То я опять летел, брошенный взрывом через улицу, то лицо убитого эльфа снова всплывало перед глазами, но тут же уступало место испуганному лицу Тани. Теперь я был уже почти уверен, что все это был сон и вот-вот я проснусь то ли дома, то ли на даче.
То, что все происшедшее со мной было сном, мне приходило на ум и раньше. В общем-то, все события и развивались, как в хорошем приключенческом сне. Разве что я в критический момент не научился летать, как это бывало обычно. Да, если вдруг я осознавал, что умею летать, для меня это было верным признаком, что я во сне. По всем остальным признакам я никак не мог это с уверенностью сказать. И, к слову, даже находясь в полете, я надеялся, что, наконец, это не сон, но потом всегда просыпался.
Впрочем, как правило, в конце концов, я все же хотел проснуться. Ибо слишком много смертей обычно сопровождало меня в моих снах. Но хотелось проснуться так, чтоб все хорошее осталось…
Эх, мечты, мечты…
Глава 4.
Открыв глаза, я долго осознавал, где все же я нахожусь.
— Хорош, ты, спать! — сказала стоящая рядом Таня.
— Я что. Один пожарник даже уснул с дронзбойдом, и то нечего.
Я постепенно начинал осознавать, что все, что произошло со мной, не было сном. А значит, нужно было жить в новых условиях. Для чего в первую очередь нельзя было потерять присутствие духа и чувство юмора.
Для начала я решил осмотреть дом. Хотя и испытывал некоторое стеснение в чужом доме, но, в конце концов, я отлично понимал, что именно на меня должна было лечь бремя обеспечения выживания всей нашей маленькой компании.
— Кстати, знаешь, главный принцип школы выживания, — спросил я Таню.
— Нет.
— Выжил сам — выживи ближнего.
— Видимо это и делают эльфы, — ответила она, улыбнувшись.
'Да, — подумал я. — Она ко всему прочему обладает живым умом. Все-таки хорошо, что я ее встретил!' * * *
В доме оказалась гитара. Я не мастер игры на гитаре, но все же мне хотелось сыграть. И с трудом подбирая аккорды, я запел:
Призрачно все в этом мире бушующем.
Есть только миг — за него и держись.
Есть только миг между прошлым и будущим.
Именно он называется жизнь…
Дальше вы наверняка знаете.
Я фальшивил, как только это было возможно. Да и песня тоже была тяжелой для исполнения. Но мне почему-то хотелось спеть именно ее. Я вспомнил об оставленном в УАЗике магнитофоне. Как бы сейчас хотелось вновь послушать любимые записи! Но, снявши голову, по волосам не плачут.
Но, как это не странно, похоже, Тане понравилось мое пение. Она даже попросила спеть еще. И вняв ее просьбе, я начал петь собственные песни, которые сочинял когда-то для доморощенной undergroundой группы 'Лепрекон'. Только сочинял, ибо петь меня никто близко не подпускал.
…
Я увидел чертягу и погнался за ним, Ну, а он уходил в непроглядную даль, Там где нету огня, а один только дым, Хоть и кто-то твердил
Здесь я вовремя нашел слово-замену, так сказать 'каноническому' варианту., что там должен быть рай.
Мир закрытых путей полных сказочных грез, Что мутят наш рассудок и рождают мечты.
Только сказку давно скорый поезд увез.
Мне его не догнать за чертой пустоты.
Ничего не найдя, я вернулся назад, Где стоит на столе недопитый стакан, Где от нас косяком к югу птицы летят, И куда-то бежит за плитой таракан.
и т.д., и т.п.
Я делал басовитый голос.
Наверно это должно было бы выглядеть смешным, но детям нравилось.

* * *
Между тем сложившиеся условия нельзя было назвать нормальными даже в первом приближении.
Света и воды не было. Хотя нет, Света как раз была. Так звали маленькую девочку, но в данном случае это не меняло дело.
Нам еще повезло, что в Танином доме оказался большой запас бутылочной воды и запасной клозет типа сортир во дворе. Вот только умыться не было никакой возможности.
А необходимость искупаться ощущалась.
'Пока лето, можно двинуть на море, что же будет потом?' — пробежало в моей голове, но у меня не было времени загадывать надолго.
— Пойду, разведаю, как там, в городе, — сказал я детям.
— Я с тобой, — отозвалась Таня.
Я хотел, было, возразить, но потом подумал: 'А почему бы и нет?' Иметь кого-нибудь рядом с собой было бы желательно. Да и со мной ей, насколько я понимал, было бы спокойнее.
— У вас есть оружие? — спросил я.
Она замялась.
— Ладно, колись, — я перешел на шутливо-прокурорский тон. — Сажать уже не кому.
Она вышла из комнаты и вернулась с самопальным револьвером.
Я повертел его в руках. Штука, конечно, малонадежная, но значительно лучше, чем ничего.
— Управляться умеешь? — спросил я.
— Папа показывал.
— Отлично. Положи в свою сумочку.
— Какую?
— Да какую-нибудь. По карманам ведь все не распихаешь.
Я вдруг ясно осознал, что она ведь совсем еще ребенок. И сумочка еще не является неотъемлемой четой гардероба.

* * *
Мы довольно долго мотались по опустевшим улицам. Собственно мы сами не знали, что делать, но делать что-то было надо.
Видимо повинуясь столь часто цитируемому свойству преступников возвращаться на место преступления, мы пробрались к туда, где вчера остался злополучный УАЗик. Само место боя я все же благоразумно решил обойти стороной, ибо не имел представлений, убрали ли эльфы трупы. А вид последних, согласитесь, был не лучшим средством для укрепления еще не устоявшейся психики моей спутницы.
УАЗик же меня интересовал по чисто меркантильным соображениям. Я доподлинно знал, что там осталось два АК, и мой магнитофон. Правда, последний я так и оставил в УАЗике, ибо его вес стоил для меня больше. Но вот пару кассет с подборкой лучших песен, так называемого русского рока я все же захватил. Кого только не было на этих кассетах. И 'Сплим', и БГ, и даже Чиж с Лозой. И уж, конечно же, 'Машина времени'.

* * *
В одном из дворов я сорвал одно из бесполезно мотавшихся на веревке полотенец.
— Зачем? — спросила Таня.
— Просто я подумал, а не пойти ли нам на море. Ты согласна? — заглянул ей в лицо.
— Почему бы и нет. — И что она еще могла бы ответить?
Пляж, конечно же, был пустой. Слишком пустой, чтобы на нем купаться.
— Здесь неподалеку есть закрытое место, — сказала Таня, и мы двинулись туда.
Место действительно было более или менее закрыто камнями, но возможность подкрасться внезапно, там была едва ли не сильнее. Однако желание окунуться у меня было сильнее, чем чувство опасности. Тем более я никак не мог ожидать, что эльфы уже полностью контролируют ситуацию. Впрочем, я и не ошибался.
На всякий случай, взведя 'Калашников', я начал раздеваться. Таня стояла в нерешительности.
— Ты не хочешь окунуться, — спросил я. — Впрочем, ты права, это лучше делать по очереди.
— Нет. Просто у меня нет купальника.
Я не подумал сказать ей о купальнике дома. Но ведь дома я не был полностью уверен, что нам удаться попасть на пляж.
— Честно говоря, в новых условиях нам лучше не стесняться друг друга, — проговорил я неожиданно для себя, снимая последнюю одежду.
Таня слегка отвернулась, но продолжала искоса смотреть.
— Не бойся, я это уже говорил тебе, скажу еще раз, я тебя не трону. Но сейчас для нас слишком большая роскошь ходить в мокром и рисковать заболеть. А купаться все же надо.
С этими словами я разбежался и нырнул. Боже, какое это было удовольствие!

* * *
Когда я вылез из воды, она ждала меня на берегу уже в костюме Евы. Эх… Не было слов. Видно я и впрямь тормоз, но я не посмел к ней приблизиться, отлично понимая, что стоит мне к ней прикоснуться, как я потеряю контроль над ситуацией.
— Ну, как я тебе, — спросила она.
— Ты хорошая девочка. Пожалуйста, иди скорее, а то ведь я все же мужчина.
— Но ты сам говорил…
— Одно дело говорить. Эх… Да иди же!
И она пошла в море.
Я понимал, что это лучший момент для раскрутки. И другого такого момента может больше не быть. Но все же никакие перестройки не смогли превратить меня в животное, и я не мог так просто воспользоваться случаем.
— У нас может не быть завтра, — услышал я шепот прямо за собой.
Увлекшись своими мыслями и особенно наблюдением за берегом, о чем я тоже не переставал думать, я не заметил, как Таня вышла из воды. Теперь она стояла прямо передо мной…
Не буду подробно описывать, что было дальше. Я всегда считал плохим тоном выставлять личное на всеобщее обозрение. Скажу лишь, что вчера она меня не обманула. И еще. Может быть, это и не важно, но отмечу, что первым, извините за тавтологию, я был впервые.

Часть II.
Глава 5.
Домой мы вернулись к вечеру. Мимоходом мы захватили достаточно еды, чтобы, в принципе, можно было не заботиться о ней несколько дней. Питаться, правда, придется в сухомятку. Но с этим надо было стремиться.
Кроме того, в местном отделении милиции я пополнил боезапас еще одним 'Макаровым' и парой обойм. Но это так, между делом.
А как обрадовались нам дети! Нам с Таней даже стало не по себе. Ведь, по большому счету, вдвоем нам было бы куда как лучше. Но все-таки мы были людьми. И потому, никоим образом не дали детям этого понять.
Таня занялась ужином, я же вышел во двор покурить. Вообще-то, я почти не курю, но тут вдруг невероятно захотелось.

* * *
Выглянув во двор, я застал мальчика сидящего на крыльце и смотрящего вдаль. Глаза его были неподвижны. Я даже испугался, не мертв ли он? Или зомбирован, что не лучше. Я опустил руку ему на плечо. Он вздрогнул и повернулся.
— Извини, я просто задумался, — сказал он мне. — Точнее замечтался. Как было бы здорово, если бы все было как прежде.
Я вдруг ощутил в себе патетический порыв, и начал спонтанную, но вычурную, и потому продуманную лекцию о том, что оно, конечно, было бы хорошо, если бы все вернулось, но так не бывает. И в каждый момент времени надо танцевать именно от этого момента. Учитывая, конечно старые ошибки, но не пытаясь реанимировать мертвецов. Чгрт, не очень удачный был этот пример, и я поспешил заменить его на 'не бежать за улетевшим самолетом'. А искать билет на следующий рейс. В общем, я говорил, говорил и говорил. Заговорил даже словами Р. Киплинга, точнее начал читать его стихотворение 'Если', запавшее в память в далеком детстве:
If you can keep your head when all about you Are losing theirs and blaming it on you, If you can trust yourself when all men doubt you But make allowance for their doubting too; Тут я вдруг вспомнил, что ребенок может не понимать английского, а точнее, однозначно его не понимает, я перешел на русский перевод Самуила Яковлевича Маршака, который при всем моем уважении к Киплингу, мне нравился больше. Как и вообще русский язык, который бесспорно выигрывает перед английским во всем, кроме, быть может, лаконичности, что в стихах, согласитесь, не самое главное.
— О, если ты покоен, не растерян, Когда теряют головы вокруг, И если ты себе остался верен, Когда в тебя не верит лучший друг, И если ждать умеешь без волненья, Не станешь ложью отвечать на ложь, Не будешь злобен, став для всех мишенью, Но и святым себя не назовешь, И если ты своей страдаешь страстью, А не тобою властвует она, И будешь тверд в удаче и несчастье, Которым, в сущности, цена одна, И если ты готов к тому, что слово Твое в ловушку превращает плут, И, потерпев крушенье, можешь снова — Без прежних сил — возобновить свой труд, И если ты способен все, что стало Тебе привычным, выложить на стол, Тут я хмыкнул. Но не ждите объяснений, почему.
Все проиграть и вновь начать сначала, Не пожалев того, что приобрел, И если можешь быть в толпе собою, При короле с народом связь хранить И уважая мнение любое, Главы перед молвою не клонить, И если можешь сердце, нервы, жилы Так завести, чтобы вперед нестись, Когда с годами изменяют силы И только воля говорит: «Держись!»
И если будешь мерить расстоянье Секундами, пускаясь в дальний бег, — Земля — твое, мой мальчик достоянье!
И более того, ты — Человек!
Слово Человек в новых условиях, с новыми хозяевами жизни обрело особенное значение. Хотя боюсь, что весь мой пафос был скорее внутренним самолюбованием, ибо мой юный друг едва ли мог в полной мере оценить, или точнее ощутить, произносимых мною слов. Однако, с другой стороны, это должно было отложиться в его подсознании, и Бог знает, когда-нибудь сыграть свою роль в формировании этой еще не вполне сформировавшейся личности. А может, и нет. Романтики вроде меня всегда наделяют людей несвойственными им качествами.
— Я как-то слышала, что злые люди обычно бывают сентиментальными, — раздался у меня за спиной голос Тани.
— Ты неправильно запомнила, это сентиментальные люди обычно бывают злыми, — ответил я ей как-то спонтанно, не давая времени разуму на обдумывание. — Жизнь вообще не располагает к доброте. Но наша злость, она особенная. Она направлена против несентиментального зла, и потому она — добрая. Вот помнишь…
Тут я осекся. Вы, должно быть, догадались, какой пример хотел привести мой язык. Но на сей раз разум не дал ему возобладать.
— Да что тут говорить. Пойдемте лучше ужинать.

* * *
Ночью небо окрасилось всеми цветами радуги, являя нашему взору сказочные картины ненашенских мест, монументально запечатленные в величественных изображениях.
Среди них выделялась фигура одной эльфиянки, или как там ее. О, она была прекрасна.
Но я не хотел выражать удовольствие по поводу искусства захватчиков и разрушителей нашего мира. И потому, плюнув, пошел спать.
Глава 6.
Проснувшись, я опять долго не мог понять, где я. Но на этот раз это уже не было так шокирующе.
Как ни вертите, человек — животное, и ко всему привыкает.
Таня уже достаточно давно встала, и наскоро готовила завтрак. Дети еще спали. Я встал и направился на кухню. Помочь ей с завтраком, и… Но, в общем, это не важно.

* * *
Дети ели плохо, и чтоб как-то их растормошить я рассказал первый пришедший на ум анекдот.
Как это всегда бывает не самый лучший:
Летит Санта Клаус над голодающей Эфиопией. Голодные дети приветствуют его:
— Здравствуй, Санта Клаус!
— Здравствуйте, дети. С Рождеством вас.
И летит дальше.
— А подарки?
— А подарки получат только те дети, которые хорошо кушали. — Последняя фраза произносилась назидательным тоном воспитателя детского сада.
Юмор анекдота был черный, чернее некуда, и дети не очень-то его восприняли.
— Хороший анекдот, — первой отозвалась Таня, — Как раз под ситуацию.
1 2 3 4 5 6