КИHГ СТИВЕH
СПОСОБHЫЙ УЧЕНИК
То, что Тодд до сих пор видел на картинках, впервые
приобрело вполне зримые очертания, это уже была не
какая-нибудь сценка в фильме ужасов, но самая что ни на
есть будничная реальность - ошеломительная, непостижимая,
зловещая.
Он крутил педали своего велосипеда с изогнутым рулем, держась середи-
ны пригородной улочки, - американский подросток с рекламной картинки, а
почему бы и нет: Тодд Боуден, тринадцать лет, нормальный рост, здоровый
вес, волосы цвета спелой пшеницы, голубые глаза, ровные белые зубы, за-
горелое лицо, не испорченное даже намеком на возрастные прыщики.
При желании можно было завернуть домой, но он крутил педали, не сво-
рачивая, он пролетел через частокол света и тени и улыбался, как можно
улыбаться только летом, когда у тебя каникулы. Такой подросток мог бы
развозить газеты, что, кстати, он и делал - доставлял подписчикам "Клэ-
рион",выходившую в Санто-Донато. А еще такой подросток мог бы продавать,
за небольшое вознаграждение, поздравительные открытки, что, кстати, он
тоже недавно делал. На открытках впечатывали фамилию заказчика - ДЖЕК И
МЭРИ БЕРК, или ДОН И САЛЛИ, или МЕРЧИСОНЫ. Такой паренек мог бы насвис-
тывать во время работы, и, надо сказать, Тодд частенько насвистывал.
Причем довольно приятно. Его отец, инженер-строитель, зарабатывал сорок
тысяч в год. Его мать окончила колледж по специальности "французский
язык" и познакомилась с будущим мужем при обстоятельствах, когда тому
позарез нужен был репетитор. В свободное время она печатала на машинке.
Все годовые аттестаты Тодда она хранила в специальной папке. С особым
трепетом она относилась к аттестату за четвертый класс, на котором мис-
сис Апшоу написала: "Тодд на редкость способный ученик". А разве нет?
Всю дорогу одни пятерки и четверки. Он мог еще прибавить - учиться, ска-
жем, только на пятерки, - но тогда кое-кто из его друзей мог бы поду-
мать, что он "немножечко того".
Он затормозил у дома номер 963 по Клермонт-стрит. Неприметный домик
прятался в глубине участка. Белые стены, зелененькие ставни и такого же
цвета отделка. Перед фасадом живая изгородь, хорошо политая и подстри-
женная.
Тодд откинул со лба прядь волос и вручную покатил велосипед по це-
ментной дорожке, что вела к крыльцу. Улыбка не сходила с его лица - отк-
рытая и обворожительная, она как бы предвосхищала приятную встречу. Нос-
ком кеда он опустил велосипедный упор и вытащил из-под багажника сложен-
ную газету. Это была не "Клэрион"; это была "Лос-Анджелес тайме". Он су-
нул газету под мышку и взошел по ступенькам. Справа звонок, под ним две
аккуратно привинченные дощечки, закрытые от дождя пластмассовыми наклад-
ками. Немецкая предусмотрительность, подумал Тодд и еще шире улыбнулся.
Такое могло прийти в голову только взрослому, и Тодд мысленно похвалил
себя. Не в первый раз.
На верхней дощечке: АРТУР ДЕНКЕР.
На нижней: ПОЖЕРТВОВАНИЙ НЕ ПРОСИТЬ, ТОВАРЫ НЕ ПРЕДЛАГАТЬ.
Тодд, улыбаясь, нажал на кнопку.
Звонок, едва слышный, отозвался в недрах дома. Тодд приложил ухо к
двери - тишина. Он взглянул на свой "Таймекс" (часы, в числе прочего,
ему вручили за распространение поздравительных открыток) - двенадцать
минут одиннадцатого. Пора бы и встать. Сам Тодд вставал не позднее поло-
вины восьмого, даже в каникулы. Кто рано встает, того удача ждет.
Он подождал полминуты и, не дождавшись шагов, налег на звонок. Через
семьдесят одну секунду, по часам, послышались шаркающие шаги. Домашние
тапочки, определил он по звуку. Тодд постоянно прибегал к дедуктивному
методу. Он мечтал, когда вырастет, стать частным детективом.
- Да слышу, слышу! - донесся сварливый голос человека, выдававшего
себя за Артура Денкера. - Сейчас! Хватит трезвонить! Сейчас, говорю!
Тодд отпустил кнопку звонка.
Лязгнула цепочка, потом запор. Наконец дверь открылась. На пороге
стоял старик в заношенном халате с лопоухо загнувшимся воротом и лацка-
ном, выпачканным соусом не то "чили", не то кетчупом. Между пальцев тле-
ла сигарета. Тодд подумал, что старик похож на Альберта Эйнштейна и, од-
новременно, на киноактера Бориса Карлоффа. Длинные седые волосы, отда-
вавшие в желтизну, которая вызывала ассоциацию, увы, не со слоновой
костью, а с никотином. Лицо морщинистое, помятое после сна. Не без неп-
риязни Тодд про себя отметил, что у старика двухдневная щетина. "Выбри-
тое лицо - это солнышко в пасмурный день", - любил говорить отец, брив-
шийся и в будни, и по выходным.
На Тодда настороженно смотрели глубоко запавшие, с красными прожилка-
ми глаза. И опять секундное разочарование: этот тип в самом деле похож
на Альберта Эйнштейна и на Бориса Карлоффа, но еще больше - на старого
замызганного пьяницу вроде тех, что околачиваются на станции.
- Мальчик, - произнес он, - мне ничего не нужно. Прочитай, что там
написано. Ты умеешь читать? Хотя, что я спрашиваю, все американские
мальчики умеют читать. Так что постарайся впредь меня не беспокоить.
Будь здоров.
Он начал закрывать дверь.
- Вы забыли свою газету, мистер Дюссандер, - сказал Тодд, предупреди-
тельно протягивая "Таймс".
Дверь остановилась на полдороге. В глазах Курта Дюссандера про-
мелькнула какая-то настороженность, озабоченность и тут же исчезла. Воз-
можно, там был замешан и страх. Молодчина, здорово он овладел собой, и
все же Тодд в третий раз испытал разочарование. Он не ждал от Дюссандера
хорошей реакции... он ждал от Дюссандера БЛЕСТЯЩЕЙ реакции.
"Слабак, - презрительно подумал Тодд. - Ну и слабак".
Паукообразная рука просунулась в щель и ухватилась за другой конец
газеты.
- Давай ее сюда.
- Да, мистер Дюссандер. - Тодд выпустил свой конец. Паук втянул лапку
внутрь.
- Моя фамилия Денкер, - сказал старик, - а не какой-то там Дю-зандер.
Оказывается, ты не умеешь читать. Очень жаль. Будь здоров.
И снова дверь начала закрываться. Тодд одним духом выпалил в сужающу-
юся щель:
- Берген-Бельзен, с января по июнь сорок третьего. Аушвиц, с июня со-
рок третьего по июнь сорок четвертого, Unterkommandant*. Патэн...
Дверь приостановилась. Мешки под глазами на землисто-сером лице каза-
лись складками на съежившемся воздушном шаре, висящем в просвете. Тодд
улыбался.
- Из Патана вы бежали перед приходом русских. Добрались до Буэнос-Ай-
реса. Говорят, там вы разбогатели, вкладывая вывезенное из Германии зо-
лото в торговлю наркотиками. Неважно. С пятидесятого по пятьдесят второй
вы жили в Мехико. А потом...
- Мальчик, у тебя не все дома. - Скрюченный артритом палец описал
несколько кругов у виска. Но при этом слишком уж явно задрожали губы.
- Что было с пятьдесят второго по пятьдесят восьмой - не знаю, - про-
должал Тодд с еще более лучезарной улыбкой. - Никто, я думаю, не знает,
во всяком случае, ни слова не просочилось. Но перед тем как власть на
Кубе захватил Кастро, вас обнаружили в Гаване, вы работали консьержем в
большом отеле. Вас потеряли из виду, когда повстанцы вошли в город. В
шестьдесят пятом вы вынырнули в Западном Берлине. И там вас чуть не взя-
ли за жабры. - Последнее слово у него прозвучало особенно сочно. При
этом пальцы сжались в кулаки. Взгляд Дюссандера невольно упал на его ру-
ки, подвижные, сноровистые, руки американского мальчишки, созданные,
чтобы мастерить гоночные лодки из мыльниц и модели кораблей. Тодд отдал
дань тому и другому. Всего год назад они с отцом построили модель "Тита-
ника". На это у них ушло четыре месяца, модель и по сей день стоит в от-
цовском кабинете.
- Я не знаю, о чем ты, - сказал Дюссандер. Без вставной челюсти вмес-
то слов во рту у него получалась каша, и это не нравилось Тодду. Выходи-
ло как-то... неубедительно, что ли. Полковник Клинк в фильме "Молодчики
Хогана" и тот больше походил на нациста, чем Дюссандер. Но в свое время
этот тип выглядел, конечно, будь спок. В статье, напечатанной в журнале
"Менз экшн", автор назвал его "Упырь из Патэна". - Убирайся-ка ты лучше
подобру-поздорову. Пока я не позвонил в полицию.
- А что, и позвоните, мистер Дюссандер. ГЕРР Дюссандер, если вам так
больше нравится. - Улыбка не сходила с его губ, обнажая великолепные зу-
бы, по которым три раза в день проходилась зубная щетка и паста с бога-
тым содержанием фтора. - После шестьдесят пятого вас уже никто не ви-
дел... только я, когда два месяца назад узнал вас в городском автобусе.
- Да ты помешанный.
- Так что если хотите позвонить в полицию, - продолжал с улыбкой
Тодд, - валяйте. Я подожду на крыльце. Но если вам не к спеху, то почему
бы мне не войти? Посидим, поговорим.
Несмотря ни на что, в голове Тодда шевелился червячок сомнения. А
вдруг ошибка? Это тебе не упражнение в учебнике. Это настоящее. Вот по-
чему он почувствовал огромную радость (ЛЕГКУЮ радость, как он уточнит
для себя позднее), когда Дюссандер сказал:
- Ты, конечно, можешь зайти на минутку. Просто я не хочу, чтобы у те-
бя были неприятности, понятно?
- Еще бы, мистер Дюссандер, - сказал Тодд, переступая порог. Дюссан-
дер закрыл за ним дверь, словно отрезав утро.
В доме пахло затхлостью и спиртным. Такие запахи иногда держались по
утрам и у них дома, после вечеринки накануне, пока мама не открывала
настежь окна. Правда, тут было похуже. Тут запахи въелись и все собой
пропитали. Запахи алкоголя, подгоревшего масла, пота, старой одежды и
еще лекарств - ментола и, кажется, валерьянки. В прихожей темнотища, и
рядом этот Дюссандер - втянул голову в ворот, этакий гриф-стервятник,
ждущий, когда раненое животное испустит дух. Сейчас, невзирая на двухд-
невную щетину и обвислую дряблую кожу, Тодд явственно увидел перед собой
офицера в черной эсэсовской форме; на улице, при дневном свете, вообра-
жение не бывало столь услужливым. Страх, точно ланцет, полоснул Тодда по
животу. ЛЕГКИЙ страх, поправится он позднее.
- Имейте в виду, если со мной что-нибудь случится...
Дюссандер презрительно отмахнулся и прошаркал мимо него в своих шле-
панцах, как бы приглашая за собой в гостиную. Тодд почувствовал, как
кровь прихлынула к щекам. Улыбка увяла. Он последовал за стариком.
И вот еще одно разочарование, которого, впрочем, следовало ожидать.
Ни тебе писанного маслом портрета Гитлера с упавшей челкой и неотступным
взглядом. Ни тебе боевых медалей под стеклом, ни почетного меча на сте-
не, ни "люгера" или "Вальтера" ни камине (и самого-то камина, сказать по
правде, не было). Все правильно, что он, псих, что ли, выставлять такие
вещи на обозрение. Тодд не мог внутренне согласиться с этим резоном, и
все же трудно было вот так сразу выкинуть из головы то, чем тебя пичкали
в кино и по телевизору. Он стоял в гостиной одинокого старика, живущего
на худосочную пенсию. Допотопный "ящик" с комнатной антенной - концы ме-
таллических рожек обмотаны фольгой для лучшего приема. На полу облысев-
ший серый коврик. На стене, вместо портрета Гитлера, свидетельство о
гражданстве, в рамке, и фотография женщины в чудной шляпке.
- Моя жена, - с чувством произнес Дюссандер. - Она умерла в пятьдесят
пятом... легкие. Не знаю, как я пережил это.
К Тодду вернулась его улыбка. Он пересек комнату якобы затем, чтобы
получше рассмотреть женщину на фотографии, а сам пощупал пальцами абажур
настольной лампы.
- Перестань! - рявкнул на него Дюссандер. Тодд даже слегка отпрянул.
- Отлично, - сказал он с искренним восхищением. - Сразу чувствуется
начальник. А кстати, это Ильза Кох придумала делать абажуры из челове-
ческой кожи?
- Я не знаю, о чем ты, - сказал Дюссандер. На "ящике" лежала пачка
"Кулз", без фильтра. Он протянул пачку.
- Хочешь? - Его лицо исказила жутковатая ухмылка.
- Нет. Это может кончиться раком легких. Мой папа раньше курил, а по-
том бросил. Даже вступил в общество некурящих.
- Ну-ну. - Дюссандер как ни в чем не бывало извлек спичку из кармана
халата и чиркнул ею о пластиковую поверхность "ящика". Затянувшись, он
сказал:
- Лично я не вижу причин, почему бы мне сейчас же не позвонить в по-
лицию и не рассказать, какую чудовищную напраслину тут на меня возводят.
А ты видишь? Только отвечай быстро, мальчик. Телефон в прихожей. Предс-
тавляю, как тебя выпорет отец. Неделю будешь подкладывать под себя поду-
шечку.
- Мои родители всегда были против порки. Телесные наказания не решают
проблемы, а только усугубляют ее. - Внезапно глаза Тодда заблестели. - А
вы их пороли? Женщин? Раздевали их догола и...
Дюссандер издал какой-то сдавленный звук и направился в прихожую.
- Я бы не советовал, - произнес Тодд ледяным голосом.
Дюссандер повернулся. Он заговорил четко и размеренно. Если что и
смазывало эффект, так это отсутствие вставной челюсти.
- Еще раз, последний, повторяю: меня зовут Артур Денкер. Артуром,
кстати, отец меня назвал в честь Конан-Дойля, чьи рассказы приводили его
в восхищение. Я никогда не был Дюзандером, или Гиммлером, или Дедом Мо-
розом. В войну я был лейтенантом запаса. Я никогда не принадлежал к на-
цистской партии. Мое участие в боевых действиях ограничилось тремя неде-
лями боев в Берлине. Не скрою, в конце тридцатых, еще в первом браке, я
симпатизировал Гитлеру. Он покончил с депрессией и в каком-то смысле
восстановил нашу национальную гордость, которую мы потеряли в результате
унизительного и бесчестного Версальского мира. Тогда, в тридцатых, он
казался мне великим человеком. Он и был по-своему великим. Но под конец
он безусловно свихнулся - посылать в бой несуществующие армии по указке
звездочета! Отравить Блонди, свою любимую собаку! Поступки безумца. Они
все обезумели - заставляли собственных детей глотать капсулы с ядом и
при этом распевали "Хорст Вессель". Второго мая сорок пятого года мой
полк сдался американцам.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2