Ибо истинные слова — без слов, истинное деяние — недеяние {13}. Ведь то, о чем спорят люди поверхностные, столь незначительно!
Так ничего не добившись, Бэйгун погиб в бане.
Чжао Сянцзы послал Синьчжи Муцзы {14} в поход против племени Фазан. Победив и захватив пленных [из городов] Цзожэнь и Чжунжэнь, [Синьчжи Муцзы] отправил с докладом скорохода.
Сидевший за трапезой Сянцзы опечалился, и [приближенные] слева и справа стали его спрашивать:
— Почему государь опечалился? Ведь за одно утро взяли два города, это так радостно!
— Половодье на реке — только на три дня. «Сильный ветер, проливной дождь — не на все утро» {15}. Солнце в зените лишь один миг. В роду Чжао до сих пор еще не бывало столь доблестных деяний. За одно утро взять два города! Уж не погибель ли нам грозит?
Услышав об этом, Конфуций сказал:
— Вот как благоденствует род Чжао! Ведь потому и процветает, что печалится. Погибают же оттого, что радуются. Здесь трудность не в том, чтобы победить, а в том, чтобы победу удержать. Умный правитель удерживает победу, и поэтому его счастье переходит к последующим поколениям. [Царства] Ци и Чу, У и Юэ одерживали победы, но не постигли, как удержать победу, и в конце концов пришли к гибели. Только правитель, овладевший учением, способен удержать победу.
Силы у Конфуция хватило бы поднять засов ворот царства <столицы>, но [он] не захотел прославиться силой. Готовясь к обороне, Моцзы победил Гуншу Баня {16}, но [Моцзы] не захотел прославиться своим военным искусством. Поэтому тот, кто умеет удерживать победу, считает свою силу слабостью.
В одной из сунских семей {17} три поколения подряд совершали милосердные и справедливые дела. И вдруг [у них] в доме без всякой причины черная корова отелилась белым теленком. Спросили об этом Конфуция.
— Это — счастливое предвестие, — ответил Конфуций и велел принести [теленка] в жертву высшему предку.
Прошел год, и отец того семейства беспричинно ослеп. А та корова снова отелилась белым теленком. Отец снова велел сыну спросить [об этом] Конфуция.
— Зачем опять спрашивать? — сказал сын. — Прошлый раз спрашивали, а [ты] потерял зрение.
— Бывает, что предсказание мудреца сначала не оправдывается, а позже оправдается, — ответил отец. — Пока дело еще не кончилось, спроси его снова.
— Это — счастливое предвестие, — сказал Конфуций и опять велел принести [теленка] в жертву.
Сын вернулся, передал совет, и отец ему сказал:
— Выполняй приказ Конфуция!
Прошел еще год. Сын также беспричинно ослеп. А затем чусцы напали на сунцев и окружили их город. Жителям пришлось обмениваться друг с другом сыновьями и [их] есть, раскалывать сухие кости и жечь в очаге {18}. Все молодые и сильные сражались на стенах, и погибло их больше половины. А те — отец с сыном — из-за болезни всего этого избежали. Когда же сняли осаду, прошла [у них] и болезнь.
В Сун жил бродячий фокусник, который домогался удивить своим искусством сунского царя Юаня {19}. Царь Юань призвал его и велел показать свое мастерство.
Привязав к ногам ходули вдвое длиннее своего тела, [фокусник] на них быстро ходил и бегал, жонглировал семью мечами, которые, чередуясь, летали, и пять из них всегда находились в воздухе.
Восхищенный царь Юань сразу же наградил [фокусника] золотом и шелком.
Услышал об этом другой бродячий фокусник — акробат, умевший смешить до упаду, и стал также домогаться [приема] у царя Юаня.
Царь Юань разгневался и сказал:
— Недавно один фокусник домогался [встречи] со мной. Искусство его бесполезное, но он пришел удачно, когда у меня было хорошее настроение, поэтому [я] и наградил [его] золотом и шелком. А этот, верно, услышал и тоже явился ко мне в надежде получить награду.
[Фокусника] схватили и собирались казнить, [но] через месяц отпустили.
Циньский Мугун спросил Радующегося Мастерству {20}:
— Нет ли в твоем роду кого-нибудь другого, чтобы послать на поиски коня? Ведь годы твои уже немалые!
— У сыновей [моих, вашего] слуги, способности небольшие. [Они] сумеют найти хорошего коня, [но] не сумеют найти чудесного коня. Ведь хорошего коня узнают по [его] стати, по костяку и мускулам. У чудесного же коня [все это] то ли угасло, то ли скрыто, то ли утрачено, то ли забылось. Такой конь мчится, не поднимая пыли, не оставляя следов.
Прошу принять того, кто [знает] коней не хуже вашего слуги. С ним вместе скованный, [я], ваш слуга, носил коромысла с хворостом и овощами. Это — Высящийся во Вселенной.
Мугун принял Высящегося во Вселенной и отправил на поиски коней.
Через три месяца [тот] вернулся и доложил:
— Отыскал. В Песчаных холмах.
— Какой конь? — спросил Мугун.
— Кобыла, каурая.
Послали за кобылой, а это оказался вороной жеребец. Опечалился Мугун, призвал Радующегося Мастерству и сказал:
— [Вот] неудача! Тот, кого ты прислал для поисков коня, не способен разобраться даже в масти, не отличает кобылы от жеребца. Какой же это знаток коней!
— Вот чего достиг! Вот почему он в тысячу, в тьму раз превзошел и меня, и других, [которым] несть числа! — глубоко вздохнув, воскликнул Радующийся Мастерству. — То, что видит Высящийся, — мельчайшие семена природы. [Он] овладел сущностью и не замечает поверхностного, весь во внутреннем и предал забвению внешнее. Видит то, что ему [нужно] видеть, не замечает того, чего ему [не нужно] видеть; наблюдает за тем, за чем [следует] наблюдать; опускает то, за чем не [следует] наблюдать. Конь, которого нашел Высящийся, будет действительно ценным конем.
Жеребца привели, и это оказался конь поистине единственный во всей Поднебесной!
Достойнейший, царь Чу {21} спросил Чжань Хэ:
— Как управлять царством?
— Ваш слуга постиг, как управлять собой, но не постиг, как управлять царством, — ответил Чжань Хэ.
— Я обрел [право] приносить жертвы в храме предков, на алтаре Земли и Проса {22}. Хочу научиться, как [его] сохранить.
— [Я], ваш слуга, никогда не слышал о смуте в царстве у того, кто умеет управлять собой; никогда не слышал также о порядке в царстве у того, кто не умеет управлять собой. Поэтому корень в самом себе, а о вершине отвечать не смею.
— Прекрасно! — воскликнул чуский царь.
Старейшина с Лисьего холма задал вопрос Суныну Гордому {23}:
— Знаешь ли ты о трех людских печалях?
— О каких? — спросил Суныпу Гордый.
— О людской зависти к человеку высокого ранга, о государевой ненависти к человеку на высоком посту, о недовольстве теми, кто получает большое жалованье?
— Могу ли избежать этих трех печалей? — спросил Суныну Гордый. — Чем выше мой ранг, тем скромнее желания; чем важнее мой пост, тем смиреннее мои думы; чем больше мое жалованье, тем щедрее мои раздачи.
Заболев, Суньшу Гордый перед смертью наказал своему сыну:
— Царь настоятельно хотел пожаловать мне владения, я же не принимал. Когда я умру, царь станет жаловать тебя. Ни в коем случае не бери выгодной земли. Вот есть Холм Усопших между Чу и Юэ. Земля там тощая, и слава о ней ходит недобрая. Чусцы [ее] опасаются из-за душ покойников, а юэсцы из-за предзнаменований. Только ее [и бери]. Ею можно владеть долго.
После смерти Суньшу Гордого царь действительно предлагал его сыну выгодные земли, но сын отказался, не взял и попросил Холм Усопших. Дали [сыну] Холм Усопших, и [его] поныне не утратил [род Суньшу Гордого].
Бык с Изъяном {24}, важный конфуцианец с Верхних земель, спускался в Ханьдань и в Песках встретил разбойников. [Они] отобрали у него все: одежду, поклажу, повозку, буйвола, — [и он] пошел пешком. Посмотрели на него [разбойники]: [он] весел, нисколько не печалится о потере. Разбойники догнали [его] и спросили, почему [он]весел?
— Благородный муж не станет причинять вред своему здоровью из-за средств к жизни, — ответил Бык с Изъяном.
— Ох, и умен же! Лучше его убить! — воскликнули разбойники и стали советоваться. — Ведь [если] такой умник увидится с чжаоским государем, скажет о нас, будет нам беда! — Все вместе догнали его и убили.
Услышал об этом один янец, собрал свой род и всех предостерег:
— Встретите разбойников, не поступайте, как Бык с Изъяном с Верхних земель.
И все согласились с его наставлением.
Вскоре его младший брат отправился в Цинь и, приближаясь к заставе, действительно повстречал разбойников. Помня наказ старшего брата, стал драться, но не осилил да еще побежал следом, униженно прося [вернуть] вещи.
— Мы великодушно оставили тебя в живых, а [ты] без конца гонишься за нами, наводишь на [наш] след, — разгневались разбойники. — Какое уж тут милосердие, раз мы разбойники! — И убили его, а также загубили четверых или пятерых близких ему людей.
Юй был лянским богачом. Дом [его] был полон гостей и изобилия: деньги и шелка не меряны, имущество и товары — не считаны. Восходя на высокую башню у дороги, [он] устраивал пиры — играла музыка, стучали кости.
[Под башней] прохаживались удальцы. На башне раздался смех — [какой-то] игрок, попав в красный нефрит, выиграл две рыбы. А тут в удальцов попала дохлая крыса {25}, которую уронил пролетавший коршун, и они стали друг другу говорить:
— Юй давно уже наслаждается богатством и презирает других. Мы его не трогали, а [он нас] оскорбил, [кинув] дохлую крысу. [Если] не отомстим и за это, что же останется от нашей отваги? Позовем на помощь таких же, как мы, оскорбленных, поведем всех и наверняка уничтожим его семью, чтобы уравнять отношения между людьми.
Все согласились. Ночью в назначенный день, раздобыв оружие, вся ватага поднялась, напала на Юя и уничтожила [его] со всей семьей.
На востоке жил человек, которого прозвали Старейшим под Знаменем Осторожных {26}. Стал он умирать от голода на дороге. Заметил [его] разбойник из Лисьих Отцов, по имени Цю, принялся кормить его кашей и поить вином.
Трижды глотнув, Старейший из Осторожных, открыл наконец глаза.
— Кто ты? — спросил он.
— Я — Цю, из Лисьих Отцов.
— Ох! Не разбойник ли ты? Зачем меня кормишь? Мой долг — не принимать от тебя пищи. — Старейший из Осторожных оперся руками о землю и попытался извергнуть пищу, [но] ничего не вышло. Закашлялся, упал и умер.
Человек из Лисьих Отцов был разбойником, но кормил не награбленным. Тот, кто боится есть, думая, что, съев украденное, сам станет вором, не понимает ни названия, ни сущности.
Опора Жестоких {27} служил у цзюйского царя Надменного. Считая, что [царь] его не ценит, [он ушел], поселился у моря, летом питался водяными каштанами [и зернами лотоса], зимой кормился желудями <знак неразборчив — Л.П. >. Когда же с царем Надменным случилась беда, Опора Жестоких задумал умереть за него и стал прощаться с друзьями.
— Ты же сам считал, что [царь] тебя не ценил, поэтому и ушел. Ныне же отправляешься, чтобы [за него] умереть. Значит, безразлично, ценят [тебя] или не ценят?
— Нет, — ответил Опора Жестоких. — Сам я считал, что [меня] не ценили, поэтому и ушел. Ныне умру, и это [докажет], что действительно не ценили. Я умру за него, чтобы посрамить тех будущих правителей, которые не [сумеют] ценить своих слуг. И проложу прямой путь: каждый будет умирать за того, кто его ценил, и не станет умирать за того, кто его не ценил.
Опору Жестоких можно назвать упорным до самозабвения.
Ян Чжу сказал:
— Тот, кто исходит из выгоды, достигает плодов; того, кто исходит из недовольства, настигают беды. Проявление внутри [себя] и отклик извне — это лишь чувства. Но именно поэтому умный осторожен в проявлениях.
У соседа Ян Чжу пропал баран {28}. Чтобы его найти, сосед поднял на ноги общину, попросил и у Ян Чжу его мальчиков-рабов.
— Ох! Зачем так много людей для поисков одного барана? — спросил Ян Чжу.
— На дороге много развилок, — ответил сосед.
— Отыскали барана? — спросил Ян Чжу, когда [они] вернулись.
— [Нет]! Пропал!
— Почему же пропал?
— После [каждой] развилки на дорогах еще развилки. Мы не знали, по которой [баран] ушел, поэтому и вернулись.
От огорчения Ян Чжу изменился в лице и умолк надолго. За весь день ни разу не улыбнулся. Удивляясь, ученики попросили дозволить им задать вопрос:
— Почему [вы] перестали говорить и улыбаться? Ведь баран — скотина дешевая, да он и не принадлежал учителю.
Ян Чжу не ответил, и они [ничего] не поняли.
Ученик Мэнсунь Ян вышел и поведал обо всем Судье Столицы. На другой день Судья вместе с Мэнсунь Яном вошел [к учителю] и спросил:
— [Решите], кто из трех братьев прав, а кто неправ. Некогда они странствовали по Ци и Лу, учились у одного наставника. Постигнув учение о милосердии и долге, вернулись домой.
— Каково учение о милосердии и долге? — спросил их отец.
— Милосердие и долг велят мне беречь самого себя, а затем свою славу, — ответил старший.
— Милосердие и долг велят мне стремиться к славе, даже убивая самого себя, — ответил средний.
— Милосердие и долг велят мне сохранить и жизнь и славу, — ответил младший.
Все трое учились в одной школе, а понимание у каждого свое.
— А как вы решите, на чьей стороне истина [в следующей истории]? — спросил Ян Чжу. — Перевозчик, который живет на берегу реки, привык к воде, смело плавает и управляет лодкой. На переправе зарабатывает столько, что кормит сотню ртов. [И вот], захватив с собой провизию, к нему приходят учиться, но чуть ли не половина учеников тонет. Учились, собственно говоря, плавать, а не тонуть. Вот какой вред причинило многим то, что принесло одному такую огромную пользу!
Судья Столицы молча вышел, а Мэнсунь Ян стал его укорять:
— Зачем ты задал такой далекий [от темы] вопрос? Учитель ответил так-же туманно. Я еще больше запутался.
— Увы! Ты вырос вблизи Преждерожденного, упражняясь в его учении, и так плохо его понимаешь! — ответил Судья. — [Если] баран пропал оттого, что на дороге много развилок, то философы теряют жизнь оттого, что наука многогранна. [Это] не означает, что учение в корне различно, что корень [у него] не один; но [это показывает], как далеко расходятся [его] ветви. Чтобы не погибнуть и обрести утраченное, необходимо возвращение к общему [корню], возвращение к единству.
Младший брат Ян Чжу по имени Бу отправился, надев белое платье. Пошел дождь. [Он] снял белое и сменил его на черное. [Когда же] вернулся домой, собака его не узнала и встретила лаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16