— Пошли вперед, Твёрд, — прошипел Яромир, поняв колебания друга. — Даром, что ли, нас князь хлебом своим кормил?Наспех перевязав рану и аккуратно усадив друга на коня, Твёрд пошел вперед. И остановился, только когда увидел селение.Он уже не ожидал встретить здесь кого-то живого, поэтому не особенно удивился представшему. Гарью не пахло, значит, пожар произошел очень давно — возможно, год назад. Странно только, как среди кошмарного пламени, что здесь некогда бушевало, уцелел один дом, почти в центре. Следы вели к нему.— Во имя Рода. — выдохнул Твёрд, представив, как с гудением рушились в огненную пасть дома, сложенные из громадных — в обхват — сосновых бревен, как лопались от жара камни в печах, как сухим трутом вспыхивали стога сена…Закопченная дверь была приоткрыта. Твёрд положил друга на свой плащ и вошел один. В доме стоял затхлый, нежилой дух. Воин медленно прошел через сени, открыл дверь в горницу, заглянул.Влада стояла в пустом красном углу, ничуть не удивленная его появлением.— Зачем ты пришел? — с упреком и грустью тихо спросила она.Твёрд опешил. Разного он ожидал от этой встречи, только не этого.— Я хочу знать, что с тобой случилось, —решительно произнес он.— Ничего, — Влада грустно улыбнулась. — Я была упырем, уже когда пришла сюда. Мне просто нравится жить среди людей.— Так это ты?.. — Твёрд повел рукой вокруг.— Нет. Их погубила какая-то зараза, привезенная греческим купцом. А селенье сжег мой слуга. Он очень жадный и жестокий человек, но вас не осмелится тронуть — на вас мой знак. Поэтому забирай своего друга и уходи. Ты и так узнал больше, чем полагается. . Рука Тверда сжалась на рукояти меча.— Не стоит истязать себя, — продолжила Влада, увидев это. — Сталь, и серебро, и осина бессильны против меня. Я не хочу губить тебя и твоего друга, поверь. Уходи. И я тоже отсюда уйду.— А ловушка ? — помертвевшим голосом спросил Твёрд.— Ее поставил мой слуга, и я накажу его за это.У двери заржали, почувствовав опасность, кони. Твёрд стрелой выскочил во двор. Одним бешеным взглядом он увидел сразу все — побелевшее лицо Яромира, кровь на его кафтане и улепетывавшего корчмаря. Хриплый крик отчаянья и боли вырвался из его груди.Медленно опустился он на колени перед другом. За два года Твёрд научился распознавать смертельные раны и даже не попытался вынуть охотничий нож из груди друга,— Прости, Яромир, — произнес он. — Я звал тебя на свою свадьбу, а привел на гибель,,.Но Яромир был уже слишком далеко и не мог ответить.Греческий обычай, который они приняли вместе позапрошлым летом, повелевал зарывать умерших. Но Твёрд не собирался ему следовать: греческий бог был далеко от этого заснеженного пожарища. Воин внес тело друга в единственный уцелевший дом. Обугленная корочка бревен долго не хотела заниматься, но наконец, подбадриваемая берестой, покрылась бегучими огоньками. Вот взметнулся к небу столб огня над последним домом Яромира, Когда рухнула кровля, Твёрд повернулся и пошел прочь.На самом выходе из леса он наткнулся на свежеповаленное дерево. Под тяжелым стволом сосны вмерзал в плотный наст корчмарь, сжимая мертвой рукой кошель Яромира. Твёрд не остановился — привычный к воинским походам конь легко перешагнул через дерево. Не задержался он и у корчмы, хотя ворота стояли нараспашку. Он знал, что встретит там — Влада наверняка справила тризну по погибшему Яромиру, живых в доме не осталось, а ее ему уже не догнать.Через несколько дней, думал Твёрд, он будет уже в Киеве. Ранки на шее зудели, затягиваясь.
Лиза неторопливо брела по знакомой дорожке, ведущей к ее дому. Она смотрела под ноги, но не потому, что боялась споткнуться, а потому, что быстро бежали перед глазами камушки, песчинки, палочки, окурки, фантики, и это придавало ощущение скорости.— Дочка, — услышала она голос старушки и подняла голову. Бабулька с пакетом пустых бутылок смотрела на нее, морщинисто улыбаясь. — Не подскажешь, сколько время?— Девять пятнадцать, — машинально ответила Лиза.— Спасибо, дочка, — сказала бабулька, так и не заметив, что на руках Лизы нет часов.Лиза брела дальше. Вечером уже было холодно, но она, одетая в домашнюю рубашку и мятую юбку, обутая в разбитые кеды, не чувствовала холода. Она брела, глядя под ноги, и устало думала, что перелистывается очередная страница ее жизни. Она думала о том, что кровь не закипает в жилах от сознания этого и что единственным ее желанием было вернуться на свою квартиру и погрузиться в прежнюю жизнь, похожую на сон, повторяющийся без конца. Она шла, словно согнувшись под тяжестью невидимого груза, и знала, что покоя ей не дадут.Остановившись под деревом, Лиза оглядела площадку возле подъезда. Затрапезные бежевые «Жигули», стоявшие с потушенными фарами и молчащим мотором, не привлекали к себе внимание. Но для такой затрапезности слишком нелепы были тонированные стекла на окнах.«Бедняги, — подумала Лиза. — Как же им там душно…»Она повернулась спиной к дому и пошла в сторону дороги. Нет. Домой ей больше не вернуться.По шоссе сновали машины; автобусы притормаживали у остановки и, тяжело разгоняясь, катили дальше. Лиза шла по тротуару, ни на что не обращая внимания, без цели и смысла, как призрак, гуляющий ночами на болотах среди мерцающих холодных огоньков. Только вместо огоньков — яркие фары, а вместо болота — бетон дороги и асфальт тротуара. А ведь было же когда-то все по-другому…—Девушка!Автомобиль снизил скорость у бордюра, неловко подстраиваясь под человеческие шаги, стекло опустилось.— Девушка, садитесь, подвезу! — услышала Лиза бодрый козлиный тенорок. Она остановилась (авто замерло рядом), подняла голову, задумчиво посмотрела на стриженого мужчину лет тридцати с цыплячьей головкой и, вдруг улыбнувшись, сказала:— Что ж, подвезите.Мужчина, ободренный этой улыбкой, распахнул дверь, и Лиза села в кресло. Он осмотрел ее и, видимо, ничего не понял: вроде не бомж — слишком ухожена и красива, но уж больно небрежно одета.— Куда ехать?— А куда вы ехали?— Домой…— Вот и езжайте.Щуплый доброхот был сбит с толку окончательно. Но делать нечего — сам виноват.На нем был не шикарный, но дорогой костюм. Машина — подержанная иномарка, но не просто иномарка, а «фиат» девяностого года. Очки в тонкой позолоченной оправе, «Вэйль» на запястье.Запиликал сотовый. Он, снизив скорость и придерживая руль правой рукой, левой достал из кармана пиджака телефон.— Да. Да. Домой. Слушай, давай я тебе потом перезвоню? О'кей.В тот момент, когда его рука опускала телефон обратно во внутренний карман пиджака, Лиза ребром ладони ударила его по шее. Одновременно она твердо взялась за руль. Цыплячья головка беззвучно свесилась набок.Лиза остановила машину, обыскала карманы водителя, вытащила бумажник, купюры в рублях и долларах сунула в задний карман юбчонки. Несколько секунд она смотрела на худую шею в редкой синей щетине, потом взяла сотовый и вышла из машины. Телефон она швырнула в темноту.
— Ставки сделаны, ставок больше нет!Колесо рулетки крутится, легкий ветерок от него не освежает горячий спертый воздух с тяжелым запахом вина, дорогого табака и французских духов. Белый шарик, закручи— ' ваясь как облако электрона вокруг ядра атома, бежит вокруг оси рулетки.— Шестнадцать, красное!Фишки с игрушечным цокотом ползут за лопаткой по зеленому сукну, оправленному в человеческие руки: мужские в белых манжетах и женские в бриллиантовых браслетах.— Делайте ваши ставки, господа!Лиза осмотрелась взглядом человека, который надеялся вернуться в хорошо знакомое, привычное место, но оказалось, что за время отсутствия это место изменилось до неузнаваемости. Она постояла секунду, зажмурившись, улыбаясь, словно произошедшие изменения обрадовали, а вовсе не расстроили ее, и спустилась по широким низким ступенькам.На Лизе было черное вечернее платье с высокими разрезами по бокам, закрытой грудью, открытой спиной и без рукавов. В руках она держала миниатюрную черную сумочку. Ее ножки в черных бархатных туфельках уверенно ступали по мягкому зеленому покрытию пола, между рядами игровых автоматов, карточных столиков, столов для игры в кости, рулеток. Единственным ее украшением были золотистые волосы, распущенные по плечам, но люди вокруг, слишком увлеченные, чтобы оценить совершенную красоту этой простоты, не обращали на Лизу внимания.Она обменяла деньги на фишки и подошла к рулетке. Колесо крутилось, цифры, цвета слились в одну сплошную линию. Лиза присмотрелась к кругу.— Скажите, а почему на колесе только тридцать семь чисел? — спросила Лиза у молодого крупье в черной бабочке, белоснежной сорочке, с рыжим ежиком на угловатом черепе. — Где двойное зеро?Крупье удивленно посмотрел на нее:— Это стандарт. Так принято в Европе. Если вы играли в Америке, возможно…— Ладно, не важно. — Лиза махнула рукой и продолжила наблюдать за колесом.Пропустив несколько ставок, она наконец решилась:— Шесть, на черное.Крупье принял ставку, колесо закрутилось.— Ставки сделаны, ставок больше нет! — провозгласил он. Шарик застрекотал, теряя центробежную скорость, застрял в какой-то ячейке — пока не было видно в какой, — колесо медленно останавливалось. Увидев место шарика, Лиза удовлетворенно кивнула:— Десять, черное!Она равнодушно проводила взглядом пару своих фишек. Следующую ставку она делать не торопилась.— Присаживайтесь, барышня.Мужчина в костюме от Версаче встал из-за стола и предложил ей свое место. Судя по пустым рукам, ему сегодня не везло. Но если смотреть не на его руки, а на лицо, то складывалось как раз обратное впечатление: он мило, по-детски улыбался, и эта улыбка не выражала ни разочарования, ни нервной усталости, а только легкую веселость. С такой веселостью проигрываются вчистую или очень богатые, или очень бедные.— Вы, я вижу, новичок. Не против, если я постою рядом? Глядишь, заряжусь от вас удачей.— Пожалуйста. — Лиза кивнула и села на предложенное место.Она осмотрелась. Люстра висела низко над столом, освещая зеленое сукно и черно-красные клетки табло. Лица игроков, сидевших за столом, были затенены низкой шапкоц люстры, желтый световой столб которой упирался строго перпендикулярно столу. Силуэты стоявших вокруг стола сливались в темную движущуюся массу с мерцающими вкраплениями бриллиантов, золота и глаз.За столом играли пятеро. Молодой парень: курчавый блон-динчик на вид лет двадцати, с томной меланхолией теребивший в руках фишки. Сухонькая пожилая женщина, производившая впечатление бодрой американской старушенции, но не американка, судя по тусклым искоркам беспричинной усталости в глазах. Коренастый мужчина сидел за столом, упершись в него обеими руками и низко склонив над стопкой фишек квадратную физиономию в колючей щетине. Он выбрал рулетку за видимую простоту, но скажи ему кто-нибудь об этом — волосатые кулачищи щедро раздавали авансы. Высокая красивая женщина, жгучая брюнетка а'ля Клеопатра, с большим ртом и нескрываемым лихорадочным блеском в глазах. Лицо женщины было испещрено серыми оспинками, которые не замазывались тональным кремом, но это ее, похоже, ничуть не смущало. Наоборот: она держалась королевой, а мужчина лет сорока, грустный красавец с короткой простой стрижкой, тянул разве что на роль фаворита, но никак не короля. Руки этой женщины, с длинными нервными пальцами, без маникюра, выражали все эмоции, которых недоставало на лице. Пальцы впивались в фишки, словно хотели расплющить их, иногда конвульсивно дергались, неслышно щелкая узловатыми фалангами. Этой необычайной нервозности не замечал никто, начиная от самой брюнетки и заканчивая ее кавалером. Еще оставался японец, сидевший рядом с Лизой. Он что-то записывал на бумажку, стреляя узкоглазым взглядом поверх золоченой оправы очков то в других игроков, то в крупье, то куда-то за пределы стола.Лизин весельчак склонился над ее ухом:— Я бы советовал для начала что-нибудь попроще. Поставьте просто на чет или нечет или накройте цвет. Еще можете накрыть первую половину всех цифр или вторую.— Спасибо, — отозвалась Лиза, — я умею играть.— С двойным зеро? — усмехнулся весельчак. — Ну-ну, не буду мешать.— Делайте ваши ставки, господа!Крупье раскрутил колесо. Лиза пробежалась глазами по полю, выбрала из кучки перед собой четыре фишки и положила в середину черной клетки с цифрой двадцать.Бесшумность вращения резко нарушил хруст пущенного шарика. Игроки за столом замерли, не отрывая взглядов от колеса.— Ставки сделаны, ставок больше нет!Шарик остановился где-то между ударами сердца.— Тридцать два, красное!Воздух над столом всколыхнулся от дружного, но хорошо скрываемого выдоха. Лопатка, в самом деле похожая на грабли, засновала по сукну, забирая фишки одних и раздавая другим.— Зря вы все время плейн играете. Не везет… — беззлобно посочувствовал Лизе весельчак. — Видать, вы и впрямь не новичок. Рулетка, она, знаете ли, новичков безошибочно чувствует. Как опытный соблазнитель девственницу.Лиза улыбнулась:— Да, я и впрямь не девственница.— Нисколько в этом не сомневался. В вас настоящая женщина чувствуется за версту.— Так прям уж и за версту?Лиза менялась на глазах. Рулетка производила на нее поистине магическое действие. Такого задорного, честного блеска, такого горячего румянца на ее лице не было очень давно.— Делайте ваши ставки, господа!Лиза смотрела на колесо. Она подождала, пока крупье пустит шарик, пока он отсчитает положенное время, пока он вдохнет, чтобы громко объявить об окончании ставок… И в ту секунду, когда он, холеный, бесстрастный, как робот, без запаха и капель пота на лице, равнодушно, но громко произнесет ритуальную фразу, Лиза, продолжая смотреть на колесо, быстрым движением двинула стопку фишек в центр клетки.— Ставки сделаны, ставок больше нет!Щелк! Затихающее колесо. Вздох, не дожидающийся полной остановки.— Браво! — восхищенно произнес весельчак. — Видать, я поторопился с выводами. Тридцать пять к одному, с третьего раза!— Сплюньте, — радостно посоветовала Лиза, принимая выигрыш. Весельчак шутливо выполнил просьбу и постучал по столу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34