на миг он напомнил ей пролитую кровь. Удивительно, но она проспала всю ночь и весь следующий день.
Внизу, под окном, она увидела сад, порядком запущенный. Покрытые деревьями холмы возвышались над кирпичной стеной, окружавшей дом. Справа во дворе виднелся обширный бассейн. Огромный черный конь стоял, взбрыкивая, в углу под навесом.
Кто бы ни был Габриель, но он был богат. Задернув шторы, она отвернулась от окна и оказалась лицом к лицу с человеком, заполнявшим ее сны не только в эту ночь, но, чего уж там скрывать, последние три недели.
— Добрый вечер, — вежливо сказал он.
— Привет.
Габриель снова был весь в черном, и хотя этот цвет был ему к лицу, и сам он был весьма красив, она не могла удержаться в душе от вопроса, есть ли в его гардеробе что-нибудь еще, кроме черных маек и джинсов. То, как он наблюдал за ней, заставило Сару вспомнить, что она спала в одежде, не чистила зубы со вчерашнего утра и что ей необходимо принять душ.
— Ванная здесь, — указал Габриель на закрытую дверь слева.
Его способность так легко угадывать ее мысли выводила Сару из равновесия. Она чуть было не поддалась импульсу по-детски топнуть ногой и приказать ему прекратить свои штучки.
— Наслаждайся купанием.
Он покинул комнату, неслышно ступая. «Босыми ногами», — отметила Сара с изумлением.
Некоторое время она продолжала смотреть ему вслед, а затем отправилась в ванную комнату, которая оказалась не похожей ни на одну из виденных ею раньше. Багровые лучи заката просачивались в маленькое окошко. Стены здесь были того же розового оттенка, что и в спальне. Вдоль одной стены была расположена огромная овальная розовая ванна. Краны были, казалось, из золота, душ располагался отдельно. Розовый унитаз, две розовые раковины. На мраморной полочке у раковины она нашла пушистое белое полотенце, мочалку из махровой ткани, кусок душистого мыла, зубную пасту и щетку.
Закрыв дверь, Сара открыла кран с водой изначала раздеваться. Заметив флакон с пеной для купания, она набрызгала ее в ванну, любуясь миллионами радужных пузырьков, заполнивших поверхность воды.
Чувствуя себя королевой, она завернула кран и уселась в воду, вдыхая цветочный аромат пены.
Было очень странно, что в ванной нет зеркала, даже на шкафчике с туалетными принадлежностями. Сара гадала о странностях Габриеля, о его каком-нибудь суеверном страхе перед зеркалами.
Закрыв глаза, она отдалась течению мыслей. Кто такой Габриель? Почему он так заботится о ней? Живет ли он один? Если да, то зачем здесь цветочная пена для ванн? Если нет, то где его жена или подруга?
Она лежала, пока не остыла вода, а затем вышла из ванны и завернулась в махровую простыню, сетуя на то, что у нее нет с собой свежей одежды и белья.
Вернувшись в спальню, Сара увидела, что ее одежда куда-то испарилась, а вместо нее лежит пеньюар из розового бархата.
Пробегая пальцами по нежной поверхности, она вдруг поняла, что ткань ей как будто знакома на ощупь. И это было очень странное ощущение, потому что пеньюар стоил дороже всего ее гардероба. Она посмотрела по сторонам, а затем, не в силах противиться своему желанию, надела его. Прикосновение мягкой ткани к коже было таким приятным. Чувствовалось, что это очень дорогая и роскошная вещь.
Она едва успела запахнуть пеньюар, как раздался стук в дверь.
— Сара?
— Да.
— Не желаешь спуститься и выпить бокал вина?
— Да, спасибо.
Она открыла дверь и увидела его стоящим в холле все в тех же черных джинсах и майке. Сара глянула на его босые ноги. В том, что ни на ней, ни на нем не было обуви, ей почудилось что-то невероятно интимное. И эта мысль заставила ее покраснеть.
Глаза Габриеля озарились каким-то чувством, которое она не смогла определить. А затем он отвернулся и пошел вниз. Толстый белый ковер заглушал их шаги, когда она спускалась за ним, а затем прошла через другой холл в комнату с высоким потолком.
Пока он разливал вино, она огляделась. Большой мраморный камин занимал одну из стен. Пламя в нем плясало, весело потрескивали дрова. Огромная хрустальная люстра, напомнившая ей одну, виденную когда-то в театре, свешивалась в потолка. На полу был такой же толстый белый ковер, что и в обоих холлах. «Белые ковры, — отстранение подумала она, — как ему удается содержать их в чистоте?» Темно-зеленые шторы закрывали
Окна.
Мебели не было, не считая старинного дубового стола, огромного мягкого кресла с зеленой обивкой и большого телевизора.
Изящный арочный проем вел во внутренний зал, отделанный черным мрамором.
Габриель, внимательно изучая ее лицо, подал ей бокал вина. Он чувствовал ее нервозность, вызванную незнакомой обстановкой и тем, что она была наедине с ним, и думал, что бы ей сказать ободряющее.
Принимая бокал, Сара пробормотала «спасибо». Она снова огляделась кругом, гадая, почему на стенах нет ни картин, ни зеркал, ни часов. В этой комнате не чувствовалось души хозяина.
— Ты… давно здесь живешь?
— Несколько месяцев.
— Очень красивый дом. Габриель пожал плечами. Он купил дом вскоре после приезда в Лос-Анджелес и остался равнодушным к словам агента о том, что эта недвижимость принадлежала одной очень известной, но склонной к затворничеству кинозвезде. Он купил дом по той простой причине, что зеленеющие вокруг холмы сразу напомнили ему родную Италию.
— Ты женат?
— Нет.
Она не могла не заметить бесконечную печаль и одиночество, прозвучавшие в одном этом слове.
— Разведен?
— Нет.
— Живешь с кем-то? Он нахмурился:
— Нет, почему ты спросила?
— Но… эта комната… спальня… впрочем, это не мое дело.
Он поймал ее взгляд и не отпускал.
— Я отделал ее для тебя.
— Для меня? Но как? Почему?
— Я знал… — Он помедлил. — Я надеялся, что однажды ты придешь сюда.
— Но ведь мы знакомы лишь несколько недель!
Он пожал плечами:
— Деньги помогают все делать быстро. В шкафу ты найдешь одежду для себя.
Сара отступила назад, чувствуя, что попала внезапно в чуждый и непонятный ей мир. Она вспомнила старый французский фильм — там отец продал свою дочь чудовищу. Девушка жила в роскоши, но ощущала себя несчастной пленницей.
Она поспешно прогнала это детское воспоминание. Габриель совсем не похож на чудовище, и она может оставить его дом, когда пожелает. Разве не так?
Но тут Сара увидела огромную тяжелую дубовую дверь в конце смежного холла. Она была не меньше девяти футов в высоту. Зачем ему такая дверь? Чтобы надежнее укрыться от внешнего мира? Чтобы не выпустить ее отсюда? Она тут же обозвала себя излишне впечатлительной дурочкой, хотя и не могла избавиться от мысли, что заточена здесь навсегда, как красавица Изабель из сказки. Но, по крайней мере, ее «чудовище» было писаным красавцем.
— Я хочу домой.
Он помедлил, словно желая возразить, а затем кивнул.
— Я провожу тебя.
— Нет.
— Сара…
Он шагнул к ней, простирая руки, но она быстро вывернулась, забыв о бокале, который держала в руках, и вино выплеснулось через хрустальный край на белый ковер, оставляя на нем кроваво-красные разводы.
Словно обезумев, она понеслась через длинный, отделанный мрамором холл к входной двери. Схватившись за круглую латунную ручку начала крутить ее вправо и влево, но тщетно. Переполненная страхом, Сара выронила бокал, разбившийся на тысячу осколков. Она продолжала тянуть дверную ручку, слезы страха и унижения текли по ее лицу.
Руки его тяжело легли ей на плечи.
— Сара! Сара! — Он осторожно развернул ее и с нежностью привлек к себе на грудь.
Однако ей показалось, что она оказалась в стальных объятиях дикого барса.
— Послушай меня, я не причиню тебе ни малейшего вреда. Клянусь.
Габриель смотрел на нее сверху вниз, и неподдельный ужас, отразившийся в ее глазах, ударил ему в сердце словно кинжалом. Неожиданно он освободил ее и отступил на несколько шагов назад.
— Я не причиню тебе вреда, — снова сказал он. — Умоляю, верь мне. Ты свободна уйти.
— Дверь… она не открывается… я хочу выйти, пожалуйста, отпусти меня…
Габриель медленно подошел и, стараясь не коснуться ее, отпер дверь.
— Моя машина стоит на въезде, — сказал он.
Сара моргнула, глядя в его глаза:
— Ты даешь мне свою машину?
— Уже поздно, — ответил он голосом, свободным от эмоций. — Я не хочу, чтобы ты возвращалась домой одна.
— Что бы я ни делала, вас это не касается.
Он склонил голову в молчаливом согласии, а затем, вытащив из кармана связку ключей, передал их ей.
Он был самым настойчивым, самым загадочным и красивым мужчиной из тех, что она когда-либо встречала. Так думала Сара, подходя к его машине. «Ягуар». Новенький, сверкающий «ягуар». Нет, она не могла упустить такую замечательную возможность, особенно вспомнив о своей шестилетней «старушке», стоявшей в гараже дома.
Она повернула ключ зажигания, и мотор ожил. Сара медленно ехала домой, гадая, что произойдет, если она позволит машине катить и катить все дальше, оставляя позади злосчастное прошлое. Что может поджидать ее в новой неизведанной жизни, если она теперь позволит себе окрылиться надеждой? Какая новая жизнь может быть у нее в Монтане, Колорадо или на Аляске?
Она немного потешила себя этой мыслью. Можно было бы продать «ягуар», сменить имя, начать заново свою жизнь… Но нет, она напрасно обнадеживала себя — убежать недостаточно, она нигде не сможет скрыться от своих воспоминаний.
Добравшись до дома, Сара вывела старую машину на въезд, а «ягуар» поставила в гараж.
В гостиной она бросила ключи от машины на кофейный столик, не переставая думать о Габриеле. Какой чудак может так запросто одолжить незнакомке свою машину ценой в семьдесят тысяч долларов? Он даже не спросил, когда она доставит машину назад.
Она взглянула на пеньюар, в который все еще была одета. Кому он принадлежал? Он сказал, что не женат и не разведен. Тогда это вещь какой-нибудь его давнишней подружки? Она провела рукой по нежному бархату.
«Я отделал ее для тебя».
Его голос, проникновенный, чувственный, прозвучал эхом в ее сознании. Он отделал комнату в своем доме для нее. Может быть, для нее он купил и этот пеньюар? Как же он тогда узнал, что розовый — ее любимый цвет?
Усевшись на диване, Сара быстро переключала телеканалы, не желая больше думать ни о Дэвиде и Натали, ни о Габриеле.
Однако ей не удавалось сосредоточиться на поздней программе. Это была изумительная романтическая комедия с участием Джина Уайлдера, но она не испытывала желания смеяться и была далека от романтических переживаний. Сара прыгала по каналам, пока не остановилась на музыкальной программе в стиле кантри. Послушав ее недолго, она спросила себя, почему эти песни столь печальны. Девять из них были об утерянной любви, о любви долгой и неустанной. «Возможно, целый мир несчастен, — подумала она. — Возможно, бесконечное счастье не существует ни для меня, ни для других».
Она уставилась в экран, не видя изображения, не слыша музыки. Вместо этого перед ее мысленным взором всплыло лицо Габриеля с красивыми и четкими, даже резкими чертами. Весь он был такой мрачный и прекрасный и напоминал ей однажды виденное изображение падшего ангела. Она вновь проигрывала про себя их диалоги, вспоминала его печальное лицо и усталые нотки в голосе. В глазах его таилась целая бездна нечеловеческой грусти. Возможно, он тоже в трауре? Он сказал, что не женат и не разведен, но что если жена его умерла?
— Габриель…
Она произнесла его имя вслух и легла, подложив руки под голову и прижимаясь щекой к мягкому бархатному воротнику.
— Габриель…
Веки ее опустились сами собой, и впервые за шесть месяцев ей не страшно было засыпать.
Он неустанно расхаживал по огромным комнатам своего дома, представляя Сару, си-
Дящей перед камином в гостиной, купающейся в розовой ванне, спящей в постели, читающей книгу в библиотеке, поливающей цветы в саду, лежащей нагой в его объятиях…
Он отогнал эти образы, вспоминая ужас в ее глазах, открывшийся ему вчерашним вечером. Если она уже теперь, в самом начале их знакомства, так смотрела на него, то что же будет, когда она узнает его истинную природу? Но этого ни за что не случится. Никогда больше он не свяжет себя со смертной женщиной.
Однако хотел он этого или нет, но Габриель уже был связан с ней. Он не мог думать ни о чем, кроме той ночи, когда впервые увидел ее, сидящую на скамье в парке, одинокую, с глазами, полными слез.
За исключением цвета волос, в ее облике было мало сходства с Сарой-Джейн, и все же в ней было что-то от той Сары, что-то, присущее только ей, и поэтому его страшно влекло к этой женщине.
Пробормотав проклятие, Габриель вышел из дома и на несколько мгновений застыл, вдыхая холодный ночной воздух. Он медленно двинулся к загону, насвистывая своему жеребцу.
Огромный черный конь подбежал, нежно пофыркивая и тыкаясь мордой ему в грудь.
Открыв ворота загона, Габриель вскочил на коня верхом. Ему не нужно было уздечки, чтобы управлять им, достаточно было звука голоса и коленей, сжимавших круп животного. Потрепав шею коня, он выехал за ворота и направился к холмам за домом.
Он скакал уже больше часа, чувствуя ветер на своем лице. Боль его понемногу утихла. Габриель не желал думать о прошлом, достаточно было настоящего, чтобы сокрушить его, а будущее и вовсе скрывалось за пеленой неизвестности, которую ему не дано было приподнять.
Звуки ночи и ее запахи овладевали его сознанием. Он слышал далекий шум в диких зарослях, лай собак и шорох крыльев совы, охотившейся в ночи, видел янтарные глаза кошки, наблюдавшей за ним из темноты. Проезжая мимо припаркованной машины, он уловил смешанный запах духов, сигарет и распаленной похоти. Ему нетрудно было представить, что происходит внутри за запотевшими стеклами, и он ощутил внезапную боль и желание быть рядом с Сарой…
Он вспомнил ночь, когда сидел рядом с ней. положив голову ей на колени и умоляя держать его. «Как давно это было!»
С сердцем, полным печали, Габриель повернул к дому.
Он почувствовал, что она там, еще не успев въехать во двор, а затем увидел Сару, стоящую на веранде, выходившей в сад. Длинные белокурые волосы рассыпались по ее плечам, кожа сверкала белизной в свете луны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41