Все народы и племена от далеких гор, где восходит солнце, до неизвестных берегов, где оно опускается в подземный мир, должны признать его власть над собой, должны преклониться перед царским величием и ощутить тяжесть его пяты.
Взглянув на обширную долину, простиравшуюся у подножия крепости, царь увидел множество подданных, гнувших спины под горячим весенним солнцем. Сотни, тысячи тружеников тащили веревки, поднимали громадные бревна, копошились подобно муравьям на иссушенной жарой земле. Даже на огромном расстоянии царь слышал свист бича, чувствовал боль от кожаных плетей, врезавшихся в плоть нерасторопного раба. А ведь его надсмотрщики умели доводить этих несчастных до полного изнеможения.
Ему показалось, или на самом деле весенний ветерок принес с собой запах человеческого пота? Его жена Амитис наполнила свои сады всеми возможными цветами и растениями, напоминавшими ей родную Персию. И царь часто прогуливался там, вдыхая густой аромат. Но даже у самых экзотических из ее цветов аромат не был так сладок, как запах этого пота, пота людей, умирающих исключительно ради прославления его имени.
Когда же солнце поднялось еще выше и воздух начал дрожать от подступающего полуденного жара, царь перевел взгляд с равнины, кишащей толпами рабов, на массивное сооружение, находившееся в ее центре. Оно напоминало распростертого на земле великана, словно паутиной опутанного множеством веревок. Но путы предназначались не для того, чтобы связать его, а, напротив, чтобы поднять. И когда царь услышал, что крики надсмотрщиков и звуки бичей стали громче, он понял: статуя вот-вот займет положенное ей место. Его сон наконец-то становился реальностью.
Исполинская фигура продолжала лежать неподвижно. И на какое-то жуткое мгновение царю в голову пришла страшная мысль: неужели его инженеры допустили какие-то просчеты и подобную громаду просто невозможно поднять с земли, сколько бы рабов ни было в вашем распоряжении? Ибо, вне всякого сомнения, никто доселе не осмеливался предпринимать ничего подобного и даже помыслить не мог о таком.
И тут надрывный скрип тысяч футов крученой пеньки, сливавшийся с истошными воплями рабов, чьи мышцы напрягались сверх человеческих возможностей, уступил место более глухому и громкому звуку статуи, поднимающейся из пыли и медленно, но неуклонно восстающей к своему будущему величию. В страхе открыл царь рот, не в силах отделаться от ощущения, что статуя ожила и теперь приближается к нему.
Раздались крики ужаса и боли — несколько канатов, привязанных к громадному торсу статуи, оборвались, и десятки рабочих, корчась и оглашая долину воплями, рухнули на землю. Огромная фигура, казалось, застыла в нерешительности. Навуходоносор сжал зубы и, как ему почудилось, одним усилием воли заставил ее продолжить движение. И вот фигура вновь подалась вперед и в последнем невероятном усилии, оглашая окрестности грохотом, заняла свое место. Одновременно к небу поднялось облако желтой пыли.
Навуходоносор не слышал криков тысяч людей, были ли то крики боли из-за разорванных мышц и связок или возгласы радости и облегчения оттого, что немыслимая пытка, наконец окончена. Он слышал лишь бешеный стук собственного сердца и хриплое дыхание, вырывавшееся из груди. Царь хватался за край стены и судорожно глотал воздух. Медленно, очень и очень медленно пыль, облекавшая статую, начала рассеиваться под дуновениями ветра, и перед Навуходоносором предстало во всем величии и красоте главное творение его жизни.
И тут, словно кто-то поднес факел к котлу, наполненному маслом посреди кромешной тьмы: лучи солнца коснулись широкого лба статуи, и ее колоссальная голова озарилась золотым светом. Прикрыв глаза от ослепительного зрелища, Навуходоносор издал судорожные рыдания восторга — теперь вся статуя предстала перед ним, вырвавшись из клубов густой пыли. Сначала это были грудь и руки из серебра, затем чрево и чресла из бронзы и, наконец, ноги из железа, попирающие горы сломанных лесов и окровавленных тел.
Возвышаясь на девяносто локтей, мощная и грозная фигура нависала над Вавилоном подобно жестокому и неумолимому божеству.
Когда глаза царя немного привыкли к ослепительному сиянию, он смог получше рассмотреть черты золотого лица. Концы широких губ были опущены вниз в подобии мстительной ухмылки кровожадного чудовища, пустые глазницы излучали свирепость зверя.
И, огласив долину смехом восторга и удовлетворения, Навуходоносор узнал в лице статуи собственное лицо.
52
Бронзовая чешуя загадочно мерцала при свете галогенных ламп. Бросив последний взгляд на сокровище, Исида опустила хвост Змия в нейлоновый пакет. Затем сняла с шеи карточку с лазерным кодом и вставила ее в тяжелую стальную дверь, которая с тихим шипением открылась. Внутри серые металлические полки были почти пусты. Насколько Исиде было известно, лишь в одном сейфе хранилось бесценное ожерелье из Трои, а в двух стальных футлярах находились папирусы из недавно обнаруженной гробницы египетской принцессы Третьей династии. Исида поставила пакет между футлярами и плотно закрыла дверь.
— Похоже на Форт-Нокс, — сказала она. — Не могу представить, как кто-то мог бы проникнуть сюда без специального разрешения. И даже если ему удастся миновать все системы слежения, охрану и остальное, у него на пути будет вот это. — Она постучала костяшками пальцев по двери. — Должна вам признаться, у меня иногда бывают кошмары, в которых я вижу себя запертой в этой комнате. И когда, наконец, дверь открывают, здесь находят лишь старую высушенную мумию, — с содроганием подвела Исида итог сказанному.
— Полагаю, в этом заключалось бы особое, вполне справедливое воздаяние, не так ли? — заметил Мерфи.
— Простите?
— Превратиться в древний артефакт. — Она фыркнула:
— Ну, если бы я была археологом, то, возможно, и так. Мне кажется, это вам следует быть предельно осторожным. — Она поморщилась и приложила руку ко лбу. — О, извините…
Мерфи сжал ей руку.
— Давайте расставим все точки над i. Не надо переживать из-за каждого слова. Не стоит беспокоиться по поводу того, что из-за случайных упоминаний о смерти у меня начнется нервный припадок. Вы можете даже говорить о Лоре, если вам хочется.
Исида с облегчением вздохнула:
— Хорошо. Мне бы этого очень хотелось, то есть я действительно хочу поговорить о Лоре.
Она подошла к двери в стене, представлявшей собой сплошную решетку, и открыла ее с помощью своего лазерного ключа. Когда дверь за ними закрылась, Мерфи взглянул на металлическую пластину с надписью: «МЕСТО СПЕЦИАЛЬНОГО ХРАНЕНИЯ. ВХОД ПОСТОРОННИМ СТРОГО ВОСПРЕЩЕН». Он заметил, что Исида исчезла за углом, и поспешил за ней. Мерфи уже успел понять, что сам никогда не найдет дорогу назад из этого жуткого подземного лабиринта.
— Хранилище проектировалось тем же человеком, что и пирамида Аннахериба?
— Та, что знаменита своими тупиками и ложными коридорами? Как ее называют, «Лабиринт забвения»? — Исида рассмеялась. — Неудивительно.
После длительных переходов она попала к лестнице, которая поднималась к двери, к удивлению Мерфи, выходившей прямо на автомобильную стоянку для сотрудников. Исида заметила, что Мерфи смотрит на будку для охраны, располагавшуюся с одной стороны от входа.
— По одной такой будке есть у каждого входа, — сказала она. — Охранники поддерживают радиосвязь с центральным постом в главном здании. Там ведется постоянное отслеживание через сложную систему мониторов и других электронных устройств.
— Хорошо, и куда мы идем?
— Боюсь, я не разбираюсь в местных ресторанах. Я редко там обедаю. Обычно обхожусь пиццей за своим рабочим столом.
— А вечерами? — Вопрос смутил Исиду.
— То же самое.
— И тоже пицца?
— Почему бы и нет? Чистые углеводы. Минимум калорий. Могла бы стать национальным шотландским блюдом.
— Что ж, в таком случае пицца, и только пицца. — Исида смущенно поджала губы.
— Полагаю, сегодня можно было бы выбрать что-нибудь получше. Как насчет еще одного национального шотландского блюда — карри?
— Все горячее вполне уместно.
— Но вы можете пожалеть об этом, — сказала она, беря его под руку.
На такси они проехали по Двенадцатой улице — одному из нескольких районов в центре города длиной в три мили, заполненному парками, памятниками и правительственными зданиями. Выехали на поверхность на Е-стрит и через какое-то время уже мчались в направлении Чайнатауна.
«Звезда Индии», приютившаяся между закусочной «У Йипа» и «Нефритовым дворцом», была сумрачна и почти пуста. Потягивая чай и закусывая чечевичными лепешками, ученые просматривали меню, а в это время где-то в глубине ресторана звучали мелодии из последних индийских фильмов. Наконец Исида остановила свой выбор на виндалу из креветок, а Мерфи признал поражение, заказав бхуну из курицы.
— Ну-с, расскажите мне о надписи.
— А мне уже начало казаться, что вы никогда не спросите. — Исида расчистила немного места на столе, затем извлекла из сумочки основательно помятый листок бумаги и расправила его. — Ну и задачку вы мне задали! Наверное, самый сложный текст на халдейском, с которым я когда-либо сталкивалась. Однако после вашего звонка я подумала, что все-таки одолела его. По крайней мере, самые сложные места. Теперь я думаю, что вы были правы: верховный жрец Даккури, создавая эту головоломку, лукавил и старался запутать читателя. С одной стороны, он хотел, чтобы читающий текст понял, как найти остальные части Змия, а с другой — стремился к тому, чтобы ими не завладели непосвященные. Поэтому Даккури облек свои объяснения таким густым туманом из причудливых метафор, что сквозь него очень сложно пробраться к истине. Создается впечатление, что суть послания, словно жемчужина, заключена в плотную раковину особого шифра.
— И кто же такие эти «непосвященные»?
— Трудно сказать. Нам известно, что Навуходоносор приказал Даккури избавиться от Змия вместе со всеми другими идолами. Логично предположить, что если бы кто-то, сохранявший верность правителю, обнаружил, где Даккури прячет Змия, он, повинуясь приказу царя, уничтожил бы его. В этом случае и самому Даккури не поздоровилось бы.
— Да, по-видимому. Ну а кто же тогда «посвященные»? Кто, по мнению Даккури, должен был обнаружить Змия?
— Хороший вопрос. — Исида пальцем пробежала по строкам надписи, пока не нашла нужного места. — Вот заклинание. Нечто подобное можно обнаружить во многих древних текстах. Что-то вроде «только чистые сердцем смогут найти то, что они ищут».
— В переводе на современный язык — «хорошие парни».
— Я сказала, нечто подобное. На самом деле вместо слова «чистые» подставлено другое слово, что практически лишает фразу смысла. Буквальный перевод звучит примерно следующим образом: «только темные сердцем» или «только с тьмою в сердцах». — Она улыбнулась. — Так что, боюсь, шансов у вас совсем немного.
— Вас это, наверное, удивит, — возразил Мерфи, — но в данный момент мое сердце переполнено тьмой.
Исида взглянула на него и прикусила губу. Мерфи кивком указал на листок бумаги, который она держала в руках.
— Продолжайте. Что еще он там пишет?
— Здесь есть обращения и к ряду других, менее известных вавилонских богов. И вот, наверное, очень важный кусок. — Она указала на абзац. — «Части священного Змия разбросаны далеко друг от друга, но, несмотря на это, соединены между собой. И тот, кто оказался достаточно мудр…» — все-таки мне кажется, что «лукавый» более точно передает смысл этого халдейского слова, — «…и отыскал первую часть, уже держит в руках и вторую. Найди третью — и тайна возвратится». Последняя часть предложения, откровенно говоря, полностью поставила меня в тупик. Я до сих пор не уверена, что перевела правильно. Но кроме «тайны», не вижу других способов перевода этого слова.
— Тайна… — повторил Мерфи. — Что ж, все понятно. То, что он говорит, фактически сводится к одному: на каждой части Змия имеется надпись, сообщающая, где можно отыскать следующую часть.
— Полагаю, вы правы. — Мерфи улыбнулся:
— Итак… где же вторая часть? — Исида перевернула листок.
— Об этом в самом конце. Как мне представляется, жрец исходил из того, что если в расшифровке его рукописи вы зайдете так далеко, значит, вы определенно «его человек». Ну вот. «Обратись к пустыне, и хозяин Эригаля возьмет тебя за левую руку…»
— И что это значит?
— Эригаль — весьма незначительное вавилонское божество. Многие специалисты по древневавилонской мифологии вообще не включают его в свои работы. Однако мой отец был гораздо более основательным исследователем, чем большинство его коллег, — произнесла Исида с гордостью, — и я отыскала это имя в одной из его старых записных книжек. В функции Эригаля входило выполнение всякого рода мелких услуг для Шамаша, главного вавилонского бога, подобного Зевсу или Одину. Правда, главному только среди мужских божеств. Я не могла понять, к чему клонит Даккури, до тех пор, пока не вспомнила, что Шамаш изначально был солнечным божеством.
— И что?
— А то, что «хозяин Эригаля» — Шамаш, берущий вас за руку, — может означать восходящее солнце.
— И если он берет вас за левую руку, это значит, что вы должны стоять лицом к югу.
— Верно.
— И если вы стоите рядом с Вавилоном лицом к югу, значит, вы смотрите в направлении… Саудовской Аравии.
— «Пустыни».
Появился официант в ослепительно белой рубашке и черной бабочке и поставил перед ними тарелки. Исида тут же убрала со стола свой листок. Вдохнув пряный аромат кушаний, Мерфи внезапно понял, насколько проголодался. Но он не мог начать есть, пока не получил ответ на главный вопрос.
— Но это же громадная пустыня. В ней легко затеряться целой армии, не говоря уже о куске бронзы длиною в фут.
— Здесь Даккури несколько более конкретен, — ответила Исида с некоторым раздражением, словно Мерфи критиковал ее лично. — Далее он пишет: «…по прошествии двадцати дней ищущий утолит свою жажду. И под ногами своими найдет то, что ищет».
Мерфи взглянул на нее непонимающим взглядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42