Сравнительно недавно в американском журнале «Неврология» вышла статья испанского доктора Хуана Гомеса-Алонсо. Она целиком посвящена этой теме. Лично я публиковал работы на эту тему и раньше, но не в области неврологии, а в области вирусологии. Гомес-Алонсо опровергает существовавшую ранее теорию, объяснявшую слухи о ночных существах, пьющих кровь, просто шизофренией.Дальше произошла поразительная вещь: Яворский почти точь-в-точь повторил слова Навигатора. Наверное, ничего поразительного на самом деле в этом и не было, но для меня внезапно эти двое людей как бы встали на одну ступеньку в моей истории.— Большинство вампиров — мужчины, а бешенство среди мужчин встречается в семь раз чаще, чем среди женщин. К тому же вампиры, по легендам, имеют ненормальную тягу к противоположному полу, а бешеные из-за поражения болезнью мозговых центров, контролирующих эмоции и поведение, имеют повышенную сексуальную активность.Я вспомнил Лизу. Да, с сексуальной активностью у нее был действительно перебор.— Знаете, даже такую необыкновенную способность, как превращение вампира в летучую мышь, можно объяснить.Я вздрогнул и подозрительно посмотрел на Яворского. Трт заметил мой взгляд и успокаивающе произнес:— Не волнуйтесь, здесь объяснение не медицинское и даже не биологическое, а скорее психологическое. Люди и животные со схожим яростным и странным поведением могли восприниматься как одно и то же существо. В начале восемнадцатого века, когда вурдалаки были основной темой обсуждения на вечеринках, люди часто откапывали умерших для того, чтобы определить, являлись ли они вампирами или нет. Таковым считался мертвец, у которого шла кровь изо рта или тот, кто выглядел живым. Гомес-Алонсо отмечает, что изо рта людей, умерших от бешенства, кровь может идти еще долго после смерти. Если же тело закопать в холодных и влажных районах, таких как Балканы, то оно может сохраниться в хорошем состоянии еще на протяжении многих месяцев или даже лет.Я слушал его, раскрыв рот. Я совершенно не ожидал, что Маститый ученый, профессор, преподаватель, так осведомлен в области сказочных легенд.— Простите… А может быть такое, что от солнечного света кожа человека в самом деле начинает гореть? — Яворский утвердительно кивнул:— Да. На этот счет существует другая теория, принадлежащая одному моему коллеге, профессору Уэйну Тикке-нену. Он связывает это с так называемой порфириновой болезнью…Я снова дернулся. У меня возникло сильное желание спросить у него, не знаком ли он, случайно… Но с кем? С Навигатором?Но даже несмотря на эти настораживающие параллели, я был рад. Честно признаться, я не ожидал встретить понимание. И мне казалось вполне логичным следующим шагом рассказать ему о Лизе.— Борис Васильевич, скажите, а бывают такие редкие штаммы вирусов бешенства, которые влияют на физиологическую структуру человека?— Ну, в известном смысле они все влияют на физиологическую структуру. Что вы имеете в виду?— Я имею в виду, например, усиление мышечных рефлексов, реакции, как это сказать…В лице Яворского не произошло никаких изменений. Но на секунду мне показалось, что это спокойствие удержано прямо-таки титаническим усилием изнутри. Так, лицо его, сохраняя прежнее выражение, как бы остановилось на секунду, и за этой стеной, в мозгу в это время происходила буря, отблески которой я заметил в его глазах. Впрочем, может, мне это только показалось.— Что ж… Такое возможно. Но позвольте и мне задать вам вопрос. Вы имеете в виду какой-то конкретный случай? И я решил признаться.— Да. Я имею в виду конкретный случай. У меня была знакомая, которая, как мне казалось, была больна именно этим видом бешенства.Все то же спокойствие. Но носок его туфли нервно дернулся.— Почему вы говорите «была»? С ней что-то стало?— Да. Она… как бы это сказать, убежала от меня. И я хочу ее найти.— Вы хотите, чтобы я помог вам? — спросил он.— Вы можете мне помочь? Видите ли, она исчезла совершенно бесследно.— Я думаю, что смогу вам помочь, Денис. Но прежде я хочу познакомить вас с людьми, моими очень близкими друзьями. Они помогают мне в моей работе. Работа эта проходит не только в кабинете. К нам обращаются люди, встревоженные странным поведением своих близких и знакомых, и мы занимаемся этими случаями. Это замечательный материал для моих исследований. Если вы не против…— Не вижу, почему я должен быть против, — спокойно ответил я. Но в душе я ликовал: кажется,я нашел именно то, что мне было нужно. Команду охотников за вампирами.— В таком случае я заберу вас завтра у метро «Речной вокзал», и мы поедем на одну загородную дачу, где я вас познакомлю с моими помощниками, и мы обсудим, что дослать дальше.— Отлично, — произнес я. Мое дело уже не казалось мне совсем безнадежным, если такой человек, как Яворский, брался мне помочь.Утро следующего дня выдалось теплым. Ночью прошел дождь, и с утра деревья, согреваемые поднимающимся солнцем, дымились и сверкали тяжелым изумрудным блеском. Не верилось, что пройдет еще месяц, и вся эта красота пожелтеет, облетит и останутся еще на полгода одни голые сухие ветки на корявых стволах.Выйдя на «Речном вокзале», я оглянулся кругом. Народу было немного: все разъехались по работам. У ларьков сшивались редкие пьяницы, и на этом безлюдье было хорошо заметно, как много мусору вокруг метро.Яворский уже ждал меня. Он стоял, опершись на капот темно-синей «тойоты», и читал какой-то журнал. Машина была классная, последний писк японского дизайна, и чистая, будто только что из мойки. А говорят еще, что наша наука бедствует.— Доброе утро, Борис Васильевич.— Здравствуйте, Денис. — Яворский улыбнулся и сложил журнал. Я заметил, что он был на английском. — Что за чудо утра погодка!— Да. — Я вспомнил, что мы собирались за город. Сейчас самое время на природу.— Так за чем дело стало! Прошу. — Он открыл передо мной дверь.Мы выехали на Ленинградское шоссе и направились в сторону Питера.— Куда едем? — спросил я, расслабляясь в кресле и наслаждаясь плавным ходом машины.— В Жаворонки. Там у моего ученика дача, вот на ней мы и договорились встретиться.— О'кей, в Жаворонки так в Жаворонки.Солнце било прямо в лобовое стекло, ветер залетал в салон. Яворский опустил козырек, а я просто закрыл глаза. Ощущения напоминали мне давно забытые деньки, когда я с родителями двенадцатилетним мальчиком ездил на дачу к подруге мамы, тете Вале. Эти воспоминания были такими светлыми и непривычными, что мне стало радостно и легко, в общем, безо всякой причины.Минут через двадцать, когда мы свернули с шоссе на дорогу поуже, но все еще гладкую и не по-русски ухоженную, обсаженную с двух сторон старыми липами, я расслышал сзади какой-то рев. Мотор «тойоты» урчал тихо и аппетитно, на дороге, кроме нашей, других машин не было. Я прислушался и обернулся.Нас нагонял мотоцикл. Но что это был за мотоцикл! Не какой-то там «Иж» или «Юпитер» с убогой коляской на боку. И не никелированная кобыла — «Харлей», разложившийся на полдороги. Это был настоящий спортивный гоночный мотоцикл, выкрашенный в черный цвет с желтыми полосами. Он легко догнал нашу «тойоту», и я прочитал неброскую надпись на крыле: «Diablo W700». Водитель, или, лучше сказать, гонщик, был маленьким и легким, как жокей на скачках. Черные кожаные штаны обтягивали длинные стройные очень женские ноги, черная же куртка, похожая на мою косуху, но не такая заскорузлая, не позволяла дорисовать картину и определить пол гонщика. Он повернулся в нашу сторону и сквозь тонированное стекло шлема поглядел на машину. Он напоминал сейчас персонаж японских манга: почти человека, но с какой-то нечеловеческой загадочностью.— А, вот и Алина, — сказал Яворский и помахал гонщику рукой. Тот увеличил скорость и без труда оторвался от нас,— Кто это? — зачарованный, спросил я.— Это?.. Одна из моих учениц, если угодно. Алина. Она работает со мной.Ничего себе Алина, подумал я. И мотоцикл у нее не из дешевых. Мягко выражаясь.Скоро мы подъехали к даче, Я ожидал чего-то… Хм, нет, я, конечно, видел и покруче, но когда мне говорят «дача», я, неизбалованный, представляю деревянный двухэтажный домик, с грядками, укрытыми целлофаном, с двускатной крышей, с крыльцом. Трехэтажный дом красного кирпича за высокой аскетичной решеткой не был таким, как пижонские виллы с Рублевки, но впечатление производил.Ворота были раскрыты, словно ожидали нас. Видимо, так оно и было, потому что, впустив нас, они автоматически затворились.
У подъезда, напоминавшего копию парадного Центробанка в миниатюре, уже стоял знакомый мотоцикл и ещг одна машина. Машину я узнал почти не глядя. Оливковый двухместный «лексус». Такие машины узнаются с одного взгляда. Таких машин в Москве можно пересчитать по пальцам. В моей голове все смешалось: я уже не представлял, что за люди меня ожидали. С одной стороны, антураж напоминал роскошь новых русских, а с другой — умеренность и вкус богатых менеджеров из Силиконовой долины.Мы прошли сквозь автоматические стеклянные двери и сразу очутились в просторной гостиной. Электричество не горело, и помещение освещалось неярким светом, проникавшим сквозь стеклянную стену в другом конце гостиной (яркому солнцу мешали какие-то кусты, росшие у самого окна). В большом толстом черном кресле, вытянув ноги цедя через соломинку апельсиновый сок, сидел давешний гонщик. Вернее, гонщица. Разумеется, без шлема, но в куртке и черных брюках. Гонщица, Алина, была девушкой лет двадцати пяти, с густыми пшеничными волосами, круглым миловидным лицом, капризными пухлыми губками и голубыми глазами.— Борис Василич! — Она небрежно махнула рукой в приветствии и снова закусила соломинку. На ее голос из двери слева вышла высокая женщина в облегающем светло-синем платье. Она спустилась по декоративным ступенькам и подошла к нам.— Фаина. — Она протянула мне руку и строго улыбнулась. У нее была очень красивая грудь, узкие плечи и длинная шея. Длинные прямые каштановые волосы, собранные в хвост, открывали скуластое, жестковатое лицо с греческим носом и упрямым ртом. На вид ей было лет тридцать пять, и она напоминала героинь голливудских боевиков: крепкая, мускулистая и при всем при этом женственная.— Денис, — представился я и ответил на почти мужское рукопожатие. — У вас очень красивый дом.— Ну что вы. — Она весело смутилась, и смущение ей очень шло. — Это вовсе не мой дом. Вот он — хозяин.Из той же двери выехала инвалидная коляска. В ней сидел широкоплечий курчавый парень, примерно моего возраста, в черной футболке и синей ковбойке. У него был очень мускулистый крупный торс, а ноги в черных джинсах и черных кроссовках стояли на маленькой подставочке. Он взглянул на меня из-под насупленных бровей. Коляску катила девушка, являвшая собой полную противоположность и Алине и Фаине. Лет семнадцати-восемнадцати, она выглядела эта-кой романтически-невинной Джульеттой, но вовсе без иронии. Длинные тонкие брови, ясный взгляд зеленых глаз, курносый носик и яркий румянец на щеках. Длинные прямые каштановые волосы, лебединая шея и узкие плечи. Я заметил это поразительное сходство с Фаиной не сразу, но понял: это — ее дочь. Они были такими же разными, как Брюн-хильда и Кримхильда, как Жанна д'Арк и Джульетта Капулетти, но от родственного сходства никуда не деться.— Наш хозяин, — представила Фаина парня в инвалидном кресле, — Павел. А это моя неразумная дочь Надя.— Денис, — Я поклонился, не ожидая, что суровый хозяин подъедет ближе. Он резко кивнул, а Надя ласково улыбнулась, словно извиняясь за своего подопечного. Я подумал, что она, вероятно, не просто так возит его коляску.— Это и есть моя ударная команда, — сказал Яворский. — Прошу любить и жаловать.Мне казалось, что я попал в какое-то кино. Нет, честное слово! Эти люди… Они были какими-то… необычными, что ли. Сложно объяснить, что я чувствовал, но так бывает в хороших фильмах: актеры подобраны так, что зритель сразу влюбляется в них и думает: ах, какая жалость, что в жизни таких не бывает. Так вот, это все было в жизни. И я никак не мог свыкнуться с этой мыслью. Мне нравился даже угрюмый Павел. За этой угрюмостью чувствовалась рассудительная немногословность Атоса.Павел незаметным, но решительным жестом убрал руки Нади со спинки кресла и, взяв управление на себя, подъехал ко мне. Протянув руку, он еще раз представился сам:— Павел, — сказал он низким голосом. Руки у него были очень сильные.— Денис, вы позавтракать не хотите? — звонко спросила Надя и посмотрела на меня так, что я просто не мог отказаться.— Да, пожалуйста, если вам нетрудно. Что-нибудь легкое…— Конечно!Она убежала на кухню, а Яворский взял меня под локоть и провел к столу.— Итак, сразу перейдем к делу. Денису требуется наша помощь в деле, в общем, для нас обычном. Но не совсем. Похоже, девушка, которую нам предстоит разыскать, заражена моим бешенством.«Моим» он произнес с нажимом. Алина перестала цедить сок и поставила стакан на стол. Павел сглотнул, а Фаина покачала головой. Я непонимающе посмотрел на Яворского:— Что это значит, профессор? Что значит — «моим»?— Те побочные эффекты, которые вы описали, Денис, присущи только одному штамму бешенства: описанному в моей работе. Грубо говоря, он носит мою фамилию.Я не удержался и присвистнул. Была ли это невероятная удача? Возможно.— И дело не просто в том, что я описал этот вирус. Я ни разу в жизни не видел его даже в микроскоп. Я знал одного-единственного человека, больного им. Это было двадцать лет назад, и с тех пор, как я занимаюсь вирусологией, я ни разу с ним не сталкивался. Меня считали фантазером и называли астрономом от вирусологии, потому что я описал вирус, существующий только теоретически, на страницах моей монографии. И вот приходит человек, который говорит мне: а бывает ли так?..Надя принесла на подносе две чашки кофе и два куска торта, порезанных на блюдце. Торт был совершенно свежим, от него еще шел ароматный дымок, а вид был такой аппетитный… Я откусил кусочек и зажмурился от удовольствия. Это произведение кулинарного искусства напоминало пчелиные соты по вкусу и по содержанию, но со сливочным привкусом и такие нежные, что они таяли во рту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34