Правда, я присмотрел в лесу озеро, на котором уток и гусей такое обилие, как муравьев в муравейнике. Когда они поднимут на крыло своё потомство, надо будут посетить это место. Творю на этот случай резиновую лодку.
В природе ощущается приближение осени. Надо готовиться к зимовке. Заготавливаю дрова для бани и очагов. Сушу, солю и мариную грибы. Грибов становится особенно много с наступлением осени. Какое-то дикое изобилие. За лето я наварил достаточное количество варенья из смородины и малины. Скоро пойдёт клюква. Её тоже заготовлю. Несколько раз посещаю заросли орешника.
Решившись, наконец, пошуметь, делаю три выхода на озеро. Без собаки тяжеловато, приходится плавать на лодке за каждой подбитой птицей. Тем не менее, три вечера подряд лакомлюсь дичью. Приличное количество гусей и уток спускаю в погреб, где замораживаю их в обнаруженном ещё летом морозильнике.
В одно прекрасное утро выпадает снег. Я и забыл, что зимой бывает холодно. Не откладывая в долгий ящик, пока варится кофе, творю себе комплект зимней одежды и обуви. Получилось не плохо. Конечно, Лена сделала бы всё это с большим вкусом и фантазией. При воспоминании о Лене мрачнею. Как она там? Что делает? Тут же гоню прочь эти мысли. В долгие зимние вечера у меня ещё будет немало времени для этих невесёлых размышлений. Деваться от них некуда будет.
Наконец, после нескольких оттепелей, окончательно устанавливается зима. Снег выпадает так обильно, что я сразу же убеждаюсь в том, что далеко не всё предусмотрел, когда готовился к зиме. Приходится творить себе лыжи с палками и совковую лопату для расчистки снега.
В пятнадцати километрах от дома обнаруживаю берлогу. Мишек решаю не беспокоить. Пусть спят. Но вот другое соседство вызывает тревогу. Во время путешествий по зимнему лесу мне попадаются многочисленные волчьи следы. Летом я этих зверей не замечал. В принципе, это не значит, что их не было поблизости. Просто, сейчас они оставляют за собой заметные следы, которых не было видно летом.
Особенно встревожило меня появление этих следов в непосредственной близости от курятника. Уж не собрались ли серые тёзки Шат Оркана ко мне с визитом? Что ж, приходите, мне есть чем вас встретить. Только вы ведь никогда не предупреждаете о своих посещениях. Творю на Синтезаторе и устанавливаю вокруг курятника не хитрую, но эффективную сигнализацию
В один из тёмных вечеров сигнализация срабатывает. Быстро надеваю шлем с прибором ночного видения, хватаю автомат и выхожу во двор. Так и есть. Возле курятника копошатся непрошеные гости. Почуяв меня, волки прекращают возню и поворачиваются в мою сторону. Ну, конечно! Они же не знают, чем грозит им моё появление. Вскидываю автомат, и ночную тишину разрывает грохот нескольких одиночных выстрелов. Бью прицельно, на поражение.
Трое из непрошеных гостей остаются на снегу, кровавые следы четвёртого тянутся в лес. Больше они сюда не сунутся. Волки, в отличие от людей, осторожные твари. Дураков среди них не бывает.
Снимаю с убитых волков шкуры и обрабатываю их. Туши оттаскиваю в лес и бросаю их на снегу подальше от дома. Если голодуха припрёт, то сородичи схарчат их.
Но моё спокойствие продолжается не долго. Дней через десять сигнализация вновь извещает меня о том, что кто-то пытается проникнуть в курятник. На этот раз визит нанесла черно-бурая кумушка. Её красивая, с серебряной проседью, шкурка присоединяется к трём волчьим. За долгую зиму волки больше меня не беспокоили, зато лисички навещали ещё три раза. И все они оставили свои роскошные шубки мне, в качестве компенсации за беспокойство.
Долгими зимними вечерами сижу за компьютером. Я уже достаточно освоил его, чтобы составить программы наблюдений за другими Фазами. Почти сразу я понял, что это и есть основное назначение компьютера. Однако все мои попытки выйти на Фазу Стоуна кончаются неудачей. Компьютер даже не запрашивает пароль доступа, он просто блокируется, и мне приходится перезагружать его.
Это в очередной раз убеждает меня в том, что я попал сюда не случайно. Какие, в Схлопку, случайности! Всё ясно и понятно. Несколько раз пресекаю свои порывы набрать код связи Старого Волка. На мой взгляд, это было бы равносильно признанию своего поражения и мольбе о пощаде.
Нет, этого я делать не буду! Не дождётся Старый Волк, чтобы Андрей Коршунов встал перед ним на колени. Всю зиму я не прекращаю попыток взломать блокировки и выйти на Фазу Стоуна. Я полагаю, что это будет самым трудным этапом, дальше я уже найду способ связаться со своими. Но все мои попытки ни к чему не приводят. Тем не менее, я не оставляю их, перебирая один за другим бесконечное множество вариантов. А их, действительно, бесконечное множество. Я уже произвёл необходимые расчеты. Получилось 74! А может быть и больше. Это только в первом приближении.
Я, было, составил программу автоматического перебора всех этих вариантов. Но как только я ввёл её и дал команду на исполнение, компьютер мягко, но решительно пресёк эту попытку. Пришлось снова перезагружаться. Ничего, время у меня есть. Нет таких крепостей, которых бы не взяли большевики! Кто так сказал? Не помню, да это и не важно. Важна суть. Главное, не падать духом и не опускать руки.
В промежутках между попытками взломать проклятую блокировку «путешествую» по Фазам. Наблюдаю их жизнь, отыскиваю критические ситуации. Заодно практикуюсь в поисках решений по их исправлению; планирую операции, которым, увы, не суждено осуществиться. А какие они получаются красивые: отточенные, без сучка и задоринки!
Нахожу время заглянуть и к своим старым знакомым. Сэр Хэнк уже очистил от нежити Синий Лес. Король простил ему победу на турнире и выбор Ялы в качестве королевы. Он пожаловал ему достоинство круна. Сейчас он крун Гомптон. Под его командой отряд из тридцати рыцарей и сотни латников и лучников. Бок о бок с ним действует нагила Эва, подарившая ему сына. Эва собрала двадцать нагил. Они вместе с отрядом круна Гомптона ведут планомерное истребление нежити во всём королевстве. Яла редко сидит на месте, она вместе с Урганом разъезжает по всему королевству и щедро эксплуатирует дары святого Мога на благо всем нуждающимся. Но по первому зову круна Гомптона или Эвы, она бросает все дела и мчится к ним на помощь.
Навещал я и другие Фазы, где мне приходилось действовать. В одной из Фаз я с удивлением и не без удовольствия наблюдал счастливую семейную пару: Ольгу Колышкину и Трижды Героя, полковника Андрея Злобина. Война уже кончилась. Она работала главным хирургом в районной больнице, а он командовал дивизией МиГ-9. Впереди их ждала долгая и счастливая жизнь. Понятно, что это была одна из гармоник той Фазы, где я работал.
Понаблюдав их немого, я отключился. У меня-то и там, у них, и здесь сложилось всё по-другому. Снова мои мысли вернулись к моей подруге. Как она пережила моё исчезновение? Я хорошо помню, что она говорила мне о том, что если со мной случится беда, то жизнь для неё потеряет всякий смысл. Чтобы отвлечься от этих мыслей, я вновь пытаюсь найти способ выйти на Фазу Стоуна и снова, в который раз, натыкаюсь на непробиваемый барьер.
Так проходит зима. Весной я оказываюсь практически запертым в своём доме. Река разлилась, и вода подступила почти до крыльца. Правда держалось половодье недолго, всего три дня. У меня нет точного календаря, я не знаю, какое здесь было число, когда я попал сюда. Поэтому и Новый Год я отмечал весьма приблизительно, взяв установление снежного покрова за 15 ноября.
Когда по моим расчетам наступает конец апреля, я берусь за лопату. Неподалёку от дома вскапываю грядки, где сажаю картошку, редис, морковку и другие овощи. Зимой я подумывал о том, чтобы по весне посеять хлеб, но для этого не нашлось достаточно места. Надо будет летом присмотреть участок леса, окопать его и к осени запалить. Займусь подсечным земледелием. Я уже втянулся в этот неспешный ритм жизни натурального хозяйства. Конечно, все эти овощи и хлеб я могу сотворить на Синтезаторе, но коли уж я попал в такие условия, то и жить надо соответственно.
В одно майское (по моим расчетам) утро я бегу с утра на речку проверить поставленные с вечера жерлицы. Притащив оттуда пару щучек и поставив на очаг кофейник, сижу на крыльце и обдумываю, что мне сегодня надо прополоть грядки, где уже взошли редис и сделать салат. К обеду нужно почистить и пожарить щук а, может быть, запечь?
Надо сходить к лесному ручью, присмотреть место для мельницы. Коль скоро я вознамерился заняться хлеборобством, то не молоть же мне зерно вручную. Надо ставить мельницу. К вечеру истоплю баньку. А после бани, поужинав, проверю одну идейку по поводу прорыва блокады.
Докуриваю сигарету и собираюсь идти заваривать кофе. В этот момент тишину прорезает сигнал компьютера. До меня не сразу доходит смысл этого звука. Я затягиваюсь сигаретой, потом, поняв, наконец, что произошло, срываюсь с места и бегу к компьютеру. Искатель ожил. Открылся переход. Судя по всему, тот самый, через который я вошел сюда. Направление строго на него, расстояние две тысячи шестьсот метров.
На этот случай у меня всё приготовлено. Остаётся только переодеться… Быстро натягиваю мелтановый и камуфлированный комбинезоны, на ноги — ботинки, на голову — шлем. Пулемёт — за спину, туда же вещмешок. Хватаю автомат, искатель и бегу к переходу.
Глава XVII
Не бродяги, не пропойцы,
За столом Семи Морей,
Вы пропойте, вы пропойте
Славу Женщине моей.
Б.Ш.Окуджава.
Не успеваю я отбежать от дома и трёхсот метров, как луч на искателе начинает колебаться. Сначала в узком секторе, ориентированном в направлении на переход. Затем колебания становятся всё шире и шире. И наконец, луч начинает «гулять» по всей окружности, как ни в чем ни бывало. Переход закрылся. Я в нерешительности останавливаюсь.
Что это значит? Зачем понадобилось открывать переход, чтобы через несколько минут снова его закрыть? Что за глупые шутки? А может быть, это — не шутки, а часть плана? Психологическое воздействие, так сказать. Что-то Андрей Коршунов прижился в этой Фазе, слишком уж он комфортно себя чувствует: и материально и морально. Не потрепать ли ему нервишки?
Хотя, глупости всё это. Если бы у меня были такие мысли, то я бы этому Старому Волку, будь он на моём месте, открывал бы переходы через день, и всё время в разных местах. И заставлял бы его совершать марш-броски по пятнадцать-двадцать километров, по сильно пересеченной местности. Здесь что-то другое. Во всяком случае, навестить место, где открывался переход, не мешает. Но торопиться особенно, уже ни к чему.
Возвращаюсь в дом, оставляю там пулемёт и вещмешок и с одним автоматом отправляюсь к переходу. Луч искателя по-прежнему «гуляет» на все триста шестьдесят. Очень скоро прихожу к сосне и осине, между которыми в моё время открывался переход. Всё спокойно: никакого свечения и никакого тумана. На всякий случай бросаю между деревьями сосновую шишку. Она свободно пролетает в проход и падает на траву.
Присаживаюсь на поваленное дерево, чтобы выкурить сигарету и поломать голову над тем, что же произошло. Почему переход открылся на несколько минут и вновь закрылся? И тут я вижу такое, от чего у меня перехватывает дыхание.
В нескольких шагах от бывшего перехода тянется довольно широкая полоса голой земли: желтая глина с примесью старой хвои и листьев. На этой полосе видны три четких отпечатка ног. Примерно такое же чувство испытал Робинзон, когда увидел на своём острове след босой ноги. Я уже настолько привык к своему одиночеству в этой Фазе, что следы эти ассоциируются у меня с самым худшим, на что только может хватить воображения.
Первое, что я делаю, это снимаю предохранитель, оттягиваю затвор и досылаю патрон до места. Причем, при обратном движении придерживаю затвор, чтобы не было слышно щелчка. Еще пару минут тупо смотрю на следы, свыкаясь с мыслью, что отныне я здесь не один.
Догоревшая сигарета обжигает мне губы и напоминает о том, что пора действовать. Выплёвываю окурок и подхожу к глинистой полосе. Следы очень четкие, хоть слепки снимай. До удивления знакомые следы, где-то я такие видел. Тьфу, черт! Понятно, где. Ставлю рядом свою ногу, и на глине отпечатывается точно такой же след: отпечаток ботинка армейского образца середины XXII столетия. Только мой отпечаток больше. След неизвестного «переходопроходца» где-то тридцать шестого, тридцать седьмого размера, не более. Гм!? Ребёнок? В армейских-то башмаках! Может быть, выходец из Фазы, заселённой пигмеями? Всё может быть.
Осматриваюсь. На траве местами видны свежие следы глины, а на мягкой весенней почве хорошо заметны ещё отпечатки. Других следов нет. Значит, пришелец был один. Начинаю разбирать следы. Вот он сделал несколько шагов. Вот остановился и потоптался, осматриваясь. Здесь он присел на упавшее дерево. Встал, постоял, переступая с ноги на ногу, и пошел в том же направлении, в котором пошел и я, когда появился здесь. Иду по следам дальше.
Дальше почва становится суше, трава гуще, и явные следы теряются. Ориентируюсь по едва заметным признакам. Сдвиги слоев старой хвои, сбитая с травы роса, свежесорванная паутина и тому подобное. Впрочем, это всё не очень существенно. Мне уже ясно направление, которое взял пришелец, и на берегу реки его следы вновь проявятся. Там я точно буду знать, куда он пошел: вверх или вниз по течению.
Иду бесшумно. По крайней мере, мне так кажется. Стараюсь даже дышать в полдыха. Вдруг мой слух улавливает негромкий, но характерный звук: сухой щелчок затвора, досылающего патрон в патронник автомата. Звук доносится спереди, справа. Тут же делаю бросок влево и, упав на землю, откатываюсь назад, вправо. Огня не открываю. Не имею дурацкой привычки стрелять наобум, не видя цели. Да и нет у меня того ощущения, что я сам четко посажен на мушку.
Выжидаю. Всё тихо. Осторожно переползаю вправо, выбирая направление таким образом, чтобы не тревожить кустов и низких веток. Слева раздаётся возмущенный щебет птицы. Ага! Это на поляне, где я рубил деревья для плота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63