sad369
«Не на жизнь, а на смерть»: Иностранка; М.; 2002
ISBN 5-94145-091-5
Аннотация
Скотленд-Ярд оказывается бессилен найти жестокого маньяка, совершающего с чудовищной методичностью убийство за убийством. В Лондон в качестве «эксперта» по серийным преступлениям вызывается эдинбургский сыщик инспектор Ребус. Преодолевая неприязнь английских коллег и нащупывая слабые места так называемого Оборотня, инспектор шаг за шагом приближается к раскрытию кровавой тайны.
Иэн Рэнкин
Не на жизнь, а на смерть
Стая голодных волков мерещится нам за спиной,
А наш настоящий враг носит овечью шкуру.
Малькольм Лаури. «Под вулканом»

Пролог
Она везет домой нож.
Она по собственному опыту знает, что этот момент – самый сокровенный.
Ее рука сжимает прохладную ручку ножа и вонзает его в горло по самую рукоять, пока рука не наталкивается на тело. Плоть ощущает плоть. Сначала жакет или шерстяной свитер, потом – хлопчатобумажная рубашка или майка, потом плоть. Нож раздирает тело, извиваясь, словно пойманный зверь. Ее рука и рукоятка ножа залиты кровью. (Другая рука закрывает рот, подавляя крики.)
И все-таки она чувствует голод. Это неправильно, непонятно, но это так. Она снимает кое-что из одежды; фактически снимает почти все, даже больше, чем необходимо. А затем она делает то, что должна сделать. Нож поворачивается в теле.
Она зажмуривается. Эта часть ей совсем не нравится; не нравилась ни тогда, ни сейчас. Но особенно тогда .
Наконец она впивается зубами в молочно-белый живот и сжимает челюсти, чтобы затем прошептать, как обычно, те же самые слова:
– Это просто игра.
Вечер. Воскресенье. В квартире Джорджа Флайта раздается телефонный звонок. А ведь воскресенье – это день благословенного отдыха: говядина с йоркширским пудингом, телевизор, кипа газет, сползающих с колен… Однако весь этот день Джорджа не покидало странное предчувствие. Даже в пивной, во время ланча, он не смог расслабиться – его глодали изнутри червячки беспокойства, крошечные слепые белые черви, вечно голодные, которых ничем не удавалось насытить. Знакомое ощущение, оно не в первый раз его преследует.
А потом ему достался третий приз в лотерее, которая разыгрывалась в пабе, – небольшое апельсиновое деревце в горшке и белый плюшевый медведь. Даже чертовы слепые черви – и те хохотали над ним, и тогда он окончательно уверился, что день добром не кончится.
А сейчас телефон звонит так настойчиво, словно дело идет о жизни и смерти. Словно плохие новости не могут подождать до завтра, пока не начнется его смена. Несомненно, он догадывался о том, что случилось. Ведь последнее время он только об этом и думал. Ему так не хотелось брать трубку. Но все же пришлось.
– Флайт слушает.
– Еще одна, сэр. Еще одна жертва. Опять Оборотень.
Флайт уставился на безмолвствующий экран. Передавали фрагменты вчерашнего матча чемпионата по регби. Здоровенные парни гонялись за нелепым мячом с таким видом, будто от этого зависела их жизнь. В конце концов, это просто дурацкая игра. Он усадил у телевизора свой идиотский приз, плюшевого медведя. И на кой черт он ему сдался?
– Ладно, – проговорил он, – где?
– …В конце концов, это просто игра.
Ребус усмехнулся и едва заметно кивнул англичанину, сидящему напротив него за столиком. Потом уставился в окно, будто бы не в силах оторваться от зрелища проносящихся мимо во тьме огней. Судя по тому, как привычно англичанин произнес эти слова, ему далеко не впервые в жизни приходится прибегать к подобному нехитрому утешению. Все дорогу от Эдинбурга англичанин был угрюмо молчалив, однако это не мешало ему то и дело вытягивать ноги, упираясь коленями в колени Ребуса и посягая таким образом на и без того тесное пространство под столиком. А пространство самого столика постепенно загромождалось банками из-под пива, неуклонно подползавшими к аккуратной стопочке газет и журналов, которые Ребус взял с собой в дорогу.
– Ваши билеты! – заорал контролер с другого конца вагона.
Обреченно вздохнув, Ребус полез за билетом – уже в третий раз с тех пор, как они сели в поезд. Хотелось бы знать, где удастся обнаружить проклятую бумажку? В Берике, например, Ребус был уверен, что билет находится в кармане рубашки, а он оказался в верхнем кармане пиджака. Потом в Дареме он искал его в пиджаке, в то время как тот таился под одним из журналов на столике. А теперь, десять минут спустя после остановки в Питерборо, билет каким-то загадочным образом перебрался в задний карман брюк. Ребус достал его и стал дожидаться контролера, как и положено законопослушному пассажиру.
Билет англичанина лежал там же, где и всегда, – под одной из пивных банок. Ребус кинул взгляд на заднюю страницу воскресной газеты, хотя каждое слово оттуда он уже успел выучить наизусть. Он держал ее на самом верху стопки, не иначе как из чувства злорадства, наслаждаясь огромными черными буквами заголовка – ШОТЛАНДЦЫ, ПРОЛИВШИЕ СВОЮ КРОВЬ, – под которым рассказывалось о вчерашнем сражении за Кубок Калькутты на поле Мюррейфилд. Вот это была игра! Прямо скажем, зрелище не для слабонервных. Англичане продули со счетом 10:13, и теперь Ребус трясся в вечернем воскресном поезде, битком набитом разочарованными английскими болельщиками, направляющимися в Лондон.
Лондон. Не самое лучшее место в мире. Ребус вовсе не горел желанием навещать его почаще. Но на этот раз он отправился не в какую-нибудь там увеселительную поездку, а в сугубо деловую командировку, и, как представитель сыскной полиции графства Лотиан , он просто обязан показать себя с лучшей стороны. По этому поводу его шеф выразился весьма лаконично: «Смотри не облажайся, Джон».
Конечно, он постарается сделать все, что от него зависит, сознавая в то же время, что реально вряд ли сможет чем-то помочь. И если его готовность содействовать коллегам означает, что он должен носить чистую рубашку с галстуком, отполированные до зеркального блеска ботинки и солидный пиджак, что ж… Чему быть, того не миновать.
– Ваши билеты, пожалуйста.
Ребус протянул билет. Где-то там, в коридоре, на «ничьей земле» вагона-ресторана, расположенного между первым и вторым классами, несколько голосов принялись вдруг декламировать «Иерусалим» Блейка. Лицо англичанина, сидящего напротив Ребуса, озарила улыбка.
– Это просто игра, – сообщил он банкам из-под пива, громоздящимся на столике, – просто игра.
Поезд прибыл на вокзал Кингз-Кросс с пятиминутным опозданием, в пятнадцать минут двенадцатого. Спешить было некуда. Для него забронировали номер в отеле в центре Лондона – какая любезность со стороны столичной полиции! В кармане пиджака лежал список всевозможных указаний, в очередной раз присланных из Лондона. Он взял с собой совсем немного вещей, будучи уверен, что так называемой «любезности» лондонской полиции хватит ненадолго и он задержится здесь не более чем на два-три дня. За это время они поймут, что он вряд ли сможет оказать им существенную помощь в расследовании. Итак: один небольшой чемоданчик, спортивная сумка и портфель. В чемодане два костюма, ботинки, смена белья, несколько пар носков и две рубашки (с подобранными по цвету галстуками). В спортивной сумке – бритва и мыло, полотенце, две книжки в мягких обложках (одна наполовину прочитанная), дорожный будильник, фотоаппарат со вспышкой и запасной пленкой, футболка, складной зонтик, солнечные очки, транзистор, дневник, Библия, пузырек с парацетамолом и еще один пузырек, аккуратно завернутый в футболку, – с отличным виски «Исли».
Самое необходимое, одним словом. В портфеле лежала бумага для записей, несколько ручек, диктофон, чистые кассеты, ранее записанные кассеты и внушительное досье с ксерокопиями документов из лондонской полиции, вырезками из газет и цветными фотографиями 20 на 25, подшитыми в папку на кольцах. Папка была помечена одним-единственным словом: ОБОРОТЕНЬ.
Ребус не торопился. Вся ночь, а точнее, то, что от нее осталось, была в его распоряжении. В понедельник в десять утра он должен присутствовать на совещании, но эту ночь в столице он мог провести как ему заблагорассудится. Он решил, что предпочтет провести ее в номере отеля. Дождавшись, пока остальные пассажиры покинут поезд, он достал сумку и портфель с багажной полки и прошел к дверям вагона, между которыми была еще одна багажная полка, на которой лежал его чемодан.
Выбравшись на платформу, он остановился на минутку и глубоко вдохнул. Пахло совсем не так, как обычно пахнет на вокзале (а особенно на таком, как Уэверли-Стейшн в Эдинбурге). Здесь не было привычного зловония, и все же здешняя вокзальная атмосфера показалась Ребусу слегка застоявшейся и закисшей. Неожиданно и он почувствовал, что скисает. Но был еще какой-то неуловимый запах, носившийся в воздухе, – сладковатый и в то же время отталкивающий. Он никак не мог понять, о чем напомнил ему этот запах.
В вестибюле вокзала, вместо того чтобы направиться к метро, Ребус завернул в книжную лавочку. Там он купил путеводитель по Лондону и сунул его в портфель. В продаже уже появились утренние газеты, но он проигнорировал их. Сейчас все-таки еще не понедельник, а воскресенье – день, который положено посвятить Богу. Возможно, именно поэтому он захватил с собой Библию. Хотя он не появлялся в церкви вот уже несколько недель… или месяцев. С тех пор, как однажды зашел в собор на Палмерстон-Плейс. Неплохое место, чистое и светлое, но… Слишком далеко от дома, чтобы наведываться туда регулярно. Ребус по старой привычке не доверял массовым организованным действам. С годами это чувство только укрепилось. К тому же он был голоден. Неплохо бы перекусить по дороге к отелю…
Он прошел мимо двух женщин, которые о чем-то оживленно болтали.
– Я услышала об этом по радио буквально двадцать минут назад.
– Он еще кого-то прикончил, правда?
– По крайней мере, так они говорят.
Одна из женщин поежилась.
– Даже подумать об этом страшно. А они уверены, что это он?
– Не совсем, но мы-то знаем, правда?
То-то и оно: истину не скроешь. Так что Ребус прибыл как раз вовремя, чтобы распутать очередной клубок. Еще одно убийство; всего, значит, четыре. Четыре убийства за три месяца. Этот парень, убийца, которого они прозвали Оборотнем, даром времени не теряет. Они прозвали его Оборотнем и написали письмо шефу Ребуса. Нам нужен ваш человек, сообщили они. Посмотрим, что он сможет делать. И тогда шеф, старший суперинтендант Уотсон, передал ему письмо.
– Ты бы взял с собой парочку серебряных пуль, Джон, – сказал он. – Похоже, что ты – их единственная надежда. – Он хмыкнул, сознавая так же ясно, как Ребус, что от того будет мало толку.
Ребус молча покусывал верхнюю губу, сидя напротив начальника. Конечно, он приложит максимум усилий. Он сделает все, что от него зависит. Пока они не убедятся в его непригодности и не отошлют домой.
«Даже если поездка в Лондон не принесет пользы, она даст нам шанс хоть немного отдохнуть друг от друга», – мрачно подумал Ребус.
– Даже если поездка в Лондон не принесет пользы, она даст нам шанс хоть немного отдохнуть друг от друга, – саркастически произнес Уотсон.
Старшего суперинтенданта, уроженца Абердина, прозвали Фермером Уотсоном. Смысл этого прозвища был понятен каждому нижестоящему офицеру эдинбургской полиции. Но как-то раз Ребус, будучи в небольшом подпитии, назвал его так прямо в глаза и с того момента обнаружил, что круг его обязанностей несколько расширился за счет убийственной рутины: кучи бумажной работы, неподобающих его званию слежек, учебных семинаров.
Учебные семинары! Что ж, по крайней мере, Уотсон не был лишен чувства юмора. Последний, к примеру, назывался «Старший офицер как руководитель и наставник». Это был тихий ужас – вся эта психология, как надо относиться к младшим офицерам, как подключать их к работе, как пробуждать их интерес, как устанавливать с ними контакт . Ребус вернулся в участок и попробовал применить полученные знания на практике: целый день возбуждал интерес и культивировал творческие отношения. В конце дня к нему подошел один из офицеров и с улыбкой похлопал по спине:
– Чертовски трудная работенка, а, Джон? Но мне понравилось.
– Убери свою грязную лапу с моей спины, – огрызнулся Ребус, – и не смей называть меня «Джон».
У офицера отвисла челюсть.
– Но ты же сам говорил… – начал он, но так и не закончил фразы. Праздник завершился. Ребус попробовал себя в роли наставника. Попробовал и возненавидел это дело.
Спускаясь по лестнице в метро, он остановился, плюхнул на ступеньку чемодан и портфель, открыл спортивную сумку и, достав из нее транзистор, приложил его к уху, другой рукой пытаясь настроиться на нужную волну. Наконец он поймал сводку новостей и начал слушать, глядя на пробегавших мимо него людей. Некоторые оборачивались, чтобы поглазеть на него, но большинство даже не смотрело в его сторону. Услышав то, что ему было нужно, Ребус выключил приемник и швырнул его обратно в сумку. Потом он расстегнул портфель и достал путеводитель. Пролистывая страницы с перечнем улиц, он начал постепенно осознавать, что Лондон – это огромный город. Огромный и густонаселенный. Что-то около десяти миллионов, так? Всего-навсего две Шотландии. Даже подумать страшно. Десять миллионов душ.
– Десять миллионов плюс одна, – пробурчал Ребус, найдя наконец название, которое он так долго искал.
Комната ужасов
– Не самое приятное в мире зрелище.
Оглянувшись вокруг, инспектор Джордж Флайт попытался понять, что имел в виду сержант – само тело или место преступления. Отдавая должное Оборотню, необходимо отметить, что тот не был особенно привередлив в отношении окружающей обстановки. На этот раз убийство было совершено на берегу реки. Хотя, если честно, Флайт никогда не думал о Ли как о реке. Это скорее напоминало свалку: сюда свозили сломанные тележки из супермаркетов. Один берег грязноватой холодной речушки был заболочен, а другой застроен приземистыми производственными постройками. Вероятно, если идти вдоль Ли от Темзы, можно добраться аж до самого Эдмонтона, а то и дальше:
1 2 3 4 5 6