..
– ...вроде меня может справиться сам.
– Вот именно. Так почему бы тебе не воспользоваться собственным аппаратом вместо того, чтобы клянчить у меня этот?
– Потому что мне нужны не обычные аппараты для съемок в инфракрасных лучах, а длиннофокусный «Старлайт». Ты же прекрасно знаешь, что наши ограничены пятьюдесятью метрами.
– Нельзя! Ты забываешь, что это моя работа. Дик, и прошу, пожалуйста, не разговаривать со мной в таком тоне.
Нефф закрыл глаза. Ну почему так тяжело говорить с этой дубиной? Каждый раз приходится препираться с ним часами.
– Мне нужен «Старлайт».
– Ни в коем случае.
– Всего на одну ночь.
– Повторяю: ни за что. Его обязательно должен сопровождать опытный оператор, то есть я. И я никогда не выпущу его без подписанного соответствующим официальным лицом требования, которому я мог бы при необходимости предъявить претензии.
– Может, хватит ломать дурочку? Мне и нужен-то он всего на одну ночь. Подумай, какой поднимется галдеж, если ты откажешь, а у меня из-за этого сорвется крупное дело. Как ты будешь выглядеть?
– А никак. Официально ты вообще не знаешь о его существовании.
– Ну ладно, кончай базарить. Мы знаем о нем уже с 75-го года. Все это время он то и дело снует от вас к нам.
– Ах вот как, а я и не знал.
Яблонски напустил на себя вызывающий вид, понимая, что Дик загоняет его в угол.
– Как поживает твоя жена?
– А она тут при чем? Она что – так сказать, объект твоей разработки?
– Я просто хотел проявить любезность. Послушай, буду откровенен с тобой. Я готовлюсь сейчас забросить в эту мутную водичку большущую сеть, но требуются доказательства. Нужны фото.
– Тогда используй высокочувствительную пленку. Улицы освещены достаточно.
Дик горестно вздохнул, будто вынужденный в чем-то раскрыть тайну.
– Как я хотел бы рассказать тебе больше того, что положено... Видишь ли, предстоит передача из рук в руки нескольких кило наркотиков. Мы не можем позволить себе упустить такой шанс. Нам нужен именно этот аппарат.
Яблонски бросил на Дика быстрый взгляд. Он не любил выдавать свой бесценный «Старлайт» без сопровождения. С другой стороны, ему совсем не улыбалась перспектива сидеть в опасной засаде ночь напролет с парнями из бригады по борьбе с наркотиками. Он поднялся, вынул из кармана ключи и подошел к длинному стеллажу с отделениями, занимавшему всю стену комнаты.
– Нет, я явно совершаю ошибку, – сказал он. – Я отдаю тебе этот аппарат, а ты непременно вернешь его разбитым вдребезги. Знаешь ли ты, во что он обошелся городу Нью-Йорку?
– Ровным счетом ни цента.
– Почти в 100 000 долларов, и ты называешь это даром?
– Не забывай, это ведь излишки со складов ЦРУ, оставшиеся после войны во Вьетнаме. Тебе отлично известно, что он нам достался задарма.
– Пожалуй, но я не уверен, что нам взамен дадут другой, если мы потеряем или сломаем этот. – Он выдвинул металлический ящик и осторожно поставил его на стол. – Ты им уже пользовался?
– Ты прекрасно знаешь, что да.
– Хорошо, я все же еще раз тебе объясню, как он действует.
Он открыл футляр и вытащил оттуда похожий на коробку матово-серый металлический предмет. По форме и размерам тот напоминал 750-граммовую банку из-под чая, но с окулярами бинокля с одной стороны и блестящим рыбьим глазом объектива с другой. Корпус был совершенно гладким, за исключением едва заметного крестообразного углубления, очевидно предназначенного для большого пальца.
– Вот так ты открываешь пульт управления, – сказал Яблонски, надавливая на крест.
Металлическая планка размером в десять квадратных сантиметров отошла в сторону, обнажив две черные кнопки и узкую прорезь.
– Пленку вставляешь сюда, – он просунул в щель небольшой черный квадратик. – Рассчитано на 200 снимков. Счетчик кадров в нижней части рамки обзора окуляров. Вверху – показатель освещенности объекта съемки. Регулируешь верхней кнопкой, что напротив соответствующей цифры. Здесь...
Он протянул аппарат. Дик взял его и приложил к глазам. Изображение было мутным, но три цифры выделялись превосходно.
– Читай снизу.
– Внизу 200, в середине 66, вверху 0,6.
– Это значит, что тебе осталось сделать 200 снимков, что освещенность составляет 66 единиц и что ты снимаешь объект на расстоянии в 60 сантиметров. Дай сюда аппарат. Вот так, ставишь верхнюю кнопку на 66, другую на 0,6 метра.
Теперь смотри.
– Это еще что такое?
– Верхний угол замка, тугодум. В аппарат объект виден так близко на небольшом расстоянии, что перестаешь узнавать даже знакомые предметы. Лучше посмотри в окно.
Дик повернулся вполоборота. Сначала сменились две верхние цифры, затем в видоискателе появились ветви дерева. Он отчетливо видел, в каких местах лед вмерз в кору, а где его растопило солнце. Яблонски пододвинул его руку к крестообразному углублению для большого пальца.
– Потяни назад.
Раздался щелчок. На боковой стенке аппарата закрылось оконце, а над тремя цифрами в видоискателе загорелся красный огонек.
– Ты видишь огонек?
– Ага.
– Можно снимать. Нажми от себя.
Аппарат снял пять фото с короткими интервалами. Счетчик кадров показывал 195.
– Он всегда снимает сериями по пять. А сейчас нажми к себе.
Поле видимости расширилось, и он увидел внизу тротуар.
– Теперь ты работаешь с 50 метров. Это объектив с переменным фокусным расстоянием от 50 до 500. Когда ты нажимаешь на кнопку от себя и книзу, ты делаешь серию снимков одновременно с изменением фокусного расстояния. Все очень просто. Не забывай только закрывать фотоэлемент перед такой съемкой.
Дик оторвал глаза от окуляров. Яблонски пальцем показывал ему, где она располагается.
– На нем держится весь аппарат. И еще, если меняешь положение, не забывай проверять фокусное расстояние. Это не влияет на резкость, но помни, что самое длинное фокусное расстояние у объектива тогда, когда объект находится точно на расстоянии, указанном цифрой в видоискателе. Если ты хочешь его изменить, регулируй этой кнопкой.
– Ты кончил? Я все это прекрасно помню.
– Превосходно, тогда без проблем. Но умоляю тебя: не приноси его обратно в коробке из-под обуви. И верни эту штуковину не позже завтрашнего полудня, иначе придется поджарить тебе одно место.
– Разумеется, господин... господин комиссар. Слушаюсь, сэр!
– Не выпендривайся. Дик, я шучу. Сколько тебе надо пленок?
– Еще пару кассет. Вот уж действительно компактные штучки. Ты уверен, что пленка в каждой из них дает 200 снимков?
– Ясное дело. Не будет же техника врать.
Дик положил аппарат в футляр и поднял его. Он покинул Яблонски, который какое-то время глядел ему вслед.
Едва тот вышел, как Яблонски снял трубку телефона.
– Капитан Лессер, – отрывисто сказал он, – вы просили предупредить, если Дик Нефф обратится ко мне с какой-нибудь просьбой. Так вот, он только что был у меня. И взял аппарат «Старлайт».
Глава 8
Членам поисковой группы по-прежнему ничего обнаружить не удавалось. Казалось, парк не желал навести их хотя бы на малейший след. Скамейка с алевшим от человеческой крови снегом, несколько лохмотьев, возможно, оставшихся от одежды жертвы. И все. Ни тела, ни свидетелей. И до сих пор никто не заявил о пропавшем без вести. Полицейские ждали, что им с минуту на минуту прикажут покинуть место происшествия. Округ не мог позволить себе продолжать тратить время впустую. И тогда к стольким тайнам этого города добавилась бы еще одна.
Сомнений в том, что кто-то погиб здесь, не было. Но что предпринять для розыска убийцы, если нет иных, кроме этой крови, следов?
– Может, хоть это даст что-нибудь новенькое, – заметил медэксперт, когда сержант протянул ему прозрачный пластиковый пакет с обрывками ткани.
Бекки Нефф воздержалась от комментариев. Все было так неопределенно. И потом даже заявление Уилсона, по правде говоря, не внушало доверия. Черт побери, ведь его вполне могли напугать собаки. Как ни досадно, но у них не было ни одного аргумента, способного убедить штаб-квартиру. Уж если какой-то сыщик ради забавы решил провести расследование в отношении оборотней, он непременно должен добиться успеха, иначе рассчитывать на что-либо, кроме досрочной отправки на пенсию, ему не придется.
– Вы мне верите? – спросил Уилсон, прерывая сгустившуюся в машине тишину.
– Да-а, – протянула Бекки, удивляясь его вопросу.
– Речь идет не о тебе, дурочка. Я имею в виду нашего гения. Хочу знать его мнение.
– Если это не случилось в приступе белой горячки, тогда, на мой взгляд, вы видели то, о чем говорили.
– Спасибо.
После своего рассказа о ночном происшествии Уилсон все время молчал. Бекки не могла понять, размышлял ли он или просто впал в депрессию. Он выглядел еще более сумрачным, чем обычно.
Когда Уилсон повернулся, снова уставясь в парк через стекло машины, Эванс поднял брови.
– Послушайте, – сказал он ему в спину, – если для вас это так важно, ну что же, тогда я верю. Мне так хотелось бы вам хоть немного помочь.
– Из маленьких ручейков сбегаются большие реки, – кисло произнесла Бекки.
– Я убежден в этом. Именно так и должно быть.
– Пожалуй, – сказал Уилсон. – Именно так.
Внезапно поднялась какая-то суматоха. Два копа из Сен-трал парк вскочили на мотоциклы; парни из 20-го округа ринулись к машинам. Бекки поспешно включила радио: «13, повторяю – 13, в Бетезда Фаунтин».
– Господи!
Бекки живо пристроилась в хвост другим машинам. Они неслись, не разбирая дороги, прямо через парк, подминая под себя свежий снег. «13» – это самый серьезный сигнал, который может дать полицейский: это означало, что он попал в беду. Получив его, все соседние полицейские подразделения, а порой и более удаленные, были обязаны немедленно прийти на помощь. Этот сигнал полицейские ненавидели больше всего на свете, но если такое случалось, то откликались на него от всей души.
Когда-то Бетезда Фаунтин был элегантным рестораном на открытом воздухе. Летом сюда стекалась самая пестрая публика, чтобы подегустировать вина и полюбоваться на фонтан. Затем наступили 60-е годы, когда нагрянули наркотики. И Бетезду превратили в рынок их сбыта. Ресторан закрылся. Фонтан забросали мусором. Стены покрылись всякого рода надписями. Появились и убийства. Теперь это, некогда любимое горожанами место отдыха уныло пустовало как летом, так и зимой. На эспланаде, нависшей над бассейном, скорчившись и переломившись пополам, лежало лицом в снегу тело в голубой форме полицейского.
Первыми до него добрались мотоциклисты.
– Он ранен, – крикнул один из них.
Со стороны Рузвельтовской больницы уже завывала сирена «скорой помощи».
Бекки пристроила свой «Понтиак» сразу же за мотоциклами, и все трое пулей выскочили наружу.
– Я медик, – совсем ни к чему бросил на ходу Эванс.
В нью-йоркской полиции не было человека, который не знал бы, чем занимается Эванс. Он подбежал к раненому.
Бекки ни на шаг не отставала от него. Это был коп средних лет, наверняка один из членов поисковой группы в парке,
– Вот подлая тварь, – сказал он, силясь улыбнуться, – эта мерзавка собака так продырявила мне брюхо.
Говорил он с трудом, еле слышно.
– Проклятье, – выругался Эванс.
– Это серьезно, док? – спросил коп сквозь слезы.
Медик отвернулся.
– Лучше не двигайся, дружок, пока не принесут носилки. Какой бы ни была рана, вы так потеряете меньше крови.
– До чего больно от этой пакости, – простонал полицейский.
Затем его глаза округлились, голова упала на грудь.
– Быстро, любую повязку! – приказал Эванс. – Он потерял сознание.
Двое друзей пострадавшего наложили ее прямо на дыру, зиявшую в его пальто.
– Где же эта похоронная колымага? – отрывисто спросил Эванс. – Если они не подсуетятся, коп отдаст концы.
В тот же момент подъехала «скорая», и медбригада, не мешкая, принялась за дело. Осторожно разрезали верхнюю одежду и обнажили рану.
Было жутко смотреть, как пульсировали темно-синие стенки кишечника. Бекки едва не разрыдалась. Опять ОНИ! И только что! Пять минут тому назад! Они бродят где-то рядом. Она дотронулась до плеча медэксперта.
– Оставьте меня в покое. – Он осматривал рану. – Увезите его, – приказал он полицейским. Затем посмотрел на Бекки и прошептал всего два слова: – Не выживет.
Раненого положили на носилки, внесли в машину, которая, взвизгнув колесами, помчала его в отделение неотложной помощи. Поскольку с пострадавшим был врач из больницы, Эванс вернулся в тепло «Понтиака».
Остальные полицейские оставались все еще на месте происшествия и, сбившись в небольшие группы, рассматривали обагренные кровью следы на снегу. Все молчали. Да и о чем было говорить? У одного из их коллег только что выпустили наружу кишки, и он заявил, что это сделала собака. Подошел, отдуваясь, как тюлень, капитан округа. По неизвестным причинам он добирался сюда пешком.
– Что это еще за бордель?
– Ранили Бейкера.
– Каким образом?
– Какой-то зверь прогрыз ему 20-сантиметровую дыру в животе, да так, что вывалились кишки.
– Что за чушь собачья?
– Вы правы, господин, он утверждает, что это сделала собака.
Бекки почувствовала, как Уилсон схватил ее за руку. Она содрогнулась от внезапно окатившей ее волны ужаса.
– Послушай меня, малышка, – сказал он ей удивительно спокойным голосом на ухо. – Мотоцикл ведь не так трудно вести. Сумеешь?
– Думаю, что да.
– Лучше сумей, потому что сейчас тебе придется этим заняться. Это несложно.
– А машина?
– Не думай о ней! И как только доберемся до мотоцикла, удирай что есть духу!
Она не стала задавать никаких вопросов, хотя и не совсем поняла, почему он потребовал это сделать. Но партнеру привыкаешь верить, а Бекки достаточно доверяла Уилсону, чтобы повиноваться беспрекословно. Бывало, что и он оказывался в таком же положении. И не так уж редко!
Подбираясь к мотоциклу, она заметила, что и он незаметно делал то же самое.
– Гони, Бекки!
Они прыгнули в сиденья. Мотоциклы рванули, стукнувшись о кромку тротуара. Бекки вильнула, но быстро выпрямила руль и, выжимая газ, умчалась к аллее, которая вела в Парк Ист-Драйв, а оттуда – на улицу, где им уже не грозила никакая опасность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26