Харри повиновался. Большой болван взял их, как лунатик.
- А теперь, парень, дай их мне, - приказал я, и Коффи подчинился,
зазвенев и загремев цепями. Ему пришлось нагнуться при входе в камеру.
Я осмотрел его с головы до ног, чтобы удостовериться, что это факт, а
не оптический обман. Действительно: два метра три сантиметра. Вес был указан
сто двадцать семь килограммов, но я думаю, что это приблизительно, на самом
деле не меньше ста пятидесяти. В графе "шрамы и особые приметы" значилось
одно слово, напечатанное мелким убористым шрифтом машинки #"магь^сон" -
старым другом регистрационных карточек: "множество".
Я поднял глаза. Коффи слегка сдвинулся в сторону, и я мог видеть Харри,
стоящего с той стороны коридора перед камерой Делакруа - он был единственным
узни-ком блока "Г", когда появился Коффи. Делакруа - Дэл, маленький
лысоватый человек с озабоченным лицом бух-галтера, знающего, что его
растрата скоро обнаружится.
На плече у него сидела ручная мышь. В дверном проеме камеры, только что
ставшей пристанищем Джона Коффи, расположился Перси Уэтмор. Он достал свою
резиновую ду-бинку из самодельного чехла, в котором носил ее, и по-хлопывал
ею по ладони с видом человека, у которого есть игрушка и он ею
воспользуется. И вдруг я почувствовал, что мне хочется, чтобы он убрался
отсюда. Может, это из-за жары не по сезону, может, из-за "мочевой" инфекции,
распространяющейся у меня в паху так, что прикосновение фланелевого белья
становилось нестерпимым, а может, из-за сознания того, что из штата прислали
на казнь чернокожего полуидиота, а Перси явно хотел над ним сначала немного
поработать. Вероятно, все вместе. Во всяком случае на ми-нуточку я забыл о
его связях.
- Перси, - сказал я. - Сегодня переезжает лазарет.
- Билл Додж за это отвечает.
- Я знаю, - кивнул я. - Пойди помоги ему.
- Это не моя работа, - упорствовал Перси. - Вот эта туша - моя работа.
"Тушами" Перси в шутку называл крупных людей. Он не любил больших и
крупных. Перси не был худощавым, как Харри Тервиллиджер, но он был
маленького роста. Этакий петух-забияка, из тех, что всегда лезут в драку,
особенно когда перевес на их стороне. И очень гордился своими волосами.
Просто не отнимал рук от них.
- Тогда твое дело сделано, - сказал я. - Отправляйся в лазарет.
Он оттопырил нижнюю губу. Билл Додж и его ребята таскали коробки и
стопки простыней, даже кровати; весь лазарет переезжал в новое помещение в
западной части тюрьмы. Жаркая работа. Перси Уэтмор явно хотел увильнуть от
нее.
- У них достаточно людей, - заявил он.
- Тогда иди отсюда, это приказ, выполняй, - произ-нес я, повышая голос.
Я увидел, как Харри мне подми-гивает, но не прореагировал. Если губернатор
прикажет начальнику тюрьмы уволить меня за нарушение субор-динации, то кого
Хэл Мурс поставит вместо меня? Перси? Это несерьезно. - Мне абсолютно все
равно, чем ты, Пер-си, займешься, лишь бы хоть ненадолго убрался отсюда.
На секунду мне показалось, что он не уйдет, и тогда действительно будут
неприятности, особенно с этим Коф-фи, который стоял здесь все время, как
самые крупные в мире остановившиеся часы. Но потом Перси сунул свою дубинку
назад в самодельный чехол - дурацкая пижон-ская штука - и медленно пошел по
коридору. Я не по-мню, кто из охранников сидел на посту дежурного в тот
день, наверное, кто-то из временных, но Перси не по-нравилось, как этот
человек смотрит, и, проходя мимо, он прорычал: "Перестань скалиться, а не то
я сотру этот оскал с твоей мерзкой рожи". Потом зазвенели ключи, на
мгновение блеснул солнечный свет из дворика, и Пер-си Уэтмор ушел, хотя бы
на время. Мышка Делакруа бегала туда-сюда по плечам маленького французика,
ше-веля крошечными усиками.
- Спокойно, Мистер Джинглз, - сказал Делакруа, и мышка замерла на его
плече, словно поняла. - Просто посиди тихо и спокойно. - Делакруа говорил с
мягким акцентом французов из Луизианы, и слово "тихо" приобретало незнакомое
экзотическое звучание.
- Ложись лучше, Дэл, - бросил я резко. - Отдохни. Тебя это тоже не
касается.
Он повиновался. Делакруа изнасиловал девушку и убил ее, а потом бросил
тело девушки за ее домом, облил нефтью и поджег, надеясь таким образом
спрятать следы преступления. Огонь перекинулся на дом, охватил его, и
погибло еще шесть человек, среди них двое детей.
За ним числилось только это преступление, и теперь он был просто
кроткий человечек со встревоженным ли-цом, залысинами на лбу и длинными
волосами, спускающимися на ворот рубашки. Очень скоро он ненадолго сядет на
Олд Спарки и настанет его конец... но что-то, что толкнуло его на ужасный
поступок, уже ушло, и те-перь он лежал на койке, позволив своему маленькому
другу бегать по его рукам, то и дело попискивая. И это было хуже всего: Олд
Спарки никогда не сжигал того, что таилось внутри. Зло освобождалось,
набрасывалось на кого-то другого, и мы снова вынуждены убивать лишь
те-лесные оболочки, в которых уже и жизни-то нет.
Я снова обратился к гиганту:
- Если я разрешу Харри снять с тебя цепи, ты будешь себя хорошо вести?
Он кивнул. Так же, как и прежде, покачал головой: налево, направо. Его
странные глаза смотрели на меня. Они были спокойны, но это спокойствие
как-то не внушало доверия. Я поманил пальцем Харри, он вошел и отстегнул
цепи. Он уже не боялся, даже когда присел у стволоподобных ног Коффи, чтобы
отомкнуть оковы на лодыжках, и мне стало легче. Харри нервничал из-за Перси,
а я доверял его интуиции. Я доверял интуиции всех моих сегодняшних ребят с
блока "Г", кроме Перси.
У меня была заготовлена речь для новоприбывших, но я сомневался, стоит
ли ее произносить для Коффи, ка-завшегося таким ненормальным, и не только по
размерам.
Когда Харри опять отошел (Коффи в течение всей церемонии оставался
недвижим, как статуя), я посмотрел на своего нового подопечного, постукивая
по папке, и спросил:
- Парень, а ты умеешь говорить?
- Да, сэр, босс, я могу говорить, - отозвался тот. Его голос был
глубоким, довольно гулким и напомнил мне звук мотора нового трактора. Он
произносил слова без южного акцента, но в строе речи я потом уловил что-то
южное. Словно он приехал с юга, хотя не был его уро-женцем. Он не походил на
неграмотного, но и образо-ванным его нельзя было назвать. В манере говорить,
как и во многом другом, Коффи оставался загадкой. Больше всего меня
беспокоили его глаза - выражение спокойного отсутствия, словно он сам был
где-то далеко-далеко.
- Твое имя Джон Коффи?
- Да, сэр, босс, как напиток, только пишется по-другому.
- Ты умеешь писать, да? Читать и писать?
- Только свое имя, босс, - сказал он тихо. Я вздохнул, потом произнес
укороченный вариант заготовленной речи. Я уже понял, что с ним проблем не
возникнет. Я был и прав, и ошибался одновременно.
- Меня зовут Пол Эджкум, - произнес я. - Я - главный надзиратель блока
"Г". Если тебе что-то нужно, зови меня по имени. Если меня не окажется,
попроси вот этого парня - его зовут Харри Тервиллиджер. Или мистера
Стэнтона, или мистера Ховелла. Ты понял?
Коффи кивнул.
- Только не думай, что можно получить все, что хочешь. Тут мы решаем,
что необходимо, а что нет. Здесь не гостиница. Ясно?
Он опять кивнул.
- Здесь тихо, парень, не так как в других блоках. Здесь только ты и
Делакруа. Ты не будешь работать, в основном будешь сидеть. Хватит времени
все хорошенько обдумать. - Даже слишком много времени, но я не сказал этого.
- Иногда мы включаем радио, если все в порядке. Любишь слушать радио?
Он кивнул, но как-то неуверенно, словно не зная, что это такое. Позже я
узнал, что в некотором роде так оно и есть. Коффи узнавал вещи, с которыми
сталкивался прежде, но потом их забывал. Он знал персонажей из "Воскресенья
нашей девушки" ("Our #Gal Sunday"), но не мог вспомнить, что с ними
произошло в конце.
- Будешь хорошо себя вести - станешь вовремя есть, никогда не попадешь
в одиночку в дальнем коридоре и не наденешь этой холщовой робы с застежкой
на спине. У тебя будут двухчасовые прогулки во дворике с четырех до шести,
кроме субботы, когда все остальные наши обитатели играют в футбол. Посещения
по воскресеньям после обеда, если, конечно, есть кто-то, кто захочет тебя
навестить. Есть?
Он покачал головой.
- Никого, босс.
- Ну, может быть, твой адвокат.
- Я думаю, что больше его не увижу, - сказал он. - Мне его предоставили
на время. Я не думаю, что он найдет дорогу сюда.
Я пристально посмотрел на него, пытаясь понять, шутит ли он, но Коффи
говорил серьезно. Да я и не ожидал другого. Прошения не для таких, как Джон
Коффи, во всяком случае в то время. Им давали день в суде, а потом мир
забывал о них, пока в газете не появлялись строчки, что такой-то имярек
принял в полночь немного электричества. Но людей, у которых были жена, дети
или друзья и которые ожидали воскресенья, легче контролировать, если вообще
их надо было контролировать. В данном случае проблемы нет, и хорошо. Ведь
он, черт возьми, такой громадный.
Я немного поерзал на койке, а потом решил, что, возможно, если встать,
полегчает в нижней части живота, и я поднялся. Он почтительно отошел от меня
и сложил руки на груди.
- Легко тебе здесь будет, парень, или тяжело - все зависит от тебя. Я
тут для того, чтобы сказать: ты можешь облегчить жизнь и всем нам, потому
что все равно, конец один. Мы станем обращаться с тобой так, как ты
заслуживаешь. Вопросы есть?
- Вы оставляете свет после отбоя? - спросил он сразу, словно только
ждал случая.
Я уставился на него. Я слышал много странных вопросов от вновь
прибывших в блок "Г" - однажды меня спросили даже о размере груди у моей
жены, - но таких вопросов не задавали.
Коффи улыбался чуть смущенно, словно понимая, что мы сочтем это
глупостью, но не мог сдержаться.
- Мне иногда немного страшно в темноте, - объяснил он, - особенно в
незнакомом месте.
Я взглянул на него - на всю его огромную фигуру - и почувствовал
странную жалость. Да, они могли вызывать сочувствие, ведь мы их не видели с
худшей стороны, когда ужасы выскакивали из них, словно демоны в кузнице.
- Да, здесь довольно светло всю ночь, - сказал я. - Половина лампочек в
Миле горит с девяти вечера до пяти утра. - Потом до меня дошло, что Коффи не
имеет ни малейшего понятия о том, что я говорю: он не отличит Зеленую Милю
от тины в реке Миссисиппи, и поэтому показал: - Там, в коридоре.
Он кивнул с облегчением. Я не уверен, представлял ли он, что такое
коридор, но он мог видеть двухсотваттовые лампочки в сетчатых плафонах.
И тогда я сделал то, чего никогда не позволял себе с узниками. Я
протянул ему руку. Даже сейчас не знаю, почему я это сделал. Может, потому
что он спросил про лампочки. Харри Тервиллиджер просто остолбенел, честное
слово. Коффи взял мою руку с удивительной нежностью, и она исчезла в его
ладони. И на этом все было кончено. Еще одна бабочка в моей морилке. Мы
закончили.
Я вышел из камеры. Харри задвинул дверь и закрыл оба замка. Пару секунд
Коффи стоял неподвижно, словно не зная, что делать дальше, потом сел на
койку, уронил громадные руки между колен и опустил голову, как человек,
который скорбит или молится. Он что-то сказал своим странным, с южным
акцентом голосом. Я услышал это очень ясно, и хотя не много знал о том, что
он совершил - да многого знать и не надо, чтобы кормить и ухаживать за ним,
пока не придет срок заплатить за все, - меня до сих пор пробирает дрожь.
- Я ничего не мог поделать, босс, - произнес он. - Я пытался вернуть
все назад, но было слишком поздно.

3
- У тебя будут неприятности из-за Перси, - сказал Харри, когда мы
возвращались по коридору в мой кабинет. Дин Стэнтон, как бы третий в моей
команде, хотя у нас не было какой-то подчиненности внутри (Перси исправил бы
это положение в момент), сидел за моим столом и заполнял бумаги - до этой
работы у меня редко доходили руки. Он едва взглянул на нас, когда мы вошли,
просто протер стеклышки очков большими пальцами и снова уткнулся в бумаги.
- У меня были неприятности с этим стукачом с самого первого дня, -
ответил я, осторожно оттягивая, брюки от паха и подмигивая. - Ты слышал, что
он орал, пока вел этого верзилу вниз?
- Нет, - сказал Харри, - я сидел здесь, а отсюда плохо слышно.
- Я был в туалете и ясно слышал, - отозвался Дин. Он вытащил лист
бумаги, посмотрел на свет (я увидел кольцо от кофейной чашки на отпечатанном
тексте), потом бросил его в корзину. - "Мертвец идет". Наверное, вычитал это
в своих любимых журналах.
Наверное, так и было. Перси Уэтмор - заядлый любитель журналов
"Аргоси", "#С гэг" и "Мужские приключения". Почти в каждом номере печатался
тюремный рассказ, и Перси читал их с жадностью, будто ученый, ведущий
исследования. Он словно не знал, как вести себя, и пытался найти ответ в
этих журналах. Перси появился после казни Энтони Рея, убийцы с топором, и не
участвовал в казни, хотя и наблюдал за действием из аппаратной комнаты.
- Он знает, к кому обратиться, - сказал Харри, - у него есть связи.
Тебе придется отвечать за то, что отправил его с блока, и за то, что хотел
заставить сделать какую-то реальную работу.
- Не думаю. - Я и вправду не думал... но надеялся. Били Додж не из тех,
кто станет терпеть, когда человек ничего не делает, а только смотрит. - Мне
сейчас интереснее этот большой парень. Будут у нас с ним неприятности или
нет?
Харри покачал в ответ головой.
- Он был кроткий, как ягненок на суде в Трапингус Каунти, - подал голос
Дин. Он снял свои очки без оправы и стал тереть о жилетку. - Конечно, они
навесили на него цепей больше, чем Скрудж видел на призраке Марли, но он мог
бы их стряхнуть к чертовой матери, если бы захотел.
1 2 3 4 5 6 7 8