Сейчас Смотритель был совершенно ничем
непримечателен, хотя раньше получил образование и путешествовал как
странствующий музыкант. Он и не рассказывал ничего особенно интересного.
Однако, гуляя вокруг игровой площадки Страны Чудес, Джек встретился
взглядом с его тусклыми глазами, - и почувствовал, что оцепенение оставило
его. Это было подобно тому, как если бы некая волшебная сила перешла от
старика к Джеку. Лестер улыбнулся ему и сказал: "Ну, кажется, у меня
появилась компания. Пришел маленький странник".
Джек стал свободен. Если еще мгновение назад он представлялся себе
спеленутым коконом, то сейчас почувствовал освобождение. Казалось, над
стариком зажегся серебристый нимб, еле заметный ореол света, который тут
же исчез, как только Джек моргнул. Мальчик увидел, что человек держит в
руках руль тяжелой мусороуборочной машины.
- С тобой все в порядке, сынок? - человек легонько дотронулся до его
спины. - Мир все еще очень плох, или же становится немного лучше?
- Лучше, - прошептал Джек.
- Тогда ты движешься в нужном направлении. Как тебя зовут?
"Маленький странник", - сказал он в тот первый день. -
"Джек-Странник". - Он выпрямился и подбоченился, как девушка на танцах. -
"Человек, которого ты видишь, - Лестер, Смотритель Территорий, тоже
странник, сынок, да, да - о, да. Лестер знает все дороги, даже дорогу
назад, в старину. У меня был оркестр, Джек-странник, и мы играли блюзы.
Блюзы на гитарах. Мы даже записали несколько пластинок, но я не обижусь,
если ты ничего обо мне не слышал".
Он говорил в своеобразном ритме, каждая фраза его пела; и хотя он
держал не гитару, а руль мусороуборочной машины, - он все еще был
музыкантом. Через пять секунд общения с ним Джек был уверен, что его отец,
любивший джаз, составил бы этому человеку отличную компанию.
Джек околачивался возле Лестера три или четыре дня, наблюдая за его
работой и помогая, если это требовалось. Ему позволялось забивать гвозди,
поправлять ограду; эти простые задания, выполненные с помощью советов
Смотрителя, делали его совершенно счастливым. Мальчик вспоминал первые дни
после приезда в Аркадия-Бич, как кошмар, от которого его спас новый друг.
Смотритель был другом, - что да, то да, - хотя эта дружба имела налет
таинственности. Через несколько дней после их знакомства (или с тех пор,
как он был потрясен, встретившись взглядом со светлыми глазами старика),
этот человек стал ему ближе, чем любой из друзей, исключая разве что
Ричарда Слоута, которого Джек знал практически с пеленок. И сейчас, ощущая
тепло, излучаемое его новым другом, он чувствовал, что и боль от потери
дяди Томми, и страх, что мать может внезапно умереть, отступают на задний
план.
Но сегодня Джеку вдруг стало неуютно - он опять почувствовал себя
у_п_р_а_в_л_я_е_м_ы_м_ существом, объектом чьих-то экспериментов: как
будто неведомая сила забросила его с матерью на этот пустынный берег.
ОНИ хотят, чтобы он был здесь. Кто - ОНИ?
Или он сходит с ума? Внутренним зрением Джек увидел сумасшедшего
старика, шепчущего что-то и разбрасывающего по тротуару чистые кредитные
карточки.
В небе парила чайка. Джек дал себе слово, что поговорит со
Смотрителем о своих ощущениях. Джек был уверен, что тот не высмеет его.
Они уже стали друзьями, и Джек понимал, что может рассказать старому
сторожу почти все.
Но он еще не был готов. Это напоминало безумие, и он сам еще не во
всем разобрался. Джек, пересиливая себя, повернулся спиной к Стране Чудес
и побрел по берегу к гостинице.

2. ВОРОНКА ОТКРЫВАЕТСЯ
Джек Сойер не поумнел и на следующий день. Прошлой ночью ему
приснился самый странный сон в его жизни. В этом сне кошмарное создание -
полуразложившийся, кривой на один глаз карликовый монстр пришел за его
матерью. "Твоя мамочка почти мертва, Джек, хочешь помолиться за упокой ее
души?" - проквакало существо, и Джек знал - такое знание приходит только
во сне, - что монстр радиоактивен, его прикосновение смертельно. Проснулся
мальчик в холодном поту от собственного крика. Шум прибоя помог ему прийти
в себя, но он еще долго не мог уснуть.
Джек собирался рассказать этот сон матери; но Лили пребывала в дурном
неразговорчивом настроении, прячась за клубами сигаретного дыма. Только
после того, как мальчик по ее просьбе принес ей кофе, Лили слегка
улыбнулась ему.
- А не поужинать ли нам вместе?
- Даже так?
- Даже так. Но только не полуфабрикаты. Я удрала из Лос-Анджелеса в
Нью-Хэмпшир не для того, чтобы отравиться сосисками.
- Давай сходим в одно из кафе на Хэмптон-Бич, - предложил Джек.
- Договорились. Теперь иди играть.
"Иди играть", - с необычной для себя злостью подумал Джек. - "Ты так
спокойно меня прогоняешь, мамочка! Иди играть! С кем? Мама, почему ты
здесь? Почему мы здесь? Ты очень больна? Почему не хочешь говорить со мной
о дяде Томми? Что случилось с дядей Морганом? Что?!"
Вопросы, вопросы... Нет ничего хуже вопросов, на которые никто не
может ответить.
К_р_о_м_е _С_м_о_т_р_и_т_е_л_я_.
Вот смешно: ну как может один чернокожий старикан, которого Джек
только что встретил, разрешить все его проблемы?
Он брел по мрачному пустынному берегу и думал о Смотрителе
Территорий.

"Это как конец света, верно?" - снова вспомнил Джек.
Морские чайки парили над волнами. По календарю было еще лето, но в
Аркадия-Бич оно заканчивалось в День Труда. Тишина была тяжелой, как и
воздух.
Джек взглянул на свои тапочки и увидел на них пятна мазута. "Грязный
пляж, - подумал он. - Всюду грязь". Он не знал, где измазался, и чуть
отодвинулся от кромки воды.
Плакали в небе птицы. Одна из них вскрикнула особенно громко, и сразу
после этого Джек услыхал квакающий, почти металлический звук. Он
остановился и увидел, что звук издает незакрепленная лестница, ведущая на
смотровую площадку на скале. Наконец крепления оторвались и лестница
рухнула на ровный, утрамбованный песок, расколов надвое ничего не
подозревавшего гигантского морского моллюска. Джек увидел его
внутренности, - гору сырого мяса, бьющуюся в судорогах... или же это была
игра воображения?
"Не хочу этого видеть".
Но до того, как он смог отвернуться, желтый, цепкий клюв чайки
схватил мясо и поглотил его. У Джека засосало под ложечкой. Мысленно он
услышал, как рвется живая плоть, подобно вскрику от боли.
Он вновь попытался отвернуться от вздымаемых порывами ветра волн - и
не смог. Чайка подавилась и выплюнула остатки грязно-розового мяса, затем
вновь заглотнула его, и через секунду под пристальным взглядом ее черных
глаз Джек постиг ужасную правду: умирают отцы, умирают матери, умирают
дяди, даже если они окончили Йельский университет и в своих
трехсотдолларовых костюмах выглядели такими же непоколебимыми, как стены
банка. Возможно, дети тоже умирают... и в этом, наверное, ужасная правда
жизни.
- Эй, - произнес Джек, не замечая, что произносит вслух свои мысли. -
Эй, дайте мне передохнуть!..
Чайка застыла на мгновение, буравя его глазами, но тут же возобновила
свои ужасные игры с останками моллюска. "Что-нибудь хочешь, Джек? Судороги
еще не прекратились! Боже мой, невозможно поверить, что это смерть!"
Мощный желтый клюв вновь и вновь заглатывал и выплевывал кусок мяса.
Кыш-ш-ш-ш - огрызнулась птица и взмыла в серое сентябрьское небо.
Мальчику вновь показалось, что она смотрит на него, как оглядывают
комнату, только войдя в нее - без всякой цели. А глаза... он знал эти
глаза.
Внезапно ему захотелось увидеть глаза матери - ее темно-синие глаза.
Он не помнил, когда еще с таким нетерпением хотел увидеть ее - с тех пор,
как был очень маленьким. Баю-бай, запело у него в голове голосом матери, и
этим "_ч_т_о_-_т_о_" _б_ы_л _г_о_л_о_с _в_е_т_р_а_. "Баю-бай, засыпай.
Баю-баюшки-баю, не ложися на краю. Твой папаша бросил нас, он уехал
слушать джаз!" Чертов джаз! Укачивая Джека, мать курила одну сигарету за
другой, не отрывая глаз от сценария - голубые страницы, он помнил это ее
выражение: голубые страницы.
"Баю-бай, Джекки, все кругом спят! Я люблю тебя, Джекки. Ш-ш-ис...
спи. Баюшки-баю".
На него смотрела чайка.
Внезапно Джека охватил ужас, сдавив горло железным обручем: он
увидел, что _ч_а_й_к_а _д_е_й_с_т_в_и_т_е_л_ь_н_о _с_м_о_т_р_и_т _н_а
н_е_г_о_. Эти черные глаза (_ч_ь_и _о_н_и_?_) _р_а_с_с_м_а_т_р_и_в_а_л_и
его. И он знал этот взгляд.
Кусок сырого мяса все еще торчал из клюва, но чайка тут же
окончательно проглотила его.
Джек повернулся и побежал, запрокинув голову и глотая горячие соленые
слезы. Тапочки увязали в песке, и его единственным желанием было убежать
как можно дальше от пристального взгляда, весь день преследующего его.
Двенадцатилетний одинокий Джек Сойер мчался к гостинице, забыв о
Смотрителе, слезы и ветер заглушали его крик, а он все пытался кричать:
нет, нет, нет!

Джек остановился на пригорке и перевел дыхание. Разгоряченный и
потный, он присел на скамейку, предназначенную для пришедших сюда
стариков, и убрал волосы со лба. "Возьми себя в руки. Капитан не должен
покидать свой корабль".
Мальчик улыбнулся и действительно почувствовал себя лучше. Отсюда, с
пятидесятифутовой высоты, все выглядело иначе. Возможно, виноват был
барометр, показывающий перепад давления или еще что-либо в этом роде. То,
что случилось с дядей Томми, - ужасно, но с этим можно смириться. Так
говорила и мама. Дядя Морган в этот раз появился со своим известием
несколько поздно, но вообще-то дядя Морган _в_с_е_г_д_а_ приносит вред.
А мама... Она, конечно, самое главное!
С ней ничего не должно случиться, - думал Джек, сидя на скамейке и
вытряхивая из тапочек песок. С ней не должно ничего произойти, хотя,
конечно, это _в_о_з_м_о_ж_н_о_. Прежде всего, никто не возьмется
утверждать, что она больна раком. Верно? Конечно. Если бы она была больна,
то не взяла бы его сюда. Скорей всего, они поехали бы в Швейцарию, где она
принимала бы лечебные ванны или что-нибудь в этом роде. Именно так она и
поступила бы. Так, может быть...
Низкий, безлико-шепчущий звук проник в его сознание. Он осмотрелся и
глаза его полезли на лоб. Песок возле его левого тапочка начал шевелиться.
Маленькие белые песчинки завертелись, образуя круг диаметром с палец. В
центре этого круга песок внезапно опустился, образовав ямку шириной около
двух дюймов. Края ямки находились в непрестанном движении - по кругу, по
кругу, так что зарябило в глазах.
"Так не бывает, - внушал себе Джек, а сердце, казалось, сейчас
выскочит из его груди. Участилось дыхание. - Так не бывает, это мираж, или
краб, или..."
Но ни краб, ни мираж тут ни при чем - это было ясно, как Божий день.
Песок закрутился еще быстрее, звук усилился, наводя Джека на мысль о
статическом электричестве, опыты с которым он проводил прошлым летом.
Однако больше всего звук напоминал долгий и тягостный вздох, последний
вздох умирающего.
Все больше песка приходило в движение. Затем возникла воронка,
напоминающая туннель в Ад. Она то появлялась, то исчезала, появлялась,
исчезала - и опять появлялась. Чем шире становилась воронка, тем
отчетливее по ее краям проступали буквы: С, потом СО, потом СОЧНЫЕ ФРУКТЫ,
прочитал он.
Песок завертелся быстрее, еще быстрее, с невероятной скоростью.
"А-а-а-а-а-х-х-х-х-х-х-х", - усилился. Джек завороженно смотрел на него;
мальчика сковал страх. Песок раскрывался, как большой темный глаз: это был
глаз чайки, уронившей добычу и теперь выискивающей ее.
"А-а-а-а-а-х-х-х-х-х-х", - шептал песок умирающим голосом. Это был не плод
воображения, как очень хотелось бы Джеку; голос существовал на самом деле.
"Его вставная челюсть выпала, Джек, когда ДИКОЕ ДИТЯ сбило его, она
выпала, - хлоп - и все. Йельский университет или нет, но когда ДИКОЕ ДИТЯ
собьет тебя и выбьет твою вставную челюсть - тебе конец. И твоей матери -
тоже конец".
Джек вновь побежал не оглядываясь. Он откидывал волосы со лба, и в
широко распахнутых глазах пульсировал страх.

Джек быстро проскочил веранду гостиницы. Здесь обстановка явно не
располагала к беготне. В холле было тихо, как в библиотеке; серый свет
струился сквозь высокие окна, освещая потертые ковры. Джек прошел мимо
конторки и столкнулся с внимательным взглядом дневного клерка. Клерк не
сказал ни слова, однако уголки его рта дрогнули в молчаливом неодобрении.
Этому мальчишке еще бы вздумалось бегать в церкви! Огромным усилием воли
Джек заставил себя спокойно подойти к лифту. Он нажал кнопку, спиной
ощущая, как клерк буравит его взглядом. "Этот человек улыбнулся только раз
за все время - когда узнал мою мать", - промелькнуло в сознании Джека. Да
и та улыбка была лишь данью вежливости.
- Я думаю, каким нужно быть старым, чтобы помнить Лили Кэвэней, -
сказала мать Джеку, когда они остались в номере одни. Еще не так давно ее
узнавали все - ведь за двадцать лет она снялась в пятидесяти картинах. Ее
называли "Королевой кинематографа", сама же она шутила - "милашка из
мотеля". Шоферы такси, горничные, официанты - все они мечтали получить ее
автограф! Сейчас все это ушло в прошлое.
Джек переминался с ноги на ногу, ожидая лифта, а в ушах у него звенел
голос, доносящийся из воронки в песке. На мгновение он увидел Томаса
Вудбайна, милого важного дядю Томми Вудбайна, одного из своих опекунов -
нерушимого, как каменная стена, и все-таки погибшего на бульваре Ла
Синега, чья вставная челюсть валялась в двадцати футах от тела. Он вновь
нажал кнопку.
С_к_о_р_е_е _ж_е_!
Потом ему померещилось кое-что похуже: его мать, поддерживаемая двумя
невозмутимыми мужчинами под руки, садилась в ожидавшую ее машину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9