Ладони лежали на рукоятях серпов, и их прохлада успокаивала меня. Наконец, он заговорил.
— Сегодня в Ущелье поймали мага. Поймали его рядом с твоим замком, Ра. Не поверю, что ты ничего не заметила, поэтому хотел узнать, что он успел сделать, прежде чем попал в руки Элайо. Люди становятся все более навязчивыми и невыносимыми.
Ни один мускул не дрогнул на моем лице.
— Все было спокойно этой ночью. Только замок Морэя сгорел по вине Этрина. Ничего особенного.
— Тарен? — Сэтр устремил взгляд на брата, но тот только качнул головой.
— Эйлос?
Ответа опять не последовало. Братья всегда поддерживали меня.
— Что ж, — Адепт отвернулся, привлекая внимание остальных. — Тогда нет причин, по которой настырный человек не может доставить нам удовольствие. Пусть начнется Танец Лезвий.
Не думаю, что он мне поверил — Адепт слишком проницателен для этого. Элайо отпустила один поводок, и мужчину с молнией на щеке вытолкнули в середину зала. Так значит, это был тот маг, что проник в мой замок и оставил загадочные письмена… Теперь я никогда не узнаю, зачем он это сделал — после Танца Лезвий он разговаривать уже не будет. Одуревший от чар рыжеволосой ведьмы человек постепенно приходил в себя, но для него лучше было бы как можно дольше угождать своей повелительнице — скоро ему придется испытать боль, подобной которой человек никогда не знал прежде. Сэтр воздел руки, начиная ритуал, и даройя расступились, образуя круг подле незадачливого мага. Братья встали рядом со мной, скидывая капюшоны и обнажая оружие. Они всегда любили эту забаву, меня же терзали мысли, от которых предстоящее действо не казалось столь привлекательным. Почему маг не сказал, зачем пришел? Почему не выложил все о том, что оставил в Алом Призраке? Поведение людей предсказуемо, а здесь виднелась нелогичность. Сэтр умел спрашивать, но маг промолчал. Может, Адепт решил наказать меня за ложь чуть позже, заинтересовавшись ненужной скрытностью.
Заклятье круга завершилось, и теперь пленник может выйти отсюда лишь по одному пути — пути, ведущему к Смерти. Любопытство и беспокойство отступали по мере того, как Адепт повторял слова литании, я старалась не видеть жадный взгляд Элайо, для которой открывали тайну Танца Лезвий, погружаясь в монотонные слова. Рубашка прилипла к ранам и, стоило мне пошевелиться, отрывалась от тела с отвратительным тихим звуком. Все смотрели наверх, ожидая знака — в Танце участвовали лишь те, на кого указывала Смерть; спустя миг у меня в глазах помутилось, а потом я увидела руку Серой Леди, приближающуюся ко мне… Меня выбрали.
В такой момент глаза становятся черными, словно толченый уголь, и все остальные отходят от участников. Любой, кто попробует начать Танец Лезвий, не увидев знака, сам становится жертвой. В этот раз осталось десять даройя, среди которых был и Тарен, лица некоторых из них ни о чем мне не говорили, но Дульче и М'сада я знала. Последний выглядел, как седой старик, но был крепок, жив и опасен. Ему нравилось походить на старца.
Первый удар нанес Тарен, разрезав одежду на спине пленника, но не оставив следа на теле. Маг обернулся, и его тут же встретил мой серп, срезавший небольшой клочок волос с головы. М'сад распорол рукав мага, молоденькая девушка попыталась разрубить мечом пояс жертвы, но сделала это чересчур нежно, и оружие просто соскользнуло. Первая осечка. У следующего даройо получилось лучше, и штанина мага оказалась разрезанной надвое, как раз по шву. Он крутился, глядя вокруг, пытаясь защититься, но во взгляде уже появлялось понимание близкой участи. Сэтр громко читал слова литании, следя за игрой.
Смысл Танца Лезвий заключается не в конечной гибели жертвы, а в том, чтобы нанести максимальное количество виртуозных ударов, не убив ее. У мага не отобрали оружие, он мог оказывать сопротивление, мог сразиться с кем-то из нас, но задачей оставшихся в круге было не его уничтожение, а как раз как можно более долгое продление жизни человека. Тот, кто нанесет последний удар, проиграл. Одежды на маге уже не осталось. Он бросился на М'сада, но тот легко отразил атаку, поцарапав запястье человека. Совсем слабо, почти незаметно.
Каждый из нас атаковал в ритме литании, ни у одного не было времени больше, чем у другого. Человек уже пришел в себя, он пытался спровоцировать кого-нибудь из нас, чтобы прекратить мучения, и я удивилась его мужеству. Он не выл, не просил пощады — он принял правила и играл, как и мы, хотя страх сковывал движения. Тарен оставил царапину на спине мага, из нее потекла кровь. Теперь Танец пойдет быстрее. Откуда-то раздавался грохот барабанов, маг уворачивался, танцуя последний раз в этом мире. Мне хотелось спросить его, что значила записка, но мысли уничтожались звуками игры — тяжелым дыханием, легким звоном оружия, едва заметным треском распарываемой кожи, тихим, очень тихим… И голосом Сэтра, неумолимым и настойчивым.
Маг сделал выпад, я уклонилась, проскользнула под рукой и нанесла рану на бедре. Темп убыстрился, теперь Адепт выплевывал слова, они частили, словно капли ливня. Бам-бам-бам… Барабаны рокотали, вторя ритму литании, усиливая его, и даройя метались вокруг окровавленного человека, вычерчивая каждый свой рисунок. Маг пошатывался, он устал, но не переставал сопротивляться. Один раз ему даже удалось задеть опоздавшего юнца ножом, но это была единственная победа. Черная молния скрылась под сетью царапин.
Движения-штрихи, каждое из которых оставляет болезненный след. Кровь заливала магу глаза, но он все еще стоял, не бросая попытки защититься. Удары-укусы серебристых лезвий настигали его все чаще, становились больнее — игра подходила к своему завершению. Почувствовать, сколько осталось в нем жизни, — вот основная задача Танца Лезвий, и я поняла, осторожно поцарапав серпом его позвоночник, что жить магу осталось не так долго,. Кто-то срезал мочку уха, М'сад отрубил ладонь человека, и тот выронил оружие…
— Я не боюсь умереть, — внезапно сказал он, разрушая неожиданными словами ход литании, и посмотрел на меня.
Барабан громыхнул, а Сэтр повысил голос, проговаривая названия букв Алфавита. Моя очередь и момент приблизить пленника к смерти сразу на одну ступень. Его взгляд впился в меня звездой с острыми краями; не стоило заставлять человека ждать. Острия серпов погрузились в виски, но не настолько глубоко, чтобы он умер сразу. Я с силой выдернула оружие, и маг упал на колени, сжимая голову руками.
— Поторопилась, — М'сад неодобрительно нахмурился, почти ласково очертив лезвием дугу на теле незнакомца.
Круг окончился на девушке — маг умер. Сэтр прервал чтение, на зал опустилась тишина. Танец Лезвий завершился, и победителем был М'сад. Он не сказал ни слова, но недовольный взгляд значил больше, чем слова, — даройо отлично понял, что я хотела закончить игру быстрее. Тарен спрятал смертоносные длани и пошел за плащом. Судя по тому, как смотрели на нас остальные, зрелище оказалось достойным, оно многому научило их, а смелость жертвы придала ритуалу еще больше силы. Однако Сэтр тоже видел мою поспешность и теперь наблюдал.
— М'сад заслужил Око Смерти, — громко возвестил Адепт. — Танец окончен.
Это означало, что теперь каждый мог начать поединок или просто отдохнуть, вспоминая детали Танца и извлекая из происшедшего ответы на вопросы. Как правило, знак видели лучшие, а наблюдать за тем, как владеют оружием мастера — истинное удовольствие. Молодежь засуетилась с подносами, а я подошла к трупу, который накрывали красным ковром прислужники. Обычный человек, ничего особенного, да теперь слишком сложно понять, были ли какие-то отличительные черты в самом начале. Смех Элайо разносился по Цитадели звонкими колокольчиками, от него по позвоночнику бежали мурашки. Я окунула пальцы в кровь мага, и тут он дернулся. Проклятье!
— …пьяная волчица…
Оказывается, маг приберег для меня еще один сюрприз, но оскорбление меня не тронуло. Мертвец снова стал мертвецом, действие заклятья закончилось.
— Он не был мертв?
Я встретилась взглядом с Эйлосом, который с интересом рассматривал закрытый ковром труп.
— Был, — я поднялась, задумчиво осматриваясь, но больше никто ничего не заметил. — Это не голос выжившего человека, это голос духа. Его последнее заклятье.
— Странные слова, — брат убрал с моего лица растрепавшуюся прядь.
— Да… — согласилась я. — Заклятье именно для меня. Не понимаю, что происходит, брат.
— Поймешь.
Братья никогда не сомневались во мне. Тарен опять стоял рядом, невозмутимый и суровый, но он был доволен, это чувствовалось. Прислужник (молодой даройо, еще не закончивший Обучения) поднес мне чашу с куавой, и я отпила несколько глотков горячего варева. Приготовлено на славу — ну, хоть что-то тут делается в соответствии с традициями.
— Это был хороший Танец, — вдруг сказал Тарен. — К тому же, ты отомстила за осквернение Алого Призрака.
Мы помолчали некоторое время, глядя на поединок хмурого Триэра с Диру, девушкой-Звездой. Похожий на привидение, тощий и угрюмый лучник постоянно пытался ее превзойти, но то ли не очень хотел, получая удовольствие от самого процесса схватки, то ли просто не мог. Смертоносный ветер стрел с тяжелыми наконечниками разбивался о ее защиту — Диру играючи ловила их или отбивала маленьким щитом, успевая выпускать веер стальных звездочек, роем атакующих любителя вайна. Триэр уклонялся, перекатывался — и снова начинал атаку, срывая тетиву. Похоже, ему нравилось смотреть, как юная Диру, одетая в коричневую кожу, сдвигает брови, сосредоточиваясь на летящей угрозе. Остальные с интересом наблюдали за умениями воинов. Девушка-Звезда одна из немногих не обрезала волосы, заплетя их в две длинные каштановые косы, поэтому выглядела на удивление женственно и мягко; ее прозвали так из-за стальных зазубренных звезд, которые ей нравилось метать в противника, хотя излюбленное оружие воительницы — лук, как и у Триэра. У каждого из нас есть оружие, к которому он не равнодушен, однако это не мешает хорошо владеть любым. А уж ловить стрелы умеет каждый, только в лучшей или худшей степени.
В их поединке была душа. Несмотря на то, что Триэр не собирался убивать девушку, вряд ли кто-то мог назвать схватку шуточной и — более того — немногие смогли бы это повторить. Адепт хитро щурился, подбадривая Диру, остальные подшучивали над лучником или восхищенно молчали, у самого входа закипела другая битва, и все было бы правильно, если бы не Элайо. Ее присутствие раздражало меня, как раздражает рану грязь: именно ее присутствие объясняло все послабления, всю лишнюю мишуру и отвратительный запах духов, щекотавший мне ноздри. Сэтр был главой клана, но мне казалось, он приведет его к гибели. Меч не может быть острым, если его не чистят, убийца не может видеть красоту Смерти, если позволяет себе лень и неосторожность. Каждому слову в Заповедях было основание. Дети Лезвия — это охотники, а сильный запах, яркие краски и разболтанность — атрибуты жертвы. В картине не может быть лишних деталей: если убрать что-то одно, она теряет очарование; если сломать маленький винтик из часов, они развалятся. То же самое и с традициями клана. Несоблюдение их — путь к саморазрушению, но Сэтр, похоже, думал иначе.
Элайо присела на край лестницы, поджав ноги и поглаживая козлобородого менестреля, который щурился и дрожал мелкой дрожью от удовольствия. Огонь волос окутывал женщину ярким ореолом. Чарующие не только мастера плотских утех, с помощью которых они порабощают, это лишь одна сторона. Сильный духом вполне способен отказаться от их предложений и избежать тягучего влечения, хотя это и непросто, но вот противостоять хитрости Чарующих намного сложнее. Для них истинным удовольствием является заставить человека или даройо сделать то, что он делать не собирался, — нарушить обет, посетить запретную территорию, не выполнить наказ Адепта. Выдать тайну, например. Поэтому видеть здесь Элайо мне совсем не хотелось — лишь избранные могут уйти, повернувшись к ней спиной, а другие открыты влиянию. Она заметила мой взгляд и поднялась, направляясь к колонне, возле которой устроились мы с братьями. Плавная, неторопливая походка, во время которой рыжеволосая соблазнительница будто плыла по белому полу. Воплощенное искушение. Мои серпы сами просились прыгнуть в ладони и отправить ее к праотцам.
— Ты стоишь на черте, — вместо приветствия сказала она, краем глаза проследив полет стрел Триэра.
Я подумала, что лучше всего будет промолчать, чтобы не испытывать собственное терпение. Братья ощутили мою ненависть и напряглись.
— О. У тебя два пса, как и у меня, — рассмеялась Элайо.
В одно мгновение острия серпов уже находились у ее груди, чтобы вырезать сердце, но я остановилась. Мне стало понятно, чего она добивается, — чтобы я нарушила запрет и навлекла на себя гнев Адепта. Я прокрутила рукояти серпов полукругом и вложила их обратно в ножны.
— Не имею привычки делать то, чего навязчиво желают другие. Если хочешь умереть, прими яд.
— Почему яд? — отшатнулась от меня Чарующая.
— Чтобы никто не марал свою сталь.
* * *
Неверно было бы думать, что сила даройя лежит в умении владеть оружием. Среди людей попадаются замечательные мечники или стрелки из лука, но это не делает их Детьми Лезвия. Человек может отразить летящий в него клинок, но он никогда не почувствует опасность за сотни шагов от себя, не услышит слабый звон спущенной тетивы, не поймает стрелу, даже не оборачиваясь в сторону атаки, и не ощутит запах врага. Кроме того в каждом из даройо находится магия, но она не искусственна, не приходит извне — она словно капля, добавленная в нашу кровь. Концентрируя эту магию, можно усиливать то или иное чувство, улучшать реакцию, предчувствовать. Никто из людей не способен видеть красоту Смерти, улавливать ее желания, делать гибель жертвы прекрасной. Они просто убивают, чтобы удовлетворять нужду в еде, золоте или просто утихомиривать ненависть и алчность. Дети Лезвия — художники Смерти, рисующие убийством.
1 2 3 4 5 6