Изящная каменная решетка с
широкими прорезями не давала пройти дальше, да это и не было
нужно: они стояли у края пропасти. Огромный воздухопровод
выходил на отвесный край башни, и под ними был вертикальный
обрыв метров в четыреста. Они были высоко над внешними обводами
города, и немногие в этом мире имели возможность так видеть
простиравшийся перед ними Диаспар.
Вид был обратный тому, что Элвин наблюдал из центра
парка. Внизу простирались концентрические волны камня и
металла, опускавшиеся километровыми шагами к сердцевине города.
Вдалеке, частично скрытые башнями, виднелись поля, деревья,
вечно текущая по кругу река. А еще дальше вновь громоздились,
поднимаясь к небу, бастионы Диаспара.
Стоя рядом с ним, Алистра рассматривала панораму с
удовольствием, но без особого удивления. Она видела город
бессчетное число раз с других, почти столь же выгодно
расположенных точек - и со значительно большим комфортом.
- Вот наш мир, весь, целиком, - сказал Элвин. - Теперь я
хочу показать тебе кое-что еще.
Отойдя от решетки, он направился к удаленному световому
кругу в дальнем конце туннеля. Ветер обдавал холодом его его
легко одетое тело, но Элвин едва замечал это неудобство,
продираясь через поток воздуха.
Он прошел лишь немного и понял, что Алистра даже не
пытается идти за ним. Она стояла и смотрела ему вслед. Ее
позаимствованный плащ бился на ветру, одна рука слегка
прикрывала лицо. Элвин увидел, как дрогнули ее губы, но слова
не долетали до него. Сперва он оглянулся с изумлениям, затем с
нетерпением, смешанным с жалостью. То, что говорил Джезерак,
было правдой. Она не могла последовать за ним. Она поняла смысл
этого удаленного светового пятна, сквозь которое в Диаспар
врывался ветер. Позади Алистры был знакомый мир, полный чудес,
но свободный от неожиданностей, плывущий по реке времени,
подобно сверкающему, но плотно закрытому пузырьку. Впереди,
отстоя от нее не более чем на несколько шагов, была голая
пустыня - необитаемый мир - мир Пришельцев.
Элвин вернулся к ней и с удивлением обнаружил, что она
вся дрожит.
- Чего ты боишься? - спросил он. - Мы по-прежнему в
Диаспаре, в полной безопасности. Ты же выглянула из того окна
позади нас, - значит, можешь выглянуть и из этого тоже!
Алистра уставилась на него, словно он был неким
монстром. В сущности, по ее меркам он был им.
- Я не могу этого сделать, - сказала она наконец. - Даже
при одной мысли об этом мне становится холоднее, чем от ветра.
Не ходи дальше, Элвин!
- В этом нет никакой логики! - безжалостно настаивал
Элвин. - Ну чем тебе повредит, если ты дойдешь до конца этого
коридора и посмотришь наружу? Там необычно и одиноко, но ничего
страшного нет. Наоборот, чем дольше я смотрю, тем более
прекрасным мне...
Алистра не дослушала его. Она повернулась на каблуках и
бросилась вниз по тому скату, что доставил их в этот туннель.
Элвин не пытался остановить ее. Навязывать другому свою волю
было плохим тоном. Убеждения же, как он видел, были совершенно
бесполезны. Он знал, что Алистра не остановится, пока не
вернется к своим друзьям. Ей не грозила опасность затеряться в
лабиринтах города: она без труда могла найти обратный путь.
Инстинктивное умение выпутываться из самых мудреных закоулков
было лишь одним из многих достижений Человека, начавшего жить в
городах. Давно исчезнувшие крысы вынуждены были приобрести
подобные же навыки, когда покинув поля, связали свою судьбу с
человечеством.
Элвин помедлил секунду, словно в надежде на возвращение
Алистры. Он не был удивлен ее реакцией - но лишь проявившейся
неистовостью и иррациональностью. Искренне сожалея о ее бегстве
он, однако, предпочел бы, чтоб она не позабыла при этом
оставить плащ. Дело было не только в холоде. Непросто было
пробиваться сквозь ветер, вдыхаемый легкими города. Элвин
боролся и с потоком воздуха, и с той силой, что поддерживала
его движение. Лишь достигнув каменной решетки и вцепившись в
нее руками, он позволил себе расслабиться. Места едва хватало,
чтобы просунуть голову в отверстие, и даже при этом поле зрения
несколько ограничивалось, так как вход в туннель был несколько
углублен в городскую стену.
И все же он видел достаточно. В сотнях метров под ним
солнечный свет покидал пустыню. Лучи почти горизонтально
пронизывали решетку, покрывая стены туннеля причудливой
картиной из золотых бликов и теней. Прикрыв глаза от солнечного
блеска, Элвин пристально рассматривал страну, где уже
бесконечно многие века не ступала нога человека.
Он смотрел как бы на вечно застывшее море. Уходя на
запад, километр за километром змеились песчаные дюны. Косое
освещение резко выделяло их очертания. Тут и там капризы ветра
выдули в песке причудливые водовороты и овражки. Иногда трудно
было поверить, что эти скульптуры не созданы разумом. На очень
большом расстоянии, так далеко, что его нельзя было даже
оценить, виднелась гряда плавных, округлых холмов. Они
разочаровали Элвина: он бы многое дал, чтобы воочию увидеть
поднимающиеся ввысь горы старинных записей и собственных грез.
Солнце опустилось к краю холмов. Его покрасневший свет
был смягчен пройденными в атмосфере сотнями километров. На его
диске были видны два огромных черных пятна. Элвин знал из своих
изысканий о существовании подобного явления; но был удивлен
тем, что столь легко может наблюдать их. Они выглядели словно
пара глаз, уставившихся на него, согнувшегося в своей смотровой
щели; а ветер беспрестанно свистел в ушах.
Сумерек не было. С заходом солнца озера тени, лежавшие
среди песчаных дюн, стремительно слились в одно громадное море
тьмы. Цвета покидали небо; теплые красные и золотые тона
вытекли прочь, оставив антарктически-синий, постепенно
сгустившийся в ночь. Задержав дыхание, Элвин ждал момента,
ведомого из всего человечества лишь ему - момента, когда оживет
и затрепещет первая звезда.
С тех пор как он последний раз побывал в этом месте,
прошло много недель, и он знал, что картина ночного небосвода
должна была измениться. Но он не был готов впервые увидеть Семь
Солнц.
Они не могли называться иначе: непрошенная фраза сама
сорвалась с его губ. На последних следах закатного сияния они
составляли крошечную, тесную и поразительно симметричную
группу. Шесть из них были расположены в виде слегка сплющенного
эллипса, который, как был уверен Элвин, на деле был точным
кругом, слегка наклоненным к лучу зрения. Каждая из звезд имела
свой цвет: он различил красную, голубую, золотую и зеленую,
прочие оттенки ускользали от глаза. Точно в центре этого
построения покоился одинокий белый гигант - ярчайшая звезда на
всем доступном взору небе. Вся группа выглядела в точности как
ювелирное изделие. Казалось невероятным, выходившим за все
пределы законов случайности, чтобы природа могла измыслить
столь идеальный образ.
Когда его глаза постепенно освоились с темнотой, Элвин
различил огромную туманную вуаль, некогда именовавшуюся Млечным
Путем. Она простиралась от зенита до горизонта, и ее складки
окутывали Семь Солнц. Теперь, бросая им вызов, появились и
другие звезды, но их случайные группировки только подчеркивали
загадку этой идеальной симметрии. Как будто некая сила,
сознательно противопоставив себя беспорядку природной
Вселенной, поместила свой знак среди звезд.
Не более десяти раз Галактика обернулась вокруг своей
оси с тех пор, как Человек впервые прошел по Земле. По ее
собственным меркам это был лишь миг. Но за этот краткий период
она изменилась полностью - изменилась намного больше, чем
должна была бы при следовании естественному ходу событий.
Грандиозные солнца, некогда пылавшие в расцвете молодости столь
яростно, теперь чадили, доживая свою судьбу. Но Элвин никогда
не видел небеса в их древней славе и не подозревал об
утерянном.
Холод, пронизывающий до костей, погнал его обратно в
город. Он оторвался от решетки и потер руки, разминаясь.
Впереди, снизу туннеля, исходящий от Диаспара свет был столь
ярок, что на секунду он был вынужден отвести взгляд. За
пределами города были такие вещи, как день и ночь, - внутри же
царил лишь вечный день. Когда Солнце покидало небосклон над
Диаспаром, город заливал свет, так что никто даже не замечал
исчезновения естественного освещения. Еще до того, как люди
потеряли нужду во сне, они изгоняли тьму из своих городов.
Единственной ночью, приходившей иногда в Диаспар, была редкая и
непредсказуемая тьма, иногда опускавшаяся на парк и
превращавшая его в место загадок и тайн.
Элвин медленно возвращался через зеркальный зал, разум
его все еще был полон ночью и звездами. Он чувствовал
воодушевление и подавленность одновременно. Казалось, нет
способа когда-нибудь ускользнуть в эту огромную пустоту - и нет
также рациональной причины сделать это. Джезерак заявил, что
человек в пустыне скоро погибнет, и Элвин вполне мог верить
ему. Возможно, однажды он и найдет путь покинуть Диаспар, но
если он это и сделает, то заранее будет знать о скором
возвращении. Достигнуть пустыни было бы замечательным
развлечением, не более. Эту забаву ему не с кем было разделить,
и она никуда бы его не привела. Но это, по крайней мере, стоило
совершить, чтобы утолить душевную тоску.
Словно в нежелании возвращаться в обычный мир, Элвин
задержался среди отражений прошлого. Стоя перед одним из
огромных зеркал, он наблюдал за сценами, появлявшимися и
исчезавшими в его глубинах. Какой бы механизм ни создавал эти
образы, он управлялся его присутствием и, до некоторой степени,
и его мыслями. Когда он впервые входил в помещение, зеркала
всегда были пусты, но стоило пройтись перед ними, как они
заполнялись действием.
Он будто бы стоял посреди широкой открытой площади,
которую он в действительности никогда не видел, но, вероятно,
существовавшей где-то в Диаспаре. Она была необычно людной;
происходило что-то вроде митинга. Двое мужчин на приподнятой
платформе вежливо дискутировали, а их сторонники стояли вокруг,
вмешиваясь время от времени. Полное молчание добавляло
очарования происходящему, ибо воображение немедленно вступало в
работу, снабжая сцену соответствующими звуками. Что они
обсуждали? Элвин замечтался. Возможно, это была не реальная
сцена из прошлого, а чисто придуманный эпизод. Тщательно
выверенное расположение фигур, их слегка церемонные жесты
делали ее чуть-чуть слишком изящной для обычной
действительности.
Он рассматривал лица в толпе, разыскивая кого-нибудь
знакомого. Здесь не было никого из его друзей, но, может быть,
он смотрел на товарищей, которых встретит лишь в будущих веках.
Как много возможных вариантов человеческого облика вообще могло
существовать? Число было огромным, но все же конечным, особенно
если исключить все неэстетичные комбинации. Люди в зеркале
продолжали свои давно позабытые дебаты, игнорируя изображение
Элвина, стоявшего среди них неподвижно. Моментами было очень
трудно отделаться от мысли, что он и сам является частью сцены
- настолько безупречной была иллюзия. Когда кто-нибудь из
призраков в зеркале проходил за Элвином, то исчезал из виду в
точности как настоящий; если же кто-либо заходил вперед, то в
свою очередь закрывал Элвина.
Он уже собрался уходить, когда заметил необычно одетого
человека, стоящего чуть поодаль от основной группы. Его
поведение, одежда, словом, все в нем выглядело несколько не на
своем месте в этом собрании. Он искажал картину: как и Элвин,
он был анахронизмом.
Он представлял из себя, однако, нечто гораздо большее.
Он был реален и с несколько загадочной усмешкой смотрел на
Элвина.
5
За свою короткую жизнь Элвин повстречал лишь ничтожную
часть обитателей Диаспара. Поэтому он не был удивлен, увидев
перед собой незнакомца. Удивился же он скорее самой возможности
столкнуться с кем-либо реальным в этой покинутой башне, у самой
границы неведомого.
Он повернулся спиной к зеркалу и уставился на человека,
нарушившего его уединение. Опередив его, тот сам обратился к
нему:
- Ты, я полагаю, Элвин. Обнаружив, что кто-то приходит
сюда, я сразу должен был сообразить, что это ты.
Этими словами он явно не собирался обидеть Элвина: он
просто констатировал факт, и Элвин правильно понял его. Элвин
не удивился и тому, что его узнали: нравилось это ему или нет,
но его особенность и связанные с ней нераскрытые потенции
сделали его известным всему городу.
- Я Хедрон, - продолжал незнакомец, словно это все
объясняло. - Меня называют Шутом.
Элвин выглядел смущенно, и Хедрон пожал плечами в
притворном огорчении.
- Ах, вот она, слава! Впрочем, ты молод, и за время твоей
жизни шуток не происходило. Твое невежество простительно.
В Хедроне было нечто живительно необычное. Элвин
покопался в памяти, стараясь прояснить смысл странного слова
"Шут". Оно пробуждало какие-то отдаленные и малопонятные
ассоциации. В сложной социальной структуре города было много
подобных титулов, и чтобы изучить их, понадобилась бы целая
жизнь.
- А ты часто приходишь сюда? - ревниво спросил Элвин.
Он привык рассматривать Башню Лоранна как свою личную
собственность и слегка досадовал, что ее чудеса известны
кому-то еще. Интересно знать, однако, смотрел ли Хедрон хоть
раз на пустыню, видел ли тонущие на Западе звезды?

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6