установка гидромассажа в акриловую ванну
Удивительно, почему эти твари на меня не напали. Я плелся очень медленно.
Гроб смотрит на Нэн.
– Сцапали ее?
– Ага.
– Ей конец.
– Я не смог ее поднять.
– Нам придется оставить ее здесь.
На секунду я чувствую облегчение, потому что в таком случае мне не придется смотреть ей в глаза, когда она очнется от паралича. Но я знаю, что это будет неправильно.
– Мы не можем бросить ее. Она наш друг, к тому же – последняя оставшаяся в живых женщина.
– У меня нога повреждена, а ты слаб плюс ни хера не видишь. И как мы собираемся выбираться отсюда?
– Будем нести ее вместе, – отвечаю я. – Я знаю, она меня ненавидит, но я не могу оставить ее здесь.
– Ладно, – сдается Гроб. – Но если тебя ужалят, я вас обоих тут брошу.
* * *
Когда мы уходим, мне на глаза попадается человек-клоун без рук. Кажется, что их оторвали совсем недавно. Клоун, шатаясь, двигается в сторону стаи мух. С него капает кровь. Кажется, он не замечает, что у него нет рук, и это даже немного смешно. Ричард Штайн говорил, что клоуны – это неуклюжие люди, которые знают, как быть смешными. Я думаю, он прав, потому что, хотя этот клоун находится в ужасном состоянии, лишившись рук таким жутким образом, мне ужасно смешно.
Ричард Штайн также говорил, что существует лишь два типа людей, которые бы посмеялись над несчастным клоуном с оторванными руками. Первый тип – подлые людишки, второй – те, у кого черви в мозгах завелись. Интересно, к какому типу отношусь я.
А еще Ричард Штайн говорил, что в мире мало людей, которые не посмеялись бы над жалким и несчастным существом, и это значит, что в большинстве люди подлы и/или с червивыми мозгами. Но и те и другие могут сами быть жалкими, поэтому у людей была большая путаница, пока они не потеряли свои души.
[СЦЕНА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ]
ЧЕЛОВЕК ОКЕАНА
* * *
Моросящий дождь проходит, когда мы приближаемся к Земле панков. Это не то место в раю, куда я попадал, а то место, где панки изображали панков, пока не появился Волм.
У нас не хватило сил оторвать Нэн от земли, поэтому ее колени в крови от того, что скребли по асфальту. Она еще не пришла в себя после паралича, но я и не жажду этого, потому что представляю, что она со мной сделает, когда силы к ней вернутся. От этой мысли меня сводит судорогой.
Я оставил демонические части тела Джина на месте. Все, кроме Завтрака, которая отказалась остаться там. Она следовала за нами почти сотню футов, передвигаясь с помощью пальцев, прежде чем я обратил на нее внимание. Я засунул ее в трусики Нэн, в надежде, что она не будет возражать. Наверное, за это она тоже меня убьет. Очнувшись от паралича, обнаружить, что с тобой подло обошелся друг и рука-демон твоего бывшего парня, – боюсь, это нанесет вред ее психическому здоровью. Надеюсь, в будущем, когда мы создадим колонию в новом измерении, я сумею все возместить.
Мухи-скорпионы остались наедаться позади. Но мы не можем быть уверены, что находимся в полной безопасности. К тому же вокруг есть другие существа, несущие опасность. Темные ползучие твари и креллианы. И Мовак, который знает все, он ждет нас у ворот Волма.
Ричард Штайн говорил, что знать все обо всем – ужасно. Я готов поспорить, что он согласился бы с Ленни насчет того, что никто не должен знать абсолютно все, а тот, кто знает, должен умереть. Ричард Штайн также говорил, что люди рождаются с желанием узнать все обо всем, несмотря на то что это знание ужасно.
* * *
Парк, который раньше был заполнен панками, теперь заполнен миниатюрным океаном, который, наверное, попал сюда из миниатюрного мира. Сначала сквозь нестабильное зрение я вижу просто огромную лужу, но как только зачерпнул воды, то смог рассмотреть все поближе. Оказывается, там есть крошечные киты, акулы и корабли. Они такие маленькие, что обычный жук может проглотить их зараз. Я выливаю пригоршню океана обратно, наверное, при этом утонуло несколько лодок. Океан простирается на полмили и покрывает всю Землю панков.
Ричард Штайн говорил, что именно океан, а не старость есть хранилище мировой мудрости. Он верил, что океан создает ауру, которая проникает во всех, кто живет рядом с ним, таким образом, люди, которые живут неподалеку от океана или в нем, самые просвещенные в мире. Однако уважаемый Ричард Штайн никогда не утверждал этого, потому что не знал ни одного мудрого человека, живущего на берегу океана. Он просто понял это, когда однажды приехал на берег Атлантики. Он писал: «Меня переполняли эмоции, а разум был ясен как никогда». Но он никогда не заходил в воду, потому что не умел плавать. У него плохо работала одна нога.
Он назвал это мудростью воды. Он говорил, что она значительно мощнее, чем мудрость старости, или мудрость образования, или природная мудрость, с которой ты родился. На самом деле, если бы существовал некто, знающий все обо всем, этот человек получил бы свое знание от воды. Если это правда, то школы должны были строиться на пляжах и берегах озер, потому что мудрость более важна, чем образование, то есть ум. Дело в том, что ум зависит от памяти. Те, у кого память лучше, запомнят больше. Те, кто легко забывает, якобы глупы. А те, кто обладает фотографической памятью, будут считаться гениями. Мне не нравится, что человека с хорошей памятью называют этим словом, ведь гений – это тот, кто обладает и умом, и мудростью.
Человек, который знает все, вероятно, представляет собой исключение, потому что, скорее всего, родился со знанием, как знать все, – ну, мне так думается. Так что память для него – не самое важное достоинство, ведь нет ничего, что он должен учить, чтобы в результате запомнить.
Кстати, я тут говорю о человеке, который знает все, в мужском роде, но прекрасно понимаю, что это может быть и женщина. Мне придется начать называть это существо Моваком, чтобы не допускать ошибки по поводу его пола.
* * *
Ричард Штайн обнаружил, что может достичь полного просветления, если отправится в океан на лодке. В общем, он говорил, что или найдет просветление, или умрет в поисках. У него умерла жена, детей они не имели, так что терять ему было нечего, кроме собственной жизни, но в то время он был уже старым и в любом случае скоро бы умер. Может быть, он отправился в море, чтобы сгинуть. Именно так он хотел умереть.
На борту своей лодки он написал: «Человек океана», дав название судну. Он взял в путь двухмесячный запас еды, трехмесячный запас виски и пару книг: «Старик и море» Хемингуэя и «Замок» Кафки. Затем Человек Океана отплыл из Глостера, штат Массачусетс, где провел два года своей юности. В то время у него была подруга по имени Нина, она была первой женщиной, которую он полюбил. Он всегда помнил о ней.
Ричард Штайн говорил, что человек всегда будет любить свою первую любовь, неважно, сколько партнеров он потом сменит в жизни. Первый – всегда особенный. Его вторая любовь – первая жена – не могла сравниться с образом Нины. И вторая жена, его восьмая любовь, которая умерла в учреждении, заселенном безумцами. Кроме Нины, Ричард Штайн еще очень любил свою Холодную Голубую Даму, она единственная, кто находился с ним всю жизнь.
Она тихо парила над Ричардом Штайном, когда его корабль разбивал волны, целовала его своим дыханием. Да, Ночь была его большой любовью. Он обнимал ее со страстью, позволяя Человеку Океана нести его тихо меж ее упругих темных ног. Ричард Штайн называл это путешествие высшим испытанием в жизни, зенитом, великим финалом. В первый и единственный раз в жизни он почувствовал себя живым, и был рад, что дожил до этого момента. Он был рад, что так и не приложил пистолет к виску, как всегда собирался.
* * *
Мы с Гробовщиком нашли сухой островок под деревом и уложили туда Нэн. С другой стороны дерева расположился миниатюрный город-порт, выход в океан. Дюжины рыбацких лодок причаливают и отчаливают. Мне интересно, похож ли этот порт на Глостер в Массачусетсе, откуда отплывал Человек Океана. Мне интересно, плавает ли там персонаж, аналогичный Ричарду Штайну, который стремится найти ясность на закате своих дней, желает попасть перед смертью на гала-концерт своей жизни.
– И как быть дальше? – спрашивает Гробовщик.
– Не знаю. Подождем Христиана.
– Ты думаешь, он добежал?
– Лучше бы добежал.
Я пальцами приоткрываю глаз Нэн, чтобы посмотреть, как у нее дела. Все еще без сознания. Ее сосок покрыт корочкой грязи. Я догадываюсь, что это Гроб постарался, потому что ему очень не нравится грудь Нэн. Он вообще находит ее отвратительной, потому что она слишком худая, лысая и у нее мало округлостей. Девочки-скинхеды кажутся ему грязнулями.
Я бью себя по голове, вспомнив, что чуть не изнасиловал Нэн. Бью снова и снова.
* * *
Мимо проходят люди из Волма, прямо через океан, у них нет глаз, а ноги как слизняки. Я часто задавался вопросом, насколько человеческая раса превосходит/превосходила другие расы во Вселенной, какое место мы в ней занимали. Я видел несколько рас, которые казались более развитыми в эмоциональном или физическом плане или обладали более высоким уровнем жизни, но ни одна раса не развилась в плане науки.
Возможно ли, что человечество опередило в развитии свое время? Возможно ли, что все остальные расы во Вселенной такие же примитивные, как появившиеся из Волма? Неужели мы какие-то особенные? Может быть, с нами решили покончить потому, что в своем развитии мы перешли опасную грань – попали в зону, где даже боги уязвимы перед деструктивной силой человека? Может быть, мы изобрели устройство, которое способно взорвать солнце и рай, где живет Яхве? Может быть, Он прекратил наше существование, потому что мы стали угрозой его жизни?
* * *
– У меня есть идея, – говорит Гроб.
Я слушаю прибой и что-то мямлю в ответ. Гроб продолжает:
– Почему нам обязательно нужно уходить отсюда?
– Из-за Волма, или ты уже забыл?
– Я не забыл, – говорит он, – но что, если мы от него избавимся? Тогда нам не надо будет никуда идти. Я думаю, нам нужно только разрушить его, раздолбать топором или поджечь, повредить настолько, чтобы он прекратил работать. Если Волм будет уничтожен, мы может остаться здесь без риска потерять наши души.
– Ты забываешь о Моваке, – отвечаю я. – Волм охраняется существом, которое знает все. Как мы может победить кого-то, кто все знает? Это невозможно.
– Нет ничего невозможного.
– Мовак знает все, пойми! Он будет знать, как остановить нас. Даже если бы у нас был пистолет, он бы знал, в какую сторону нужно уклониться от пули. Ленни просил меня убить Мовака, но Ленни дурак. Это невозможно.
– Все равно мы должны попробовать, – не отступает Гроб. – Чем мы рискуем? Что нас убьют? Ну и что, полностью умереть мы не можем.
– Не будь идиотом. Я не собираюсь сидеть тут живым трупом и ждать, когда Волм проглотит мою душу. Я не хотел бы остаться тут, даже если нам удастся разрушить Волм. Здесь нет будущего.
– Но наверняка в мире остаются сотни людей, которые сохранили частичку своей души. Мы будем их спасать.
– Ты не знаешь этого наверняка, – я не уступаю. – Вполне вероятно, что мы – единственные. Я не хочу рисковать возрождением человеческой расы ради спасения нескольких полузомби. Кроме того, против Мовака у нас нет шанса.
Конечно, есть один способ, которым мы можем его уничтожить, но это долгое и трудное дело. Единственный шанс убить человека, который знает все, – это если он сам хочет, чтобы его убили. Если Мовак знает, что кто-то хочет его убить, у него есть два варианта. Первый: он может сделать необходимые шаги, чтобы остановить заговорщика, – не говоря уже о том, что Мовак уже знает, что он выжил, потому что он знает будущее, а это почти что жульничество. И второй вариант: Мовак может принять смерть и бездействовать, но и об этом Мовак уже будет знать до того момента, как ему придется решать.
Кстати, решения не имеют к Моваку никакого отношения, как и память. Тебе не нужно делать выбор, если ты уже знаешь, какой выбор сделаешь.
Тем не менее Мовак может желать смерти, потому что тот, кто все знает, может жаждать смерти из-за скуки. Все должно казаться ему очень скучным. Хотя Мовак все время жил со своим знанием, так что, наверное, уже настолько к этому привык, что менять ничего не захочет. Люди могут стремиться улучшать и улучшать себя, тем не менее не становясь лучше, – потому что лучшие не могут улучшаться до бесконечности, – но смысл существования Мовака не имеет отношения к совершенствованию самого себя, так что эти правила к нему неприменимы. Смысл существования Мовака, видимо, не поддается моему пониманию, это выше моего уровня знаний. Что-то божественное …
* * *
В любом случае я предпочел бы оставить Волм высасывать души как есть. Даже если Мовак позволит нам убить себя, это не причинит вреда Волму. Я надеюсь, что тогда он выйдет из-под контроля и станет неуправляемым. И высосет души из всего, что находится поблизости. Он покончит с людьми и накинется на другие расы, потом на Мовака и других высших существ, потом на малышку Землю и, высосав ее гадливую душонку, начнет сосать энергию из небес. Волм высосет душу Бога, она распадется у него внутри и отправится в небытие. А я буду смеяться над ним, находясь в безопасности на другом краю Вселенной, потому что Бог это заслужил – за то, что отвернулся от людей. Пусть, так сказать, испробует на себе изобретенное им лекарство.
* * *
Конечно, это очень маловероятно. Я уверен, что именно Господь контролирует Волм и имеет возможность отключить его. Я даже не уверен, что Волм способен зайти так далеко. Однако Господь может захотеть отдать ему душу малышки Земли, что меня вполне устраивает. Будь я Богом, давно бы приструнил эту засранку. Я думаю, что Земля заслуживает забвения. С другой стороны, я всего лишь марионетка. Я не имею слова в вершении вселенских дел, и надо мной посмеялись бы, думай я иначе. Я всего лишь игрушка.
* * *
Мне интересно, насколько забавным малышке Земле казался Ричард Штайн, который в старости уплыл в море без какого-либо опыта мореплавания, в полном одиночестве, не считая Холодной Голубой Дамы, которая составляла ему компанию каждый вечер. Мне интересно, как Земля относилась к людям на закате их дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Гроб смотрит на Нэн.
– Сцапали ее?
– Ага.
– Ей конец.
– Я не смог ее поднять.
– Нам придется оставить ее здесь.
На секунду я чувствую облегчение, потому что в таком случае мне не придется смотреть ей в глаза, когда она очнется от паралича. Но я знаю, что это будет неправильно.
– Мы не можем бросить ее. Она наш друг, к тому же – последняя оставшаяся в живых женщина.
– У меня нога повреждена, а ты слаб плюс ни хера не видишь. И как мы собираемся выбираться отсюда?
– Будем нести ее вместе, – отвечаю я. – Я знаю, она меня ненавидит, но я не могу оставить ее здесь.
– Ладно, – сдается Гроб. – Но если тебя ужалят, я вас обоих тут брошу.
* * *
Когда мы уходим, мне на глаза попадается человек-клоун без рук. Кажется, что их оторвали совсем недавно. Клоун, шатаясь, двигается в сторону стаи мух. С него капает кровь. Кажется, он не замечает, что у него нет рук, и это даже немного смешно. Ричард Штайн говорил, что клоуны – это неуклюжие люди, которые знают, как быть смешными. Я думаю, он прав, потому что, хотя этот клоун находится в ужасном состоянии, лишившись рук таким жутким образом, мне ужасно смешно.
Ричард Штайн также говорил, что существует лишь два типа людей, которые бы посмеялись над несчастным клоуном с оторванными руками. Первый тип – подлые людишки, второй – те, у кого черви в мозгах завелись. Интересно, к какому типу отношусь я.
А еще Ричард Штайн говорил, что в мире мало людей, которые не посмеялись бы над жалким и несчастным существом, и это значит, что в большинстве люди подлы и/или с червивыми мозгами. Но и те и другие могут сами быть жалкими, поэтому у людей была большая путаница, пока они не потеряли свои души.
[СЦЕНА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ]
ЧЕЛОВЕК ОКЕАНА
* * *
Моросящий дождь проходит, когда мы приближаемся к Земле панков. Это не то место в раю, куда я попадал, а то место, где панки изображали панков, пока не появился Волм.
У нас не хватило сил оторвать Нэн от земли, поэтому ее колени в крови от того, что скребли по асфальту. Она еще не пришла в себя после паралича, но я и не жажду этого, потому что представляю, что она со мной сделает, когда силы к ней вернутся. От этой мысли меня сводит судорогой.
Я оставил демонические части тела Джина на месте. Все, кроме Завтрака, которая отказалась остаться там. Она следовала за нами почти сотню футов, передвигаясь с помощью пальцев, прежде чем я обратил на нее внимание. Я засунул ее в трусики Нэн, в надежде, что она не будет возражать. Наверное, за это она тоже меня убьет. Очнувшись от паралича, обнаружить, что с тобой подло обошелся друг и рука-демон твоего бывшего парня, – боюсь, это нанесет вред ее психическому здоровью. Надеюсь, в будущем, когда мы создадим колонию в новом измерении, я сумею все возместить.
Мухи-скорпионы остались наедаться позади. Но мы не можем быть уверены, что находимся в полной безопасности. К тому же вокруг есть другие существа, несущие опасность. Темные ползучие твари и креллианы. И Мовак, который знает все, он ждет нас у ворот Волма.
Ричард Штайн говорил, что знать все обо всем – ужасно. Я готов поспорить, что он согласился бы с Ленни насчет того, что никто не должен знать абсолютно все, а тот, кто знает, должен умереть. Ричард Штайн также говорил, что люди рождаются с желанием узнать все обо всем, несмотря на то что это знание ужасно.
* * *
Парк, который раньше был заполнен панками, теперь заполнен миниатюрным океаном, который, наверное, попал сюда из миниатюрного мира. Сначала сквозь нестабильное зрение я вижу просто огромную лужу, но как только зачерпнул воды, то смог рассмотреть все поближе. Оказывается, там есть крошечные киты, акулы и корабли. Они такие маленькие, что обычный жук может проглотить их зараз. Я выливаю пригоршню океана обратно, наверное, при этом утонуло несколько лодок. Океан простирается на полмили и покрывает всю Землю панков.
Ричард Штайн говорил, что именно океан, а не старость есть хранилище мировой мудрости. Он верил, что океан создает ауру, которая проникает во всех, кто живет рядом с ним, таким образом, люди, которые живут неподалеку от океана или в нем, самые просвещенные в мире. Однако уважаемый Ричард Штайн никогда не утверждал этого, потому что не знал ни одного мудрого человека, живущего на берегу океана. Он просто понял это, когда однажды приехал на берег Атлантики. Он писал: «Меня переполняли эмоции, а разум был ясен как никогда». Но он никогда не заходил в воду, потому что не умел плавать. У него плохо работала одна нога.
Он назвал это мудростью воды. Он говорил, что она значительно мощнее, чем мудрость старости, или мудрость образования, или природная мудрость, с которой ты родился. На самом деле, если бы существовал некто, знающий все обо всем, этот человек получил бы свое знание от воды. Если это правда, то школы должны были строиться на пляжах и берегах озер, потому что мудрость более важна, чем образование, то есть ум. Дело в том, что ум зависит от памяти. Те, у кого память лучше, запомнят больше. Те, кто легко забывает, якобы глупы. А те, кто обладает фотографической памятью, будут считаться гениями. Мне не нравится, что человека с хорошей памятью называют этим словом, ведь гений – это тот, кто обладает и умом, и мудростью.
Человек, который знает все, вероятно, представляет собой исключение, потому что, скорее всего, родился со знанием, как знать все, – ну, мне так думается. Так что память для него – не самое важное достоинство, ведь нет ничего, что он должен учить, чтобы в результате запомнить.
Кстати, я тут говорю о человеке, который знает все, в мужском роде, но прекрасно понимаю, что это может быть и женщина. Мне придется начать называть это существо Моваком, чтобы не допускать ошибки по поводу его пола.
* * *
Ричард Штайн обнаружил, что может достичь полного просветления, если отправится в океан на лодке. В общем, он говорил, что или найдет просветление, или умрет в поисках. У него умерла жена, детей они не имели, так что терять ему было нечего, кроме собственной жизни, но в то время он был уже старым и в любом случае скоро бы умер. Может быть, он отправился в море, чтобы сгинуть. Именно так он хотел умереть.
На борту своей лодки он написал: «Человек океана», дав название судну. Он взял в путь двухмесячный запас еды, трехмесячный запас виски и пару книг: «Старик и море» Хемингуэя и «Замок» Кафки. Затем Человек Океана отплыл из Глостера, штат Массачусетс, где провел два года своей юности. В то время у него была подруга по имени Нина, она была первой женщиной, которую он полюбил. Он всегда помнил о ней.
Ричард Штайн говорил, что человек всегда будет любить свою первую любовь, неважно, сколько партнеров он потом сменит в жизни. Первый – всегда особенный. Его вторая любовь – первая жена – не могла сравниться с образом Нины. И вторая жена, его восьмая любовь, которая умерла в учреждении, заселенном безумцами. Кроме Нины, Ричард Штайн еще очень любил свою Холодную Голубую Даму, она единственная, кто находился с ним всю жизнь.
Она тихо парила над Ричардом Штайном, когда его корабль разбивал волны, целовала его своим дыханием. Да, Ночь была его большой любовью. Он обнимал ее со страстью, позволяя Человеку Океана нести его тихо меж ее упругих темных ног. Ричард Штайн называл это путешествие высшим испытанием в жизни, зенитом, великим финалом. В первый и единственный раз в жизни он почувствовал себя живым, и был рад, что дожил до этого момента. Он был рад, что так и не приложил пистолет к виску, как всегда собирался.
* * *
Мы с Гробовщиком нашли сухой островок под деревом и уложили туда Нэн. С другой стороны дерева расположился миниатюрный город-порт, выход в океан. Дюжины рыбацких лодок причаливают и отчаливают. Мне интересно, похож ли этот порт на Глостер в Массачусетсе, откуда отплывал Человек Океана. Мне интересно, плавает ли там персонаж, аналогичный Ричарду Штайну, который стремится найти ясность на закате своих дней, желает попасть перед смертью на гала-концерт своей жизни.
– И как быть дальше? – спрашивает Гробовщик.
– Не знаю. Подождем Христиана.
– Ты думаешь, он добежал?
– Лучше бы добежал.
Я пальцами приоткрываю глаз Нэн, чтобы посмотреть, как у нее дела. Все еще без сознания. Ее сосок покрыт корочкой грязи. Я догадываюсь, что это Гроб постарался, потому что ему очень не нравится грудь Нэн. Он вообще находит ее отвратительной, потому что она слишком худая, лысая и у нее мало округлостей. Девочки-скинхеды кажутся ему грязнулями.
Я бью себя по голове, вспомнив, что чуть не изнасиловал Нэн. Бью снова и снова.
* * *
Мимо проходят люди из Волма, прямо через океан, у них нет глаз, а ноги как слизняки. Я часто задавался вопросом, насколько человеческая раса превосходит/превосходила другие расы во Вселенной, какое место мы в ней занимали. Я видел несколько рас, которые казались более развитыми в эмоциональном или физическом плане или обладали более высоким уровнем жизни, но ни одна раса не развилась в плане науки.
Возможно ли, что человечество опередило в развитии свое время? Возможно ли, что все остальные расы во Вселенной такие же примитивные, как появившиеся из Волма? Неужели мы какие-то особенные? Может быть, с нами решили покончить потому, что в своем развитии мы перешли опасную грань – попали в зону, где даже боги уязвимы перед деструктивной силой человека? Может быть, мы изобрели устройство, которое способно взорвать солнце и рай, где живет Яхве? Может быть, Он прекратил наше существование, потому что мы стали угрозой его жизни?
* * *
– У меня есть идея, – говорит Гроб.
Я слушаю прибой и что-то мямлю в ответ. Гроб продолжает:
– Почему нам обязательно нужно уходить отсюда?
– Из-за Волма, или ты уже забыл?
– Я не забыл, – говорит он, – но что, если мы от него избавимся? Тогда нам не надо будет никуда идти. Я думаю, нам нужно только разрушить его, раздолбать топором или поджечь, повредить настолько, чтобы он прекратил работать. Если Волм будет уничтожен, мы может остаться здесь без риска потерять наши души.
– Ты забываешь о Моваке, – отвечаю я. – Волм охраняется существом, которое знает все. Как мы может победить кого-то, кто все знает? Это невозможно.
– Нет ничего невозможного.
– Мовак знает все, пойми! Он будет знать, как остановить нас. Даже если бы у нас был пистолет, он бы знал, в какую сторону нужно уклониться от пули. Ленни просил меня убить Мовака, но Ленни дурак. Это невозможно.
– Все равно мы должны попробовать, – не отступает Гроб. – Чем мы рискуем? Что нас убьют? Ну и что, полностью умереть мы не можем.
– Не будь идиотом. Я не собираюсь сидеть тут живым трупом и ждать, когда Волм проглотит мою душу. Я не хотел бы остаться тут, даже если нам удастся разрушить Волм. Здесь нет будущего.
– Но наверняка в мире остаются сотни людей, которые сохранили частичку своей души. Мы будем их спасать.
– Ты не знаешь этого наверняка, – я не уступаю. – Вполне вероятно, что мы – единственные. Я не хочу рисковать возрождением человеческой расы ради спасения нескольких полузомби. Кроме того, против Мовака у нас нет шанса.
Конечно, есть один способ, которым мы можем его уничтожить, но это долгое и трудное дело. Единственный шанс убить человека, который знает все, – это если он сам хочет, чтобы его убили. Если Мовак знает, что кто-то хочет его убить, у него есть два варианта. Первый: он может сделать необходимые шаги, чтобы остановить заговорщика, – не говоря уже о том, что Мовак уже знает, что он выжил, потому что он знает будущее, а это почти что жульничество. И второй вариант: Мовак может принять смерть и бездействовать, но и об этом Мовак уже будет знать до того момента, как ему придется решать.
Кстати, решения не имеют к Моваку никакого отношения, как и память. Тебе не нужно делать выбор, если ты уже знаешь, какой выбор сделаешь.
Тем не менее Мовак может желать смерти, потому что тот, кто все знает, может жаждать смерти из-за скуки. Все должно казаться ему очень скучным. Хотя Мовак все время жил со своим знанием, так что, наверное, уже настолько к этому привык, что менять ничего не захочет. Люди могут стремиться улучшать и улучшать себя, тем не менее не становясь лучше, – потому что лучшие не могут улучшаться до бесконечности, – но смысл существования Мовака не имеет отношения к совершенствованию самого себя, так что эти правила к нему неприменимы. Смысл существования Мовака, видимо, не поддается моему пониманию, это выше моего уровня знаний. Что-то божественное …
* * *
В любом случае я предпочел бы оставить Волм высасывать души как есть. Даже если Мовак позволит нам убить себя, это не причинит вреда Волму. Я надеюсь, что тогда он выйдет из-под контроля и станет неуправляемым. И высосет души из всего, что находится поблизости. Он покончит с людьми и накинется на другие расы, потом на Мовака и других высших существ, потом на малышку Землю и, высосав ее гадливую душонку, начнет сосать энергию из небес. Волм высосет душу Бога, она распадется у него внутри и отправится в небытие. А я буду смеяться над ним, находясь в безопасности на другом краю Вселенной, потому что Бог это заслужил – за то, что отвернулся от людей. Пусть, так сказать, испробует на себе изобретенное им лекарство.
* * *
Конечно, это очень маловероятно. Я уверен, что именно Господь контролирует Волм и имеет возможность отключить его. Я даже не уверен, что Волм способен зайти так далеко. Однако Господь может захотеть отдать ему душу малышки Земли, что меня вполне устраивает. Будь я Богом, давно бы приструнил эту засранку. Я думаю, что Земля заслуживает забвения. С другой стороны, я всего лишь марионетка. Я не имею слова в вершении вселенских дел, и надо мной посмеялись бы, думай я иначе. Я всего лишь игрушка.
* * *
Мне интересно, насколько забавным малышке Земле казался Ричард Штайн, который в старости уплыл в море без какого-либо опыта мореплавания, в полном одиночестве, не считая Холодной Голубой Дамы, которая составляла ему компанию каждый вечер. Мне интересно, как Земля относилась к людям на закате их дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28