску остановился. Прежде чем перейти на улицу Жиану, он постоял две или три минуты, рассеянно глядя на светящиеся отражения высоких электрических фонарей на мокром асфальте.
Мрачной казалась ему большая опустевшая улица, светящиеся лужи, черное тяжелое небо, угрожающе нависшее над городом... Все это походило на картину художника-сюрреалиста, заставляющую почувствовать отчаяние мира и немую скорбь большого города.
Мареску, от природы очень чувствительный и впечатлительный, тяжело вздохнул. Подойдя к витрине мебельного магазина, он стал внимательно всматриваться в свое отражение в стекле. Перед ним был невысокий, худой, сутуловатый мужчина пятидесяти восьми лет с грустным лицом и усталым взглядом. Лишний раз он убедился, что облик его был малопривлекателен: серое пальто, приличное, но не модное, подчеркивало это ощущение физической и моральной усталости.
Разочарованная улыбка скользнула по тонким губам румына. Он пытался отогнать мрачные мысли, но они были сильнее его. Он заметил, что ежегодно с наступлением ноября у него начинается депрессия.
В действительности Мареску никогда не был оптимистом или весельчаком. Даже в благоприятные времена, когда все шло неплохо, он был скорее мрачноватым человеком. Дело в характере. Он родился грустным, как другие рождаются веселыми. Но хуже всего он чувствовал себя осенью. Как только желтые листья начинали отрываться от веток, его жизненные силы угасали и он становился неврастеником. Сейчас — а это продолжалось уже более недели он почти побил собственный рекорд по хандре. Мрак, окутывающий его душу, постоянно сгущался. Он чувствовал себя подавленным.
Мареску пошел к парку Филипеску, прямая аллея которого выходила на улицу Минку, свернул на тропинку налево, не спеша подходя к кустарникам. Мокрый гравий прилипал к подошвам.
В условленном месте он увидел высокую импозантную фигуру Людвига Кельберга на фоне карликовых деревьев с пышной листвой.
Как обычно, немец был безукоризненно пунктуален.
Уже почти год они встречались по ночам один раз в две недели, и ни разу Кельберг не опоздал.
Великолепно организован! Впрочем, как и вся его нация. Но и очень придирчив. У этого гиганта с бычьим затылком была мания старой девы. Он готов был задушить Мареску за пятиминутное опоздание.
Низким, гортанным голосом немец прошептал:
— Добрый вечер, друг. Сегодня вы вовремя. Как дела?
— Плохо, — пробурчал румын.
— Неприятности? — спросил Кельберг, нахмурив брови.
— Да нет — ответил Мареску разочарованно. — У меня хандра, Кельберг.
— У вас всегда хандра, — язвительно заметил немец. — Я вас другим не видел.
— Вы правы, — признал Мареску, — но за последние дни она принимает чудовищные размеры. Помимо тревоги, у меня жуткие предчувствия. Я не сплю по ночам.
— Обратитесь к врачу, — проворчал Кельберг. — В наши дни врачи умеют лечить депрессию. В следующий раз, когда я поеду в Париж, я привезу вам модитен.
— Что это?
— Очень эффективный медикамент, действующий на центры высшей нервной деятельности.
— Заранее благодарю, — вздохнул румын недоверчиво. Кельберг резко спросил:
— Сегодня есть что-нибудь интересное?
— Урожай неплохой. Мне наконец удалось раздобыть копию секретного отчета, относящегося к металлургическому комплексу. Кроме того, я получил цифры следующего трехлетнего плана по производству вооружения.
— Поздравляю, — удивившись, сказал Кельберг.
— Наконец-то я заслужил комплимент, — промолвил Мареску. — Получение этой информации оказалось трудоемким и опасным.
— Не сомневаюсь.
— Не забудьте предупредить вашего корреспондента, чтобы он был осторожен. Трехлетний план военного производства — Это взрывоопасный материал. Поскольку эти цифры отражают весь военный потенциал Варшавского Договора, то здесь замешаны русские. Вы представляете, каким может быть ответный удар, если ваш корреспондент допустит неосторожность при передаче сведений?
— Можете на меня положиться, Мареску, — пообещал немец, лицо которого приняло почти торжественное выражение. — Можете передать мне документы совершенно спокойно.
— Надеюсь, вы располагаете средствами? — вкрадчиво спросил румын.
— Естественно.
— Вы не думаете, что справедливость требует выплатить мне небольшую специальную премию? — намекнул Мареску. — В некотором роде за риск.
Людвиг Кельберг колебался. Затем сказал с упреком и в то же время с угрозой:
— Вы неблагоразумны, Мареску. Финансовый вопрос был решен раз и навсегда, и я не потерплю, чтобы мы его при каждой встрече пересматривали. Договор есть договор.
— Я мог бы ограничиться выполнением контракта, — возразил румын.
— Что вы хотите этим сказать?
— Передавать вам только текущую информацию и сведения, попадающие мне в руки. Это избавило бы меня от риска, на который я пошел, и вы ни в чем не могли бы меня упрекнуть.
— Я не спорю, — согласился Кельберг, — ваши сведения очень ценны. Но вы могли бы, по крайней мере, оставить за мной инициативу в начислении ваших гонораров. Я не против красивого жеста, но я против, чтобы меня к этому вынуждали.
И не без горечи добавил:
— Я принимал вас за идеалиста, но теперь мне кажется, что вы человек корыстный.
Лицо Мареску исказилось.
— Вы ошибаетесь, Кельберг, — сказал он изменившимся голосом. — Если бы я был корыстен, то давно бы уже занимал другую должность. Именно потому, что я искренний идеалист, я остаюсь внизу иерархической лестницы. Всю жизнь я презирал почести и деньги. В университете я выделялся, и профессора предсказывали мне блестящую карьеру, но мой идеализм обрезал мне крылья.
Кельберг смутился.
— Мой бедный друг, — пробормотал он, — я тут совершенно ни при чем, в провале вашей карьеры. Каждый сам правит своей лодкой.
— Вы оскорбили меня, обвиняя в корысти.
— Поставьте себя на мое место, — ответил немец. — За последние три месяца вы уже в третий раз требуете маленькую премию. Однако раньше вы безоговорочно принимали мои условия.
— Я прошу деньги не для себя, — сказал Мареску. — Моя агентурная сеть обходится мне теперь гораздо дороже.
— Вы что, платите теперь членам вашей организации?
— Нет, но мы помогаем нашим соотечественникам. Некоторые из них...
Внезапно Мареску умолк и обернулся.
— Здесь поблизости кто-то есть! — тревожно зашептал он.
— Ерунда, — ответил Кельберг спокойно.
— Уверяю вас, я видел промелькнувшую тень.
— Не бойтесь, это мой человек. Я пришел в сопровождении двух коллег, обеспечивающих мою охрану.
— Вашу охрану? — изумленно спросил Мареску.
— Ну да, если хотите, они обеспечивают тылы. Вы думаете, мое положение лучше вашего? В некотором отношении намного хуже. Вы здесь в своей собственной стране. Мой случай особый, не забывайте этого! Я подозрителен уже тем, что являюсь иностранным служащим. Поэтому я обязан был принять предосторожности для проведения наших встреч.
— Вы — человек мужественный, — произнес румын.
— Мы встретились не для того, чтобы сравнивать наши заслуги. Передайте мне, пожалуйста, документы. А вот деньги.
Он вынул из внутреннего кармана твидового пальто толстый коричневый конверт и быстро сунул его в руку Мареску. В обмен тот передал ему несколько сложенных вчетверо листков, которые немец тотчас же сунул во внутренний карман.
Мужчины медленно пошли по извилистой тропинке парка.
Кельберг сказал дружелюбно:
— Я попрошу своего шефа пересмотреть вашу ставку. Через две недели я дам вам ответ. От своего имени я обещаю вам ежемесячную надбавку, если вы будете снабжать меня информацией, которой мой шеф придает большое значение. Речь идет о передаче мне копии подробного перечня предложений, сделанных разными странами и касающихся строительства четырех заводов для нового промышленного комплекса в Бразове.
— Но договор о поставках еще не заключен, — возразил румын.
— Я знаю, но, по-моему, ваше правительство уже получило с полдюжины окончательных предложений, и некоторые из них кажутся заманчивыми.
Мареску не был к этому готов.
— На мой взгляд, хлопоты вашего шефа преждевременны. Информация, которую я, вероятно, мог бы вам представить, не будет иметь реальной ценности... По дошедшим до меня слухам, правительство сделает свой выбор только месяцев через пять. К тому времени появится новый материал... Министерство финансов в настоящее время решает вопрос относительно кредитов на промышленный комплекс.
— Именно по этой причине мой шеф предпочитает сейчас конфиденциальную информацию. Когда выбор будет сделан, будет уже поздно. Дело очень серьезное, вы это знаете. И в таком важном деле нам необходима информация именно о заманчивых предложениях по строительству. Она дает возможность успеть придумать более конкурентоспособную комбинацию и раздавить всех конкурентов.
— Коли вы так настаиваете, я сделаю все, что будет в моих силах, — заверил румын. — Однако не делите пока шкуру неубитого медведя! Быть может, вам еще не известно, что документы, касающиеся Бразова, находятся сейчас в Смешанной советско-румынской комиссии.
— Я этого не знал, — спокойно подтвердил Кельберг, — но вам я доверяю. Поскольку вашей организации нужны деньги, вам предоставляется случай их заработать.
— Но какой ценой!.. — заметил Мареску с горечью. — Русские все время начеку. После их неудачи с Галацем можно представить себе, насколько они будут бдительны теперь и как закрутят гайки!
— Я не строю иллюзий в этом отношении, — произнес сквозь зубы Кельберг. — Здесь мы должны делать ставку на патриотизм, который в этой борьбе будет играть решающую роль. Русские преследуют только свои интересы и не станут делать подарок Румынии. Тем не менее, если ваше правительство получило стоящие предложения, оно сможет защищаться.
Сейчас Людвиг Кельберг находился в своей стихии. Его глухой голос приобрел неоспоримую силу убеждения.
Этот человек был прирожденным борцом, сочетавшим в себе сильный, волевой характер и отличные физические данные. Высокий, выносливый, в расцвете сил, награжденный природой смелым, позитивным и реалистическим умом. Достойный потомок прусских дворян, воздвигнувших германскую империю, он унаследовал от своих далеких предков неукротимую энергию, железную волю, властную уверенность и голубые глаза, заставляющие думать скорее о холодном Северном море, чем о ласковом летнем небе.
Кельберг засунул руку в левый карман твидового пальто — элегантного пальто с росчерком лондонского портного на серо-черной подкладке — и вынул из него визитную карточку.
— Вот держите, — сказал он. — Я отметил здесь семь вопросов, по которым мой шеф желает получить уточнения из достоверных источников.
Мареску взял карточку и сунул ее в карман. Кельберг продолжал:
— Я надеюсь, что вы отдаете себе отчет о том значении, которое имеет для вашей родины строительство в Бразове? Если ваше правительство действительно сможет противостоять планам русских, то оно спасет будущее румынской нации. Русские, поставленные в безвыходное положение, не осмелятся применить силу для навязывания своих взглядов. В современной ситуации они будут вынуждены вступить в переговоры. Если они сбросят маску и открыто продемонстрируют, что рассматривают вас, румын, как колонизованную нацию, то вызовут жуткую шумиху.
— Не увлекайтесь, Кельберг, — пробормотал румын. — Вы переоцениваете мужество наших руководителей. В наших министерствах сидят креатуры, многим обязанные Кремлю и не забывающие этого. Из всех братских стран Румыния, несмотря на слабые попытки к независимости, остается наиболее сталинизированной. Это приводит нас в отчаяние.
— Ну, ну, не поддавайтесь болезненному пессимизму, — пожурил его Кельберг. — Есть трещины, дорогой друг, трещины, которые разрушают советское здание в его основе. Ваша страна, быть может, стоит ближе к своему освобождению, чем вам это кажется. Впрочем, вы располагаете конкретными доказательствами, которые вы мне предоставили.
— Одна ласточка весны не делает, — вздохнул Мареску.
Снова начал моросить дождь, и Кельберг поднял воротник своего пальто, давая понять, что беседа окончена.
— Если с вашей стороны не будет возражений, то встретимся через две недели на этом же месте, в это же самое время.
Он протянул Мареску руку, но румын неуверенно пробормотал:
— Я хотел бы попросить вас еще об одной вещи, Кельберг. Речь идет о моем молодом протеже... Можете ли вы помочь переправить парня в Западную Германию или Францию?
— Это не входит в мою компетенцию, Мареску, и вы это знаете. Речь идет о члене вашей организации?
— Да. Это молодой адвокат.
— Почему он хочет уехать?
— Он разыскивается сигуранцей.
— По каким причинам?
— За подрывную пропаганду. Он распространял антисоветские листовки в университетской среде.
— А ваши проводники не могут ему помочь?
— Сейчас нет. Нам пришлось уйти в глубокое подполье. После событий в Польше и Чехословакии служба безопасности находится в состоянии боевой тревоги.
— Сейчас я ничего не могу вам обещать. При следующей встрече дам вам ответ. В принципе, я не очень люблю вмешиваться в подобные истории. Мое положение и без того слишком деликатное, и я...
Он неожиданно осекся и резко повернул голову направо. Под чьими-то торопливыми шагами на соседней тропинке скрипел гравий...
Глава 2
Напуганный шумом шагов, Мареску обернулся и стал встревоженно всматриваться в темноту.
На тропинке показался высокий малый в темном габардиновом пальто, который приближался к ним навстречу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15