Лиза была как его отражение в зеркале. Он моргнул — она моргнула; он кивнул — она кивнула; он хлопнул в ладоши — она хлопнула, сделала шаг вперед — он сделал шаг вперед; она коснулась решетки — он коснулся решетки. Но на самом деле Николаю только показалось, что она дотронулась до прутьев. Судорожно сжатая рука, вцепившаяся в смертельный металл, сноп искр, дым, запах горячего сырого мяса, ручьи слез, текущие по его щекам… Труп Николая упал по эту сторону решетки.Эдуард Фомич не торопился начинать работу с Разиной. Кроме него и еще нескольких доверенных людей, о том, что ее удалось поймать, не знал никто в отделе. На столе стояла чашка кофе, лежала раскрытая толстая папка. Там было все, начиная с целой коллекции метрик, внимательно прочитав которые посторонний человек сначала не верил своим глазам, а потом, перечитывая и сверяя, начинал дышать чаще, дрожать, сглатывать, словно на его глазах свинец превращался в золото. И заканчивая медицинскими картами и историями болезней с одинаковыми странными симптомами и причинами, по которым эти люди попадали в больницы. Всех этих людей уже не было в живых — его группа училась на ошибках, и ошибки стоили жизней тем людям. Но теперь можно было смело приниматься за эпилог.Поддаваясь сладкой истоме, заполнявшей тело, Эдуард Фомич встал, подошел к окну, заложил руки за спину и потянулся. Он сейчас чувствовал себя лет на двадцать моложе: сила, энергия, жажда жизни — все вдруг вновь появилось в нем. Если бы он задумывался о счастье, он мог бы сказать сейчас: да, я счастлив. Но Эдуард Фомич давно перестал размышлять на эту тему.В его кабинете было одно-единственное окно, но и это считалось роскошью. Несмотря на то что все окна в этом здании были защищены от прослушивания и стекло едва заметно вибрировало, многие окна были изнутри замурованы и существовали только для того, чтобы не вызывать ненужных вопросительных взглядов прохожих. Само здание заметно возвышалось над окружающим рельефом — на расстоянии километра вокруг не было сооружений выше его третьго этажа, и специально на этот случай периметр был обсажен ветвистыми деревьями метрах в двадцати от стен. Кроме этого, здание росло еще и вниз, о чем посторонние уж совсем не догадывались.С этажа, на котором находился кабинет Жданова, верхушки деревьев уже не закрывали окна, и обзор был свободным. Правда, из окна особенно ничего не было видно, только шоссе, в отдалении несколько старых построек, окруженных, как пни опятами, низкими серыми ларьками. Да еще серое облачное небо. Вот на него и смотрел Эдуард Фомич. На ползущие облака, похожие на хлопья сигаретного дыма.
Тихо вошла секретарша — невысокая плотная девушка с хвостом светлых волос и густо подведенными тушью глазами.— Разина идет по коридору, — сообщила она. Жданов обернулся, непонимающе посмотрел на девушку, растерянно улыбнулся и спросил:— По какому коридору?— По нашему коридору. Разина идет по нашему коридору.— А куда она идет? — все еще не понимая смысла услы-шанного, спросил Эдуард Фомич.Лиза шла по узкому неярко освещенному коридору, по серой ковровой дорожке, мимо безликих дверей. Она никуда не торопилась. Ей никто не встречался на пути, из-за дверей не доносилось ни звука. В здании будто бы никого не было, кроме нее.Она вышла на лестницу и медленно поднялась по ступенькам. В углу стоял человек в темно-сером костюме и говорил по рации. Увидев Лизу, он на секунду замолк и на глазах покрылся испариной.— Она здесь, — сдавленно произнес он, не двигаясь. Лиза остановилась рядом с ним и посмотрела ему в глаза. Мужчина, держа у лица рацию, словно окаменел. Казалось, он хотел отстраниться, но не мог. — Она остановилась рядом. Смотрит мне в глаза.Рация не отвечала. Лиза отвернулась и пошла дальше по коридору. У одной из безликих дверей она остановилась и открыла ее.Она вошла в кабинет. Кабинет был пуст, перед ней был стол и окно. На столе лежала толстая папка. Лиза подошла к столу. На папке она увидела желтую наклейку, на которой было написано «Строго для внутреннего пользования». Под наклейкой стоял штамп «совершенно секретно».Дверь захлопнулась. Она обернулась.— Здравствуй, Лиза, — сказал Яворский. — Вот мы и снова встретились. Ты прекрасно сохранилась.Лиза пустыми глазами смотрела в его сторону. С минуту в кабинете стояла тишина. Наконец Лиза склонила голову на бок и произнесла:— Вы ошибаетесь. Я вижу вас впервые.Лицо сползло с Яворского как резиновая маска. Уголки губ, глаз, щеки — все опустилось, сморщилось, и он сразу постарел лет на тридцать.— Что это значит, Лиза? — не своим голосом спросил он.— Я скажу вам, что это значит. Но сперва ответьте: вы правда верили в эти сказки?Яворский оправился от своих эмоций и ответил уже спокойно:— Мне и сейчас ничто не мешает в них верить. Только помогает.— Дьявол! — воскликнула Лиза с внезапной эмоциональностью, словно поминала прежнего любовника. — Да с чего вы все это взяли? Из пачки старых метрик? И это, по-вашему, доказательства? Вы же взрослые люди!— Что это значит? — напомнил Яворский.— Это значит, что вы — мой отец.Яворский сощурился. Дернул плечами. Растянул губы в улыбке и захохотал. Это продолжалось с минуту — Лиза терпеливо ждала. Наконец, отсмеявшись, Яворский посерьезнел и сказал:— Я все помню. Двадцать пять лет прошло, а я помню, как сейчас, каждый наш день. Ты, наверное, давно все забыла — что для тебя четверть века. А я все это время жил одними воспоминаниями, надеждой найти тебя снова. Почему ты ушла, Лиза? Пусть я замечал, что время идет, а ты не меняешься, но ведь это никак не изменило бы нашей любви — ведь я взрослел, а ты оставалась все такой же молодой и красивой… Что может быть лучше? Неужели ты не могла из своей бесконечности уделить мне хотя бы лет тридцать? Или ты не любила меня?— Вы мне не верите, — сказала Лиза, не обращая внимания на сказанное Яворским. — Тогда спросите у ваших хозяев…
— Они мне не хозяева!— …спросите у них, какое отчество записано в моем паспорте. Вы ведь Борис, не так ли?Глаза Яворского замерли. Он поднял голову вверх и, словно обращаясь к потолку, спросил:— Это правда?!Потолок не ответил. Но ответ Яворскому был не слишком нужен — он наконец понял, что это и есть то разумное объяснение, которое растворяет всю мистику, как восход солнца растворяет ночные страхи.— А как же все остальное?.. Как же болезнь?..— Болезнь остается болезнью. Которая передается по наследству.Яворский все еще не хотел верить в то, что невозможное так и осталось невозможным.— А как тебе удавалось скрываться от них? Как тебе удалось выбраться из клетки? Почему ты до сих пор жива, когда столько людей хотели тебя убить?— Значит, плохо хотели. Извините.— А все те, кровь которых ты пила? Мы умертвили их напрасно? Нам нечего было искать? Болезнь не передается через кровь?
— Да опомнитесь вы наконец. Вы — взрослый человек, ученый, профессор, а верите в вампиров из сказки.Яворский медленно поднял руку, потянулся к шее и распустил узел галстука. Затем он расстегнул пуговицы на рубашке, подошел к Лизе, наклонился к самому ее лицу и произнес, глядя ей в глаза:— Тогда ведь ничего не произойдет, если ты сделаешь это со мной? — Он подставил шею. — На же, пей!Лиза обняла его за плечи, раскрыла рот и прижалась зубами к его шее. Яворский вздрогнул и закрыл глаза.В дверь сильно ударили снаружи. Яворский словно не слышал этого, но Лиза, не отрываясь, взглянула в ту сторону. В дверь продолжали ломиться, послышался крик Жданова:— Где ключ, черт вас дери!— Заперто изнутри! — ответил кто-то.— Так несите таран!Лиза схватилась крепче за плечи Яворского и отняла рот. Из раны сочилась кровь.— Что такое? — прохрипел Яворский, открывая мутные глаза. Лиза облизнула губы, обняла его и толкнула в сторону окна. Махая руками, пытаясь удержать равновесие, Яворский упал спиной на стекло. Секунду оно держало тяжесть двух тел, потом лопнуло на сотни острых кусков, и Лиза с Яворским провалились наружу, окруженные облаком сверкающих осколков.
В дверь позвонили. Коротко, потом еще раз. Не настойчиво, не робко. Равнодушно так позвонили. Я пошел открывать.На пороге стояла Лиза. Ее лицо, шея, руки были покрыты порезами, разными по величине. Раны уже запеклись, и кровь из них не сочилась. Ее левая рука висела, прижатая к боку, пальцы были скрючены. Лицо Лизы не выражало ничего. Даже боли оно не выражало. Я посторонился, пропуская ее в квартиру, хотя она не делала попыток войти.Лиза вошла. Когда я закрыл дверь, она сказала:— Мне не к кому больше идти.— Раны промыть надо, — сказал я.— Ерунда, — сказала она, — через час буду как новая.Она ничего не ела, только много пила, обычную кипяченую воду из стакана. А я все ждал, когда она попросит меня…— Спасибо, я уже пообедала, — произнесла она вдруг. Я не то чтобы облегченно вздохнул — я уже бьи готов к этому, — но удивился тому, как она угадала мои мысли. Мне казалось, я хорошо их скрывал.Она влила в себя, наверное, стаканов десять — больших, граненых. Когда она выпила всю кипяченую воду, которая у меня была, я налил новый чайник и поставил его на огонь.— Как дальше жить будем? — спросил я.— Дальше мы будем жить каждый сам по себе, — ответила она.— Ну, это само собой. Что ты дальше собираешься делать?— Оставаться у тебя я не собираюсь. Оклемаюсь и уйду.— Куда?— Туда.— Тебя затравят.— Выживу. Не в первый раз.— Такое — в первый.— А ты откуда знаешь?— Интуиция. Я сторонник линейной теории времени.Она подняла на меня взгляд.— Так что же мне делать? — спросила она. Без иронии. Она действительно просила о помощи.— Я помогу тебе. * * * Навигатор с трудом сдерживал волнение.— Вы чертовски везучий человек, Денис. Чертовски везучий, — повторил он в сто какой-то раз. — Что вы от меня хотите?— Переправьте ее за границу.— Но граница перекрыта. Ее не выпустят.— Так сделайте так, чтобы ее выпустили.— У отдела длинные руки, простите за пошлость. Они ее достанут.
— Не достанут. Она скроется. Или вы по-прежнему хотите ее убить?
Навигатор вздрогнул.— Хорошо. Я сделаю все, о чем вы меня попросите. Но просьба должна быть конкретной, а не абстрактной, вроде «переправьте ее за границу». Я помогу вам. Но я не могу убрать всех пограничников. И вывозить ее придется вам самому.— Как-нибудь разберусь.Я плохо представлял, как я это сделаю. Открывая дверь квартиры, я подумал: а что, если она уже ушла? Но она не ушла. Она спала. Я уже видел, как она спала, но не был уверен, что она в самом деле отключилась.Я взял телефон и, стараясь ничего не задеть проводом, перебрался на кухню. Там я набрал номер Джулии:— Привет, подружка,— Привет-привет. Сколько лет, сколько зим.— Вы мне нужны.— Наконец-то.— Вот так-то, — облегченно закончил я свою речь. Слушая мою историю, Джулия иногда иронически хмыкала, иногда недоверчиво мотала головой, иногда просто улыбалась.— Ну, ладно. Если допустить, что пятьдесят процентов рассказанного тобой правда…Я разозлился:— Да я сам все это видел, понимаешь! Она из меня литр крови высосала!— Я не говорю, что ты мне врешь, — спокойно ответила Джулия. — Просто половина того, что ты мне рассказал, — твоя фантазия. В которую ты веришь, будто это произошло на самом деле. Ты пойми, с третьего этажа и я спрыгнуть могу. При желании даже с четвертого могу. И от группы спецназа уйду, если понадобится. Это не так сложно, как кажется. Знаешь, чему нынче спецназ учат? Я тебе потом расскажу. А то, что она у тебя кровь пила… Она же тебе сама сказала, что больна. Я, правда, сомневаюсь, что таким образом она лечится, но я не врач.— У нее реакция, как молния, — продолжал упорствовать я.— У меня тоже, — ничтоже сумняшеся ответствовала Джулия.Я взглянул на бесшумно появившуюся за спиной Джулии Лизу; Джулия обернулась.— Привет, — сказала она.— Привет, — ответила Лиза.— Ты и есть наша «белокурая бестия»?— Да. — Лиза села на свободный табурет. Ее взгляд встретился со взглядом Джулии, обе замерли, чего-то ожидая, и Лиза вдруг демонстративно наклонила голову, словно уклоняясь от удара.Джулия рассмеялась:— Я — пас! Реакция что надо.Лиза улыбнулась. Как-то странно, будто губы плохо ее слушались.— Мы постараемся вывезти тебя в Польшу. Я думаю, нам это удастся. Как ты относишься к Польше?— Польша — замечательная страна, — ответила Лиза.—О'кей. Тогда расскажи-ка нам, что с тобой случилось, — попросил я. * * * — Эта машина — ваша, — сказал Навигатор, указывая мне на абсолютно шикарный, зеркально-черный шестисотый «мерседес».— А поскромнее ничего не нашлось?— Вездеходы другими не бывают.— Что значит — «вездеходы»?— Взгляните на номер.Я отошел в сторону и посмотрел. Номер как номер. Только вместо федерального индекса — московских двух семерок — большой триколор. Кажется, я понял, что имел в виду Навигатор.— Это правительственный автомобиль?— В некотором роде. — Навигатор улыбнулся. — В бардачке — все документы и на всякий случай — мигалка. Имейте в виду, останавливать и досматривать эту машину имеют право только с санкции генерального прокурора России. В том числе и на границе. Корпус и стекла — бронированные, но я думаю, до этого не дойдет.Он протянул мне пухлый желтый конверт:— А это — передайте ей. Я… виноват перед ней. И перед вами. Там польский паспорт и деньги на первое время.Я сел за руль и восхищенно подумал — вот это тачка! А ну как газануть сейчас по Москве!Навигатор наклонился к окну:— Советую вам поторопиться, вас уже почти вычислили. Избавьтесь от нее как можно скорее.Я кивнул и завел мотор.— И… удачи вам.
— Майор! Слышь, майор! Причудливое явление из пяти букв?Майор погранвойск, огромный мужик лет тридцати, стриженный под горшок, напрягает могучую голову:— Х…йня.Черный зверь— Фи, майор!Олег Реутов ухмыльнулся и, отложив кроссворд, скосился на окно: за стеклом лениво барабанил дождик. На пропускном пункте было уютно, деревянный домик чем-то напоминал дачу. Тут всегда было тихо, чисто и кругом одни военные. Реутова это расслабляло и умиротворяло, вот уже второй день. Сколько он тут еще пробудет, неизвестно.Он, кряхтя, встал и размял спину.— Ну, что, майор, по рюмке кофе, что ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34