Лет тридцать-сорок, точнее сказать сложно из-за правильных и симметричных черт лица. Слишком уж правильных и симметричных, чтобы быть созданными матушкой-природой, а не лазером пластхирурга. Фигура а-ля шкафчик двухметровой высоты. Короткий ежик светлых волос и холодные серые глаза. А на груди значок…
Мне враз перехватило дыхание – словно неумолимая рука в бронированной перчатке уже сдавила гортань, дожидаясь противного хруста позвонков. Я судорожно схватился за «Кобру», одновременно делая шаг назад – чтобы заслонить стоящую за мной девушку. Со стороны это, должно быть, выглядело комично.
Красноголовый дятел на фоне руки, сжимающей молнию. Седьмая рейтарская дивизия. Точнее – отдельный карательный батальон.
Те самые «отдельные части специального назначения», на вооружении которых состоят «смерчи», бронекостюмы четвертого уровня и прочие «вкусные», как говорили в оружейке Академии, штучки. «Дятлы» – санитары леса!
Серые глаза медленно скользнули по мне – я с запоздалым ужасом разглядел на воротнике узкую цветную полоску майорских знаков различия – ощущение было, словно за ворот сыпанули горсть льда. Это не был взгляд, каким человек смотрит на другого человека. Скорее уж – так лабораторный кибер глядит на подопытных мышей, просчитывая – кого из них приготовить к опыту для очередных студентов в виде «получившейся кашицы».
На миг мне показалось, что каратель замедлил шаг, собираясь остановиться, – не знаю, какую бы глупость я выкинул в этом случае. Но он все так же неторопливо прошел мимо, скрылся за углом – и только после этого я вновь обрел способность вдыхать воздух.
Bay! Ничего ж себе кошмары во плоти бродят по коридорам минус пятого этажа. Куда там до них тараканам-мутантам. Милые, домашние тварюшки…
Майор, майор… сколько я помнил выпуски интервида, в карательном батальоне седьмой рейтарской было два майора. Сам командир батальона, Ринальдо Гомес, и его заместитель… Мелвил?!Это был – Мелвил?! Палач Аркона собственной персоной?!
Можно поставить себе большой жирный плюс в личной зачетке, уныло подумал я. Не так уж много людей может похвастаться тем, что лицезрели целого карательного майора и сохранили после этого прежнее количество жизненно важных органов.
Особенно же интересно выглядит его появление в свете того, что карательным частям категорически запрещено находиться даже на стационарной орбите Земли – за исключением обстоятельств, вызванных техническими неполадками, но не более чем на время их устранения. Вход же в атмосферу не разрешен ни под каким видом – при такой попытке, чем бы она ни была вызвана, их расстреляют все системы ближнего пояса. А офицерам этих частей вне района боевых действий так же категорически запрещено покидать место дислокации на срок, превышающий сорок пять стандартных минут.
И какое же из этих двух правил нарушил Мелвил? Лучше бы все же второе, потому как первый вариант означает, что где-то над моей головой болтается штурмовой транспорт с батальоном «дятлов»… а возможно, и не один.
На Арконе до «акции по умиротворению» обитало 15 тысяч душ.
– Странный тип, – озадаченно сказала Элли, глядя на опустевший коридор. – Какой-то… жидкоазотный.
– Вы его уже встречали?
– Нет… ни разу.
– И хорошо, – тихонько пробормотал я, – очень даже хорошо.
Первая приятная новость за сегодня. Не считая сданного зачета. Боже, сколько лет назад это было!
– Знаете, – начал я, – Йорунга говорил, что я смогу получить штатное оружие…
Не знаю, что за черт дернул меня так срочно нестись в Уссурийск. Казалось бы – лежали эти пушки на складе с бог-весть-какого две тысячи лохматого года. Лежат же в архиве Академии лазерные диски примерно тех же годов с наклейкой «хранить вечно». Но что-то дернуло. Возможно, и к лучшему – с моим теперешним везением завтра с этим складом непременно чего-нибудь бы стряслось – от землетрясения до объявления музеем.
– Давно оно тут лежит, – завскладом старший прапорщик СБ Голопупенко, должно быть, здорово заскучал в этой глуши. Лет ему было чуть больше, чем мне, так что на «ты» мы с ним перешли почти сразу. Хороший парень, вот только этот русский диалект всемирного… нервирует. – Еще против китайцев готовили, до Первой Атомной. Запах чуешь? Дерево.
– Оно что – деревянное?
– Не, это ящики. Сами-то они вот, – прапорщик снял со стеллажа черный, матово поблескивающий предмет. – Гляди. Металл да пластик, никакого керамита. Старина-с.
– Да, это же… – На миг я было усомнился, но длинный изогнутый рожок был до боли знаком. – Неужели «калашникофф»?
– Он самый. Я ж говорю – старина. Классика.
– Bay! – Я моментально прикинул, сколько может стоить подобный раритет на сетевом аукционе. Черт, да зачем куда-то лететь, такие экспонаты у меня и на Земле с руками оторвут, да еще и драться будут.
Угу. А потом Бар Корин оторвет мне ноги… до ушей.
– И много у вас их? – осторожно осведомился я, мысленно прикидывая: может, удастся пустить хоть часть груза налево.
– «Калашей» – немного, – развеял мои мечты прапорщик. – Пара ящиков. Редкость, сам понимаешь. Так что их я тебе не дам. Разве что пару штук, не на продажу, а лично, для души. Повесишь в спальню, на стену – друзья будут от зависти загибаться.
– Хорошо, а тогда чего у вас много?
– Много? – переспросил Голопупенко. – Хлама у нас много… всяческого.
– Вот там, – ткнул он рукой куда-то в сторону бесконечных стеллажей, – «абаканы». Семьсот штук… трещотки хреновы. Там – гранатометы. Поближе – «гепарды», «13-е» военной штамповки… В том углу экзотика всякая свалена… из тех, что перед Смутой мелкими партиями гнали.
– И все сплошной огнестрел? – разочарованно выдохнул я.
– А че ты хотел? – удивился прапорщик. – У тебя ж в ордере ясно сказано, белым по синему: «До 2025-го».
– Так ведь тогда уже лазерами вовсю жгли. И эти… кинетические…
– Кинетические у нас есть, – прапорщик разинул рот, даже не изобразив попытку прикрыть его ладонью, и начал зевать. Я терпеливо ждал. Ждать пришлось долго – зевок удался Голопупенко только с седьмой попытки.
– Там, – повторил прапорщик свой давешний жест, – Объект хранения 34м456ву, число хранимых единиц на момент последней инвентуры – 45. «КВМ-2». Кинетическая винтовка Морозова, модель вторая. Двенадцать кило чистого весу, не считая шариков и батареек, плюс обмотка у нее горит постоянно. Тебе этот геморрой надобен?
– Ну-у. Мне ж из них не стрелять.
– Тем более. На самом деле, – оживился Голопупенко, – тебе по фигу должно быть, чего этим чуркам с Миров впаривать. Этим лохам все, что сложнее арбалета, – уже чудо технологии.
– Угу. А теперь то же самое на всемирном, пожалуйста.
– Прости, – скривился прапорщик, – я тут со скуки мувов насмотрелся, типа исторических… интересно стало, как из этих штук пуляли. Ну и… понацеплял словечек.
– К гипнургу сходи, – посоветовал я, – пусть ассоциативку через «каспара» прогонит.
– Лениво мне, – пожаловался Голопупенко. – Это ж, считай, пару часов на промывку, а потом еще три дня на контрольные пунктации бегай. И потом, тут половина местных так говорит.
– Медведей?
– Не, ежиков.
– Ну-ну.
– Короче, – «блеснул» прапорщик еще одним старинным оборотом, – дело к ночи. Ты под что закладываешься… в смысле, космолет у тебя какой?
– Пока никакой.
– Ну, ты, кореш, блин… – Прапорщик резко оборвал фразу и схватился за виски. – Стоп. Все, приехали.
– Ты, случаем, с утра разноцветок не жевал? – осведомился я.
– Здесь, – тоскливо произнес Голопупенко, – такая скукота, что к полудню без всяких разноцветок глюки из стен лезут. Вылезают, осматриваются и дохнут прямо посреди прохода. От скуки. Тебе-то, – продолжил он, – хорошо. На Миры летишь. А у меня тут одна отдушина – интервид.
– Хочешь – махнемся? – предложил я.
– Нет уж, – оскалился прапорщик, – думаешь, я тут серый и темный, не знаю, кто в СБ такие вот, – он дернул подбородком, – вертела для глухарей выдает? Лучше уж с глюками.
– Умный.
– Типа того, – кивнул Голопупенко. – Ладно, не кукожься, так и быть, потрачу на тебя серое вещество. Все ж какое-то разнообразие.
– Уж не знаю, что бы я без тебя, благодетеля…
– Бутылка нектара, – перебил меня прапорщик. – Мистральского. В продолговатом флаконе.
– Bay. А живого эльфа не хочешь?
– Нет, – мечтательно улыбнулся каким-то своим мыслям Голопупенко, – не одну. Две. Две по ноль пять.
– А-а-а-аднако. Ты хоть знаешь, сколько такой флакончик стоит?
– Как раз сегодня с утреца аукцион смотрел, – прапорщик старательно почесал затылок – Емкость нуль тридцать три ушла за осьмнадцать тыщ триста двадцать один кома двадцать четыре эко.
– Вот-вот. А теперь умножь на три.
– Я столько нулей в памяти не удержу, – ухмыльнулся прапорщик, – она у меня короткая… а все свободное пространство прогой учета забито.
– Чип вставь.
– Вот еще, буду я всякую кристаллическую гадость себе в черепушку вставлять. А ну как прорастет!
– Не прорастет, – угрюмо сказал я. – Скорее загнется до конца гарантийки. Среда у тебя там больно непитательная.
– У меня там четверг, – отозвался Голопупенко, – плавно переходящий в понедельник. Короче, сколько у тебя на тарелку?
– И все ему скажи, – проворчал я, – все ему ответь. Три тысячи.
На самом деле я был весьма доволен собой. Тактика «увлеки своей работой другого» использовалась мной давно и успешно. Прапорщик представлял в этом отношении совершенно классический, вернее – с моей точки зрения, – клинический случай. То, с какой охотой он взялся за обдумывание решения моих проблем… нет, как все-таки была права моя предпред-последняя девушка, заявившая как-то, что люди – это очень странные мухи.
– Три штуки, значит. – Прапорщик задумчиво поковырял в носу мизинцем, вытащил его и принялся сосредоточенно изучать извлеченную на свет добычу. Я отвернулся. – Маловато, конечно. Новый пепелац ты за такие гроши не купишь. Разве что какую мелочь, которой только до орбиты и вниз. Бери подержанный среднетоннажник, «Гризмо» или «Мазду». Лучше «Мазду», у нее и багажник повместительней.
Я осторожно оглянулся. Голопупенко уже перестал разглядывать мизинец и теперь так же сосредоточенно вытирал его о стену.
– Думаешь, среднетоннажник? Я на длиннохвостые поглядывал.
– И что ты возьмешь за три тыши эко? Развалюху, которую пол-Пояса десять лет юзало, потом на Фобосе подклеили да подкрасили – и на Большую Свалку? Ты с ней еще до Портала свихнешься, пока заплатки на реактор класть будешь… каждые пять минут. А потом на Мирах, перехода через три-четыре, он окончательно пучки склеит, и будешь топать до ближайшего консульства… пехобусом.
– А что в твою «Мазду» влезет? – огрызнулся я. – Сколько у нее багажный отсек? Двести кубов? Триста?
– Триста пятьдесят, – прапорщик снова начал разевать пасть для зевка. Я затаил дыхание. Но Голопупенко нагло обманул мои ожидания – он резко захлопнул рот и настороженно уставился на меня.
– Ну?
– Баранки гну, – выдал прапорщик очередной забытый термин. – Для нормальной торговли триста пятьдесят кубометров, канешно, маловато будет. Потому как ширпотребом этих лохов уже подзавалили и вариант с бусами и зеркальцами не прокатит. Но ты-то собрался оружием… торговать?
– И? – разрушил я минуту спустя воцарившуюся тишину. – Дальше?
– Дальше? – переспросил Голопупенко. – Дальше я вот все никак в толк не возьму. Зачем тебе это оружие продавать, когда ты с его помощью можешь просто пойти и взять чего захочешь.
– Это как? – непритворно удивился я.
– Элементарно. С сотней головорезов ты любую тамошнюю сокровищницу сможешь выпотрошить на раз. Найди какого-нибудь захудалого герцогишку, растолкуй перспективы, и он тебе не то что пятки лизать будет – всю тарелку сверху донизу оближет, как варенье любимой тещи.
– А как я этим головорезам объясню, с какой стороны ствола патроны заталкивать?
– Не боись, – прапорщик покровительственно похлопал меня по плечу. – Все учтено могучим ураганом. Объект хранения 45т987кл, число хранимых единиц – 14. Он же «ПТИМ-4», полевой тренажер-имитатор многофункциональный. На пространстве, если мне не изменяет склероз, тридцать на сорок метров воссоздает полную картину боя – взрывы, дым, огонь, свист пуль у ушей и прочие спецэффекты. Не Диснейленд, конечно, но твоим клиентам хватит, чтобы обделаться. Есть режим «виртуальный инструктор». Развернешь, погоняешь недельку-другую – и самый последний дикий мирянин станет таким апгрейднутым, что любого земного копа порвет на тряпочки.
– Угу. И какого года выпуска этот твой «ПТИМ»?
– Не колышет, – флегматично отозвался прапорщик. – Ты его везешь для личного пользования. Хобби у тебя такое – картину боя моделировать. Заснуть, бедный, не можешь, пока второй штурм высоты нумер две тыщи триста сорок пять 3-й ротой 4-го батальона 1456-го полка от 24 декабря 2037 года в деталях не воспроизведешь.
– Ну-ну, – на всякий случай скривился я, – а места он сколько жрет?
– «Птимошка»-то? Он компактный. В пять кубов влезет со всеми спецэффектами.
– Ну, допустим. А патроны?
– С этим сложнее, – нахмурился прапорщик, – но тоже решаемо. Покопайся в глобалке. На этом старинном огнестреле чертова прорва всяких историков-любителей, реконструкторов и прочих маньяков сидит, как центровой на чипе. Зуб даю – есть проги, которые всю эту амуницию позволяют на бытовом синтезаторе сварить. Нароешь, адаптируешь для бортового авторемонтника – и нет проблем.
– Думаешь, потянет?
– Теоретически, – задумчиво сказал Голопупенко, – эта штуковина должна уметь на необитаемой планете соорудить новый космолет… причем в исторически обозримый период.
– И все-то у тебя продумано, – скептически заметил я, – все предусмотрено…
– Нет таких кошмаров, – наставительно сказал прапорщик, – до которых не додумается человек, у которого есть охренительная куча свободного времени. Тут уж поневоле начинаешь фантазировать, планы всякие дурацкие строить, на тему: «Если б я имел богатого дядюшку – полковника СБ». Если бы да кабы… стоп.
Прапорщик осекся и озадаченно уставился на стену перед собой.
1 2 3 4 5 6 7 8