Но у министерства иностранных дел оказалась другая точка зрения: что-то там было, по слухам, связано с ядерным оборудованием. Во всяком случае, ДСТ вежливо попросили об этом деле забыть. Оскорбленный вдвойне - как заместитель директора ДСТ и как французский патриот (старомодного типа), Альфред Баум реагировал на этот стресс, как обычно: несварением желудка. Но даже в таких случаях он оставался приветливым и доброжелательным, чем и славился среди сотрудников.
Он нажал кнопку и тут же вошла мадемуазель Пино - в шляпке, низко надвинутой на уши и лоб. Шляпка - некое подобие модного в двадцатые годы тока, призвана была скрывать поредевшие волосы хозяйки. Мадемуазель Пино лелеяла воспоминания о некой давней любви, о которой в кругу своих близких друзей отзывалась как о "грустной истории моего друга из Гренобля". Только это она и произносила по данному поводу, и даже Альфред Баум, у которого она работала уже шестнадцатый год, ничего больше не знал. Шляпка придавала её птичьему личику странную изысканность. Может быть, ей это было известно.
В данную минуту мадемуазель Пино стояла перед своим начальником, держа наготове блокнот и карандаш. Баум был занят: вытряхивал таблетки из флакона. Взял пару и проглотил.
- Их надо с водой, - сказала мадемуазель Пино, - Я же налила вам воды в стакан.
- И правда, лучше бы с водой.
- Я прочитала в журнале, что без воды таблетка может застрять в пищеводе и повредить ткани. - Мадемуазель Пино разбиралась в медицине.
- Обещаю, что в следующий раз обязательно запью таблетки водой, сказал Баум, - А сейчас мне просто не до того.
Он взял на столе письмо на бланке ДГСЕ.
- Будьте добры, попросите в архиве ещё раз досье Котова Алексея Константиновича из СССР. И, может быть, в компьютере найдутся какие-нибудь данные о нем.
Мадемуазель Пино записала странное имя и удалилась, демонстративно переставив перед этим стакан с водой прямо на середину стола - как бы в упрек шефу. Когда дверь за ней закрылась, Баум улыбнулся и поставил стакан на прежнее место. Он считал, что от таблеток ни вреда, ни пользы, а принимал их в угоду неким медицинским таинствам, в которые тоже не верил. Он вернулся к бумаге из ДГСЕ.
"Мы подтверждаем телефонный разговор, касающийся перебежчика А. К. Котова, который с 15 декабря находился в Лондоне, а с 29 декабря вместе с женой доставлен во Францию и пребывает у нас. Допрашивать перебежчика обязанность вашей службы, поэтому обращаемся к вам с официальной просьбой взять на себя ответственность за данное лицо с 15 января с. г. В настоящее время он содержится в нашем подразделении в Исси, по поводу передачи следует обращаться к майору Ревелю, который получил соответствующие полномочия. Наш отчет об интервью с Котовым находится в стадии подготовки и будет сдан вам в ближайшие сутки вместе с аналогичным отчетом английской спецслужбы. Относительно жены Котова достигнута договоренность, что её примет русское эмигрантское общество в Париже, поскольку, я полагаю, вы хотели бы, на время допросов держать его incommunicado, то есть в изоляции."
И подпись: Робер Виссак.
Альфред Баум встал из-за стола и, захватив документ, направился к дверям. На лице его появилось выражение, о котором его жена отзывалась так: "сердитое, что тебе не идет". Он поднялся этажом выше и минуту спустя сидел уже в кабинете Жоржа Вавра. Не утруждая себя объяснениями, протянул через стол листок. Прочтя его, Вавр поднял глаза:
- Ну и как я должен к этому отнестись, дорогой мой Баум?
- Тут не сходится кое-что. Во-первых, хронология. Насколько я понял, Котов сбежал в Лондоне в начале декабря. По моим данным, в ДГСЕ - не к нам, заметьте - его переправили в середине, а вовсе не в конце декабря. Стало быть, шесть недель назад, и только сейчас появляется от Виссака уведомление, что этот человек находится в Исси, и мы можем его забрать. А ведь ясно, что если Котов рассказывает об агентах, то это наше прямое дело, а не ДГСЕ. Почему британцы не обратились непосредственно к нам? И зачем Виссак так долго его держит?
- Может быть, из-за того, что я, после беседы с премьер-министром, спросил у них насчет этого перебежчика. Достаточная причина, чтобы в него вцепиться.
Баум пожал плечами.
- Что-то все это подозрительно, просто носом чую. И хочу разделить свои сомнения с вами.
- На тот случай, если придется вас прикрывать, а?
- Вот именно, патрон, - Баум улыбнулся впервые за время разговора.
- Но я бы настоятельно просил не затевать межведомственных разборок. Наши коллеги из ДГСЕ, конечно, хотят урвать для себя толику славы. Так и вижу заголовки в газетах: ДГСЕ срывает маску со шпиона в правительстве. Или: ДСТ терпит поражение от сопричастной спецслужбы. Все верно - вы их ненавидите, они нас. Более того, они именно вас клянут, а заодно и меня. И все же история с Котовым - не повод раздувать старую вражду. У меня нет ни малейшего желания позволить политикам сшибать нас лбами, - добавил Вавр мрачно, - Получим мы этого субъекта, и дело с концом.
- Да я любую провокацию стерплю, - возразил Баум, - И оскорбления, и что угодно. Ради дела - я само терпение. Беда в том, что с этими перебежчиками куча проблем, от них вреда больше, чем пользы. Вот я и хочу разделить с вами эту маленькую радость.
- Но меня в этом деле мало что интересует - только то, что оно поручено нам лично премьер-министром. Кстати, что слышно насчет нашего приятеля Антуана Лашома?
- Ничего стоящего. Мы отслеживаем по записям его передвижения, контакты, старые связи проверяем - ну вы знаете. Пока ничего. Но я надеюсь, что Котов подкинет чего-нибудь любопытного.
- Будьте осторожны.
- Я всегда осторожен, - напомнил Баум.
- А как с наружным наблюдением за Лашомом?
- Трудно.
- Я и не думал, что получится легко.
- Тут две проблемы, - объяснил Баум, - Во-первых, я должен доверять людям, которым это поручено. Во-вторых, должен быть уверен, что их не раскроют. Первое особенно важно.
- С другой стороны, странно бы выглядело, если бы мы не организовали наблюдения за подозреваемым. Парламентская комиссия захочет об этом узнать - и если получит отрицательный ответ, то-то порадуется. Дескать, совсем контрразведчики не компетентны.
- Знаю, знаю. Думаю, четверых надежных я найду. Немного, но все же...
- Абсолютно надежных?
- У каждого в досье имеется кое-что эдакое, о чем им хотелось бы, чтобы я забыл. Никого нет надежнее, чем порядочный, в общем, человек, который однажды поскользнулся, - Баум помолчал, только отчасти убежденный собственным аргументом. - Как бы то ни было, придется положиться на них, иначе никакой слежки за министром не получится.
Вавр промычал что-то невнятное, ни да, ни нет.
- Ладно, патрон, - заключил Баум, поднимаясь со стула, - Мы ни о чем таком не говорили. - В глазах его появилась усмешка, он тряхнул головой, будто избавляясь от ненужных сведений.
Направляясь к дверям, он бросил взгляд на портрет президента республики во весь рост, и тот, казалось, ответил ему недоброжелательным и бесконечно циничным взглядом. Баум пожал плечами, вышел из комнаты и спустился к себе.
Вернувшаяся из архива мадемуазель Пино положила ему на стол тоненькую серую папку.
- Они заложили в машину программу и позже дадут вам дополнительные данные, если машина пожелает их сообщить. - Она наделяла компьютер своевольным и зловещим умом, не верила, будто он способен на что-то доброе, и ненавидела производимые им акры бумаги.
- Спасибо. Пожалуйста, передайте копию этого документа Алламбо и попросите его связаться с улицей Лурмель. Скажите, что я надеюсь в ближайшее время увидеть нашего гостя.
В явочную квартиру ДСТ на улице Лурмель можно было попасть, пройдя через подворотню во двор. В той части здания, что выходила на улицу, с одной стороны от входа помещались лавчонка, торгующая сигаретами и спиртным в разлив, а с другой - агентство по найму автомобилей, которое на самом деле являлось секретным подразделением ДСТ, позволявшим этому ведомству пользоваться большим числом машин, чем предусматривал бюджет. На верхних этажах в помещениях, прежде бывших жилыми, располагались разнообразные конторы. Здесь было грязновато и всегда чем-то воняло. Спецквартира ДСТ в западной части дома тоже когда-то была частной, потом её переоборудовали. Табличка на дверях гласила: "Дюша. Финансовые услуги". На самом деле в просторной, почти без мебели, квартире, происходили события, о которых обществу было известно даже меньше, чем о деятельности штаба контрразведки на улице Нелатон. Нижнюю часть дома с этой стороны занимали технические подразделения ДСТ.
Встреча состоялась в большой задней комнате, которая служила одновременно гостиной и столовой. В прежние счастливые времена окрашенные в серый цвет стены украшали картины. Сейчас были видны только места, где они висели. Мебель, подержанная и безликая, была все же сносной. Ни цветов, ни безделушек, которые могли бы придать этому жилью уют. Ни одной книги. В помещении было слишком натоплено и слегка пахло гнилью. Окна квартиры выходили на высокую кирпичную стену, которая отделяла её от соседей и обеспечивала одновременно и секретность, и безопасность обитателей - во всяком случае, выглядела она так, будто её возвели недавно.
Баум сбросил свое тяжелое пальто в холле. Войдя в комнату, он увидел человека в кресле, который уставился на дверь с таким видом, будто ожидал, что вошедший непременно причинит ему зло. Баума поразила его напряженная поза и немигающий пристальный взгляд, исполненный недоверия и страха. Но, возможно, его глаза выражали всего лишь предчувствие неприятностей - вполне объяснимое, если знать, что этот человек уже подвергся долгим допросам, когда собеседники каждое его слово проверяли и перепроверяли, норовя нащупать противоречия и уличить его в том, что он не тот, за кого себя выдает.
На низком столике возле кресла лежала газета.
Баум пересек комнату, Котов поднялся ему навстречу и они обменялись рукопожатием.
- Вижу, вы о себе читаете, - сказал Баум, бросив взгляд на газету. Она была развернута, на внутренней полосе над небольшим материалом красовался заголовок: "Советский перебежчик прибыл в США". Далее, со ссылкой на агентство "Ассошиэйтед пресс", следовало: "Советский перебежчик Алексей Котов, в декабре покинувший свое посольство в Лондоне, отправлен, по его собственной просьбе, в США. Там он будет допрошен сотрудниками ЦРУ на их секретной базе в Мериленде. Предполагается, что служивший полгода в Лондоне коммерческий советник посольства А. Котов располагает важной информацией о советских агентах в правительствах западных стран. Прошлым вечером официальные круги Лондона и Вашингтона никак не прокомментировали отъезд Котова и никто из официальных лиц не подтвердил достоверность этих сведений."
- Мера предосторожности, - объяснил Баум, - Если бывшие коллеги вас ищут, то пусть делают это как можно дальше отсюда, - он улыбнулся успокаивающе, но ответной улыбки не последовало.
- Ради вашей собственной безопасности я проинструктировал сержанта Боннара и его жену - они будут вам прислуживать, - что ни при каких обстоятельствах вам не следует покидать эту квартиру. Когда подъезд заперт, а именно с семи вечера до шести утра - можете гулять во дворе. Рекомендую это необходимо для поддержания здоровья. Но на улицу выходить нельзя признаюсь, друг мой, что в этом случае, несмотря на всю нашу бдительность, мы не сможем отвечать за вашу жизнь. Я сделаю все, чтобы ваше пребывание у нас стало удобным и приятным. Изложите свои пожелания и потребности - я имею в виду журналы, книги и т. д. А также, пожалуйста, ставьте нас в известность относительно питания. Мадам Боннар прекрасно готовит, хотя ей, может быть, не хватает воображения. Но она добрая душа и будет стараться.
Он сделал паузу, несколько сбитый с толку тем, что его слова были встречены полным равнодушием. Стало быть, Котов все же не доверяет ему.
- Я уже записал все, что нужно.
Баум взял листок бумаги, протянутый через стол. Названия книг и газет, написанные аккуратным почерком, ниже - турецкие сигареты, предметы туалета, письменные принадлежности.
- Прослежу, чтобы вы все это получили, - пообещал Баум.
- А также я хочу знать о своей жене...
- Мы устроим, чтобы она вас навестила, и как можно скорее. К сожалению, находиться здесь вместе с вами она не может, таковы правила.
- Где она?
- Мне сказали, что она живет у Поляковых - эта семья известна нашему ведомству, ей там удобно. Мы пригласим её сюда, когда закончим наши маленькие беседы.
- Может она мне писать?
- Да. Буду рад передать ей весточку от вас.
Наступило короткое молчание. Баум ощутил глубокое равнодушие гостя ко всему сказанному. Слишком он сосредоточен на себе, чтобы беспокоиться о жене.
У Баума был опыт работы с перебежчиками и теперь он видел знакомые приметы: неуверенность, граничащее с паранойей недоверие, чрезмерную осторожность. У человека имеется всего одна-единственная вещь, которую он может продать, и он намерен выторговать за неё наивысшую цену. С таким субъектом необходимо построить для начала хотя бы видимость взаимного доверия и уважения, даже, если удастся, видимость дружбы. Никакого давления. С другой стороны, перед ним русский чиновник. Баум сам постоянно повторяет студентам в школе ДСТ: советские бюрократы и, может быть, не только советские, всегда ищут предел своего сопротивления. То есть предел, за которым их власть кончается, начальство или правила сопротивляться больше не велят. Они изо всех сил стремятся к этому пределу, затем как бы слагают с себя собственные полномочия и подчиняются вышестоящему начальнику. Потому что бюрократия - это структура, которая базируется как бы на наслоении иерархии властей. Пока не покажешь чиновнику четко впереди стоящий барьер, он ведет себя заносчиво и агрессивно. На всех стадиях допроса допрашиваемый должен осознавать, что барьер этот существует и вы его живое воплощение. Тогда он будет чувствовать себя защищенным, даже счастливым - его естественное место в иерархии бюрократии закреплено за ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24