OCR Busya
««Белая бездна», сборник болгарской фантастики»: Свят; София; 1990
Аннотация
Унимо! Это звучное сокращение вот уже век олицетворяло надежду человечества на невиданные возможности. Ему были посвящены тысячи томов, сотни тысяч судеб научных сотрудников и дерзких дилетантов, миллионы надежд, ставших семейными преданиями, социальные мифы, бойкие анекдоты и фантастические сюжеты. Многочисленные неуспешные попытки создания Унимо канули в Лету, и вот наконец, на пороге двадцать второго столетия, заговорили о том, что его появление – вопрос месяцев. Вся планета лихорадочно ожидала небывалого чуда…
Александр Карапанчев
В эпоху Унимо

Унимо! Это звучное сокращение вот уже век олицетворяло надежду человечества на невиданные возможности. Ему были посвящены тысячи томов, сотни тысяч судеб научных сотрудников и дерзких дилетантов, миллионы надежд, ставших семейными преданиями, социальные мифы, бойкие анекдоты и фантастические сюжеты. Многочисленные неуспешные попытки создания Унимо канули в Лету, и вот наконец, на пороге двадцать второго столетия, заговорили о том, что его появление – вопрос месяцев. Вся планета лихорадочно ожидала небывалого чуда.
Ждали его и в жилой башне № 15225, обители работников умственного труда. Башня эта – испытательный комплекс, оборудованный системами Унимо, – после горячих споров была предоставлена медиумам вдохновенных образов. Однако очень скоро башни, подобные этой, стали типичным явлением. Поэтому давайте заглянем в квартиру доктора филологических наук профессора Джордана Хенека, специалиста по европейским литературам XIX и XX веков.
Вечер, с которого, собственно, и начинается наше повествование, застал членов семьи Хенека каждого в своей комнате. Разумеется, везде был аппарат Унимо, скрытый за непритязательной круглой пластмассовой дверцей в стене.
Монотонным металлическим голосом аппарат сообщал ежедневные новости:
– Сегодня окончен монтаж первых метаконденсаторов, расположенных под мировым океаном. Через две недели в недрах Гималаев начнет свою работу половина всех патентных бюро…
Человечество представляло себе опустевшие горы: в их недрах, подобно ячейкам огромных пчелиных сот, разместились легионы изобретательских фирм.
– Вчера досрочно вступили в строй секции пластики человеческого тела и новых бытовых приборов.
– Полным ходом идет завершение чувствоформирующего гамма-мозга, а также шестимиллионного трансмутирующего узла, предназначенного для переработки сырья из недр Гималаев.
«Понятно, – сказал себе Джордан Хенек, – из отходных газов, наверное, будут производить самые тонкие и сложные изделия.
Вот это размах!»
– Доставка стабилизаторов в панцентр равновесия Унимо приближает нашу заветную мечту – это вопрос нескольких дней.
Итак, почти ежедневно, знакомый голос информировал о вводе в эксплуатацию все новых и новых звеньев. Под сенью грядущих перемен человеческие души становились щедрей, планы – смелей, а жизнь планеты – все насыщенней. Последние годы над каждой дверцей Унимо пульсировала надпись: Ожидайте включения!
Хенек готовил конспект завтрашней лекции о творчестве Оскара Уайльда, когда после обычного потока новостей строительства грянуло торжественное сообщение:
– По данным наблюдающих тотальное включение – вопрос ближайших десяти часов!
Хенек спокойно работал над конспектом. Он был уже не первой молодости и помнил на своем веку не одно подобное сообщение. «Вот Жюль и Хорхе, наверное, не сомкнут глаз всю ночь!». Затем мысли его переключились на жену Пентелею, специалистку по древнегреческой литературе: «Вероятно, Пента сейчас готовится ко сну с присущим ей античным спокойствием. Пойду пожелаю ей спокойной ночи…». Затем Джордан сварил себе кофе и вздохнул: – Если бы в эту минуту включили Унимо, первым делом заказал бы себе полный кофейник. Не пришлось бы возиться с его приготовлением и краснеть за паршивый вкус.
Углубленные контакты с предметом исследований профессора Хенека наложили свой отпечаток на его внешность. Он был статен и строен, как Гюго, смугл, как Стивенсон, под глазами рельефно выступали мешки, как у самого Оскара Уайльда. Спустя какое-то время волшебное действие кофеина испарилось, голова налилась тяжестью, и Хенек решил лечь. Перед тем как скользнуть под одеяло, он автоматически взглянул на аппарат. Над дверцей поблескивала надпись: «Вас включили!»
Но Джордан чувствовал такую усталость, что не испытал никакого воодушевления и просто для проверки сказал:
– Мне будильник, и чтоб кукарекал!
Где-то далеко, под Гималаями или мировым океаном, что-то тихо щелкнуло. Открыв пластмассовую дверцу, Хенек подхватил новенький будильник. И в раздражении швырнул его обратно:
– Заведи его на семь часов! Стоило ждать тебя целый век, если ты не знаешь элементарных требований!
Аппарат тихо хмыкнул и вернул будильник. Стрелка звонка с математической точностью застыла на цифре 7. «Ну и дела!», – успел удивиться книжный червь перед тем, как его усталый храп заглушил бодрое тиктаканье.
– Ку-ка-ре-ку-уу! Ку-ка-ре-ку-у!
Вначале Хенек опешил. «Вас включили!» – вернула его к действительности надпись. Он сразу все вспомнил и решил проведать семью. Жена спокойно посапывала во сне, явно упустив эпохальное событие. Джордан улыбнулся собственной прозорливости. И решил ее не будить, дав возможность насладиться первооткрытием.
Но Жюль и Хорхе, студенты, изучавшие эстетику, уже приобщились к чуду, перемены коснулись их совсем очевидно: Жюль склонился над какой-то старинной книгой, на столе поблескивали бутылки.
– Папа! – воскликнул Жюль. – Унимо может все! Ты читал «Солярис» поляка Лема? – он погладил страницы. – Просто прелесть, странно, почему не переиздают такие жемчужины? Сядь, я заказал метаксу, саке, мандаринелло – напитки древние, говорящие сами за себя, если ты можешь оценить их по достоинству!
Отец покачал головой. Жюль – неисправимый библиофил. Нашел что заказать Унимо: Лема и мандаринелло! Да и пьет он как-то не по-людски, даже этому не научился – ему кружили голову ароматы, цвета, послевкусие, будто в этом «смысл» алкоголя. Хенек заглянул к второму сыну.
Хорхе, чья детская мордашка напоминала полузабытого Клейста, раскинулся на ворохе костюмов, где сморил его поздний сон. По фасонам отец догадался, что это его собственные изобретения. Мебель в комнате была абсолютно новой; яркий торшер напоминал застывший водопад. Слабостью Хорхе был дизайн; это их и сближало – тяга к уюту, к новым приобретениям, будь то последняя новинка – оливковое мыло и новый вид мозольного пластыря. Видимо, поэтому отцовскому сердцу Хорхе был ближе, чем Жюль. В последние годы ожидания Унимо Джордан тайно тешил себя надеждой на роскошно обставленную квартиру, ведь до сих пор ему мешала вечная нехватка времени – из-за работы и витаний в облаках.
– По последним данным, рявкнул аппарат, – услугами Унимо воспользовалось 2 589 770 921 человек. Восторг его создателей и непрестанно увеличивающейся армии клиентов воистину огромен!
– Вот это воистину! Универсальный модификатор! – воскликнул Хенек. – Что пожелаешь – все твое!
Хорхе зашевелился во сне на ворохе одежд.
– Спи, спи, успокоил его отец. – Сон придаст тебе сил и ты еще возьмешь свое от Унимо. Я в твоем возрасте предпочитал толковать писателей-романтиков, считая Унимо вопросом необозримого будущего. Но теперь – шалишь, – он с трудом перевел дыхание, – пора наверстывать упущенное! Все, чем обделила меня судьба, теперь воздастся сторицей!
Воодушевленный, он устремился в свою комнату, где и застало его очередное сообщение:
– Просим наших клиентов возвращать использованные вещи через ту же дверцу, а вместо них заказывать новые. Давайте экономить каждую крупицу сырья для великого благодетеля!
«В этой ситуации на мою лекцию никто не явится, – прикинул Джордан. Так что – за работу! Посмотрим, на что способны мы с Унимо!» Он чувствовал, как в предвкушении чего-то незнаемого все тело вибрирует, как в лихорадке.
– Что за чертовщина! Может, это проклятое кукареканье выбило меня из колеи? Мог же заказать себе будильник… да хоть с пением соловья!
Он лег и предался мечтам. Нежно запел новый будильник. И все-таки Хенека что-то раздражало – чуть-чуть, самую малость, словно прилипший к нёбу кусочек кожуры от яблока.
– В сущности, почему именно соловей? Что я, в лесу? Да и о каких лесах может идти речь, если последние из них давным-давно отданы в пищу Унимо! Соловьи – пережиток. Нужна музыка посовременней.
Третий будильник буквально взорвался в барабанных перепонках ревом стартового двигателя космолета. Перед его взором проплыла возрожденная колыбель человечества. Вся природа была переработана и возвышалась сырьевыми колоссами на асфальтовой глади планеты. Может быть, архитектурным памятникам уготована та же судьба, и они пополнят производственный баланс, чтобы Унимо мог создать новые памятники, воплотив самые смелые идеи человечества?
– Того и гляди, найдутся маньяки, способные убедить Модификатор восстановить природу, – почесал в затылке Хенек. – Впрочем, невелика беда – это ведь будет спроектированная природа, более рациональная, более совершенная. Мы станем как боги, по утверждению Уэлса. Хотя я лично и не вижу особого смысла в реставрации природы. Какие-то мрачные холмы, тенистые и влажные поляны, жалкие цветики – кому все это нужно? Все, что мы некогда брали у природы, Унимо даст нам по мере необходимости в более совершенном виде и совсем целенаправленно. Он может усыпать цветами всю планету: нанюхаешься вволю, поставишь яркий стебелек в вазу или засушишь его между страницами любимого романа, а затем давай все обратно, ведь цивилизация должна идти вперед. Мы можем и камни превратить в воду, и вообще – для нас не существуй преград!
Вдруг его осенила парадоксальная идея:
– Хочу стать Гомером! Раскрыть существующие около его имени загадки, приобщиться к гармонии древней Эллады!
– Унимо прекрасно понимает вас, – сразу же отреагировали в недрах Гималаев, – но все еще не может менять внешность человека. Пожелайте что-нибудь другое!
– Фу, мошенник, не сдержался Джордан. Что же ты тогда можешь?
Он решил, что пора удовлетворить жажду экспериментаторства – приступ лихорадочного возбуждения уже миновал – и вновь вернулся к вопросу о будильниках.
Что-то его все-таки не устраивало – смутное раздражение не проходило. Испробовав будильников двадцать (последний был со звуком древней пишущей машинки), Хенек заорал прямо в дверцу:
– А ну-ка, предложи что-нибудь ты! Ты же коллективный гений всех времен! А мне, Джордану Хенеку, не можешь угодить? Похоже, я тебе не по зубам! – и тут ему пришла в голову другая мысль: – Я ложусь, а ты меня разбудишь. Запомни, никаких идиотских будильников пусть сам великий Унимо подумает конкретно обо мне, о'кей?
– Сначала прослушайте сообщение, – настойчиво заявил аппарат. – В ближайшее время Унимо сможет видоизменять внешность клиентов, придавая им облик выдающихся личностей. Прошу заменить заявки подобного рода другими, исполняя которые Унимо накопит необходимую мощность для удовлетворения первоначальных требований.
Затем аппарат торжественно провозгласил:
– Джордан Хенек, проснись! Джордан Хенек, проснись!
– Вот это другое дело, – вскочил он, улыбаясь. – Чувствуется размах. Приятно услышать свое имя по этой штуковине! Авторитетно и уважительно! Интересно, мое имя прозвучало по всему миру?
– Материализация желаний строго индивидуальна. Ваше имя слышали только вы.
– Ладно, ладно, – отмахнулся Хенек, – не будем мелочны. Я не страдаю манией величия.
Его по-прежнему снедала жажда первооткрывательства. «Вчера мне не пришло в голову «придумать» пижаму поинтересней, – осенило его. – Этой я пользуюсь уже несколько месяцев, она пронизана моими многочисленными сомнениями и неудачами!».
Воображение подсказало мягкую как пух, убаюкивающе-синюю пижаму, удобную, как халат дзюдоиста в категории Десять данов. Но мысль о том, что существует множество самых разных пижам, не давала ему покоя. Он примерял одну за Другой, самых невероятных цветовых сочетаний, на мгновение застывал у зеркала с выражением дегустатора, испытывающего сомнения, а затем срывал их с тела и швырял обратно в дверцу.
Приближалось время обеда. Джордан вспомнил о своей семье. Ну, Пентелея. наверное, уже давно на ногах; с присущей ей уравновешенностью заказала себе завтрак, скромное платье и какую-нибудь неизвестную древнегреческую рукопись, чтобы прилежно исследовать ее загадки. Она не любила экспериментов вне литературы, ей было чуждо горение Хенека, да и так ли важно, как именно общается Пента с Унимо, это ее личное дело. Жюль, наверное, по-прежнему изощряется в библиофильстве, они с матерью одного поля ягода. Вот к Хорхе он вновь заглянул бы с удовольствием, но жажда творчества связала его по рукам и ногам, проекты роились в голове, неудержимо выплескиваясь наружу!
Похоже, супруга и сыновья были слишком заняты – до сих пор никто не заглянул к нему, хоть на минутку. Странно все же – серьезные люди на пороге XXII века в ожидании Унимо доходили почти до взаимного отчуждения. Ну ладно, хватит возиться с пижамами, пора и умыться. Ведь даже попадая в туманность Андромеды, человек не должен забывать о нормальном ритме жизни, не так ли?
Он взглянул на себя в зеркало. Мешки под глазами во всей красе. Неважно, что они придают сходство с Оскаром Уайльдом.
– Отвратительная история! Давай, спи в жалкой пижаме, вскакивай от крика петуха – как тут не взяться мешкам! Нужно заказать какую-нибудь чистую воду издалека, например, из водопада Виктория, какое-нибудь особенно приятное мыло, которое уничтожило бы следы усталости на лице.
Он умылся; мешки под глазами слегка порозовели. Однако они стали как будто еще больше. Джордан разозлился.
– Что за нелепость – вода из водопада, когда Виктория давно покрыта бог знает какой маской, как говаривали древние!
1 2 3