– Кстати, Петер пока не возникает? – осторожно поинтересовалась она. – Ну, по поводу твоих нарядов.
Илона ухмыльнулась.
– Он редко видит меня одетой.
– Тише, – хихикнула Амелия, – официантка услышит.
– Подумаешь!
– И его всегда все устраивает?
– Ну почему же? Как-то ужасно рассердился, когда я сказала, что я устала и больше не хочу.
– Илона!
– Шучу. Такого со мной не бывает. Да и с ним тоже. Слушай, а твой Франц… Он ведь, наверное, тоже не промах в этих делах? Держу пари, ты и пикнуть не успеешь, как снова окажешься беременной! А теперь давай сменим тему разговора. Знаешь, у меня проснулся аппетит. Как насчет салатика и бифштекса с жареной картошечкой?
– Ни за что, – простонала Амелия. – Хочешь, чтобы на мне не сошлось новое платье, которое мы только что купили? Я ужасно растолстела.
– Чепуха! – Илона окинула подругу оценивающим взглядом. – Ты выглядишь очень женственно. Беременность пошла тебе на пользу. Я бы с удовольствием поменялась с тобой фигурами.
– Неправда, Илона, ты очень изящная. А я…
– Как мило, что ты так думаешь! Но я знаю, что слишком худая. Правда, Петеру такие нравятся.
Последняя реплика подруги сказала Амелии больше, чем весь предыдущий разговор.
Илона может говорить все, что угодно, но нет никакого сомнения в том, что она влюбилась. К тому же она просто расцвела за последние две недели. Да и ядовитые нападки на мужчин полностью исчезли из ее монологов. Франц жаловался, что имя Петера просто не сходит у нее с языка.
– Уверена, что ничего не хочешь? – спросила Илона, подзывая официантку.
Амелия вздохнула, отворачиваясь.
– Разве что ма-аленький сандвич…
Синие сумерки медленно сгущались за окном офиса.
Петер поднял усталые глаза от бумаг и глянул на часы. Наконец-то большая стрелка подползла к шести. Всю неделю он дожидался этого момента. И вот наконец он наступил! Пятница, шесть часов. И совсем неподалеку отсюда, на тихой окраине Вены, его ждет Илона. Его Илона.
Одна только мысль о том, что сегодня это опять произойдет, заставила его сердце учащенно забиться. Однако торопиться не следует. Сначала нужно навести порядок на столе, а потом… Не забыть еще кое-что…
Он сунул руку в дальний угол ящика, извлек оттуда длинную бархатную коробочку и сунул в карман пиджака… Все женщины любят бриллианты, а этот будет украшать самую необыкновенную из них.
Но он не преподнесет свой презент сегодня вечером. Пусть ничто не отвлекает Илону от любовных игр.
Она получит его завтра утром. Петер живо представил себе эту сцену. Илона сидит верхом на нем, и на ней нет ничего, кроме его подарка.
Эрекция не заставила себя ждать… Дурачок, сказал он себе, ведь наступил час пик, а тебе надо еще выбираться из центра.
Быстро схватив ключи от машины, Петер направился к лифту.
Пять минут спустя он уже мчался по знакомой дороге.
– Петер, сиди, пожалуйста, смирно, – Илона даже ногой притопнула от нетерпения. – И перестань таращить на меня глаза. Неужели ты не понимаешь, что это отвлекает? Невозможно работать, когда на тебя так смотрят.
– А как мне прикажешь смотреть? Ты же совсем голенькая, – не выдержав, подал голос доселе молчавший Петер. Вот уже полчаса он, совершенно обнаженный, терпеливо сидел в позе лотоса на бархатном красном диване. – Может быть, ты все-таки что-нибудь на себя накинешь?
– Ну уж нет, уговор дороже денег. Ты же говорил, что разденешься только в том случае, если это сделаю я. И теперь изволь вести себя как умный мальчик! Закрой глазки, хотя бы на минутку. А то я случайно – понимаешь, совершенно случайно! – изображу самого настоящего Петера Адлера.
Перспектива быть узнанным на портрете вовсе не прельщала его. Он вскочил.
– Хватит! Я устал! И вообще… Мы теряем время! Может, пока не поздно, бросишь мой портрет? Я заплачу тебе за этот набросок как за готовую работу.
Вздохнув, Илона отложила кисть.
– Жаль. А ведь уже начало получаться. Хочешь взглянуть?
Петер совсем не был уверен, что хочет. А вдруг она изобразила на картине нечто вовсе непотребное? Но, в конце концов, любопытство пересилило. Он шагнул к мольберту и остановился, потрясенный.
– Но… Но это же не я!
Илона протестующе взмахнула кистью.
– Так я тебя вижу!
Удивительно, но, взглянув на портрет еще раз, Петер обнаружил гораздо больше сходства.
Перед ним сидел мужчина со скрещенными ногами. Руки покоятся на коленях, спина выпрямлена, а глаза закрыты, как у медитирующего Будды.
Но содержание картины не исчерпывалось загадочностью и могуществом мужского начала. Искусно очерченная фигура, переливающиеся бронзовые мускулы создавали впечатление незримого присутствия некоей рабыни, которая немало потрудилась, втирая в кожу своего господина ароматические масла и умащивая его белокурые волосы восточными благовониями.
Петер на мгновение онемел. Его поразило не только и даже не столько мастерство художницы, сколько настроение, которым была проникнута картина…
Он еще раз впился глазами в изображенного на холсте мужчину: мудреца, господина всего сущего на земле. Но разве он, Петер, похож на этого юного полубога? Чертовка просто смеется над ним!
Он устремил на нее разгневанный взгляд, но Илона и бровью не повела.
– Я совсем не такой мускулистый, – проворчал он. – И кожа бледнее.
– Нет, у тебя очень рельефные мышцы и хороший ровный загар. Посмотрись в зеркало.
Она шутит или серьезно думает, что мужчины способны крутиться у зеркала, восхищаясь своими обнаженными фигурами?
– А куда делись волосы на теле? – недовольно спросил Петер.
– Я их состригла кистью. Это домысел художника, – объяснила она. – И потом, разве дело в волосах?
– Разумеется, нет, – не унимался он. – Но зачем приукрашивать? Например, эти кудри до плеч. Какая-то женская прическа. У меня же нормальная стрижка.
– Тебе бы пошли длинные кудри, – задумчиво протянула Илона.
– Это тебе только кажется, крошка. Никогда в жизни я не стал бы отращивать такую шевелюру.
– Почему?
Он деланно засмеялся.
– И ты еще спрашиваешь? Представь, что скажут мои партнеры, если я появлюсь в офисе, таком виде? Манекен, который только что сбежал из рекламного агентства… Меня просто не поймут!
– Правда? Мне казалось, что в своем кругу ты самый главный и можешь делать все, что тебе нравится. А они только кланяются и целуют тебе ножки.
– В глаза – да, но за моей спиной начнутся пересуды.
– Тебя так волнует мнение окружающих?
Петер удивленно посмотрел на нее.
Какая наивность! Отец всегда внушал ему, что в этом мире действуют законы, которые придуманы задолго до нас. И нам ничего не остается, как неукоснительно следовать им. «Иначе часы остановятся», – говорил Адлер-старший, торжественно поднимая руку и слегка постукивая пальцем по стеклышку своих золотых швейцарских часов. Слышал бы он слова этой безумной художницы! Наплевать на людей, на общественное мнение? Да это… это то же самое, что взять и своей рукой остановить время.
– Ты не знаешь, о чем говоришь, – выпалил Петер.
Илона сверкнула глазами и упрямо вскинула подбородок.
– Нет, знаю. И даже очень хорошо! Такие, как ты, окружают меня всю жизнь! И я вижу, как они изводят себя по пустякам, зарабатывая язву или инфаркт. А ради чего? Ради кого?
– Ради дела, – взревел он. – Понимаешь, дела! И ради своих семей! Как еще, черт возьми, большинство мужчин может добиться чего-то в этом мире, как не придерживаясь консервативных взглядов? Не каждый способен спастись бегством на пустынные острова и заниматься тем, что ему нравится. В конце концов, приходится возвращаться в реальный мир, как это делаю я каждое утро в понедельник. Тебе чертовски повезло, что у тебя такой партнер, как Франц. Немногие из знакомых мне деловых людей согласились бы взять тебя в свой бизнес. Твое поведение, манеры…
– Ну-ну, договаривай. – Она скрестила руки и смерила его ледяным взглядом.
– Шокируют окружающих. Как и твои наряды.
– Ах, вот как. Наконец-то дело дошло и до нарядов. – Она была вне себя от бешенства. – Что ж, благодарю тебя, Ульрих!
Петер зажмурился, как от удара… Боже, что он делает? А главное, зачем? Он же не хотел спорить с Илоной и, тем более, ссориться с ней. Ведь не будь выходных, которые они проводили вместе, он сошел бы с ума. Ему захотелось провалиться сквозь землю от стыда.
– Извини, пожалуйста. Я не хотел. Вспылил.
Он подошел к ней и обнял. Она еще минуту сопротивлялась, но затем крепко прижала его к груди.
– Это ты меня прости. Я не хотела тебя обидеть. Не понимаю, с какой стати я так завелась. Из-за какого-то портрета… Ты прав, он действительно никуда не годится.
– Глупости! Портрет просто замечательный. – Он взял в ладони ее щеки и стал поглаживать, успокаивая… – Вообще-то ты права. Меня давно уже тяготит собственное существование. Все время чувствуешь себя машинкой для пересчитывания банкнот. Ужасно!
Он ощутил, как Илона напряглась в его объятиях. Кажется, это признание испугало ее. Ведь она считала его таким сильным…
Ему припомнились слова Франца о том, что каждый раз, когда очередной любовник начинает терять голову, эта чертовка бросает его. Значит, вскользь брошенная фраза вовсе не шутка, а предостережение. Не зря она назвала его Ульрихом…
А он… он, кажется, и вправду полюбил эту ведьму. Как говорится, втюрился по самые уши.
Странно, но эта мысль нисколько не испугала Петера. Наоборот, он даже ощутил некоторый внутренний подъем. Конечно, в том, чтобы любить, зная, что тебя только хотят, радости мало. Но ведь какие-то шансы у него есть. И он сделает все, чтобы найти путь к ее сердцу. А когда он откроется ей, она не бросит его. Не захочет.
– Илона, – прошептал он, нежно прижимая ее к себе.
– Что?
– Ничего. Мне просто нравится обнимать тебя.
– Правда?
В ее голосе, однако, прозвучали скептические нотки.
– Да. И я… я предлагаю тебе… – Она затаила дыхание. – Продолжить нашу работу. Я просто жажду опять оказаться в позе лотоса.
Илона игриво хихикнула.
– Ты уверен в этом? Чем именно эта поза тебя прельщает?
Он сделал вид, что не понял намека. В конце концов, должны же быть у них какие-то общие интересы, кроме секса!
– Время идет, а работа стоит. Продолжим?
– Что ж, – она нехотя подошла к мольберту. – Пожалуй, мне следовало завести другого натурщика. Более понятливого. Но я привыкла к твоему лицу, не считая уже других частей тела.
Петер рассмеялся.
– Ну, ты меня успокоила. А я думал, ты видишь во мне только выгодного клиента.
– Не смеши! Если бы я брала в любовники всех своих заказчиков, у меня не оставалось бы время для живописи.
Петер хотел еще что-то добавить, но голос его пресекся.
И только теперь Илона увидела, каких трудов ему стоит опуститься в позу лотоса. Особенно не вписывалась в форму цветка та самая «деталь».
Вдруг Петер бросился вперед и схватил ее. Его губы буквально впились в ее полуоткрытый рот, руки скользнули по талии и обвили тело мертвой хваткой.
Не ожидая нападения, она инстинктивно выгнула спину и уперлась локтями в его плечи. Но он одним резким движением сломил ее слабое сопротивление.
– Видишь, – шепнул он ей на ухо, – какая ты хрупкая. Ты нуждаешься в защите.
Эти слова заставили Илону задуматься.
В защите от кого? От окружающего мира? Но она достаточно крепко стоит на собственных ногах и не нуждается в покровительстве. Тогда… от самой себя? Что ж, пожалуй. Но, может быть, он имеет в виду совсем другое? И ей надо защищаться от него, Петера Адлера. Тогда это – наихудший вариант. Потому что она любит, безумно любит этого человека. Неужели он понял, что опасность кроется в нем самом: его глазах, его губах, его…
Впрочем, это ничего не меняет в том, что сейчас произойдет. Сейчас не время задумываться…
8
– Ты просто чертовски привлекателен! – бросила на ходу Илона, входя в свою черно-белую кухню в воскресенье утром.
Петер и вправду выглядел великолепно – в костюме цвета морской волны его серые глаза отливали нежной голубизной.
За эти два дня Илона почти смирилась с мыслью, что любит Петера, и перестала бороться сама с собой – ведь она продолжала таять каждый раз, когда он дотрагивался до нее. А вчера вечером так и не смогла насладиться им сполна.
Что ж, жизнь идет своим чередом, и, как бы ни сложились дальше их отношения, она будет с благодарностью вспоминать время, которое они провели вместе. У нее хватит сил, чтобы вернуться к прежней жизни, когда пролетят эти пять месяцев.
Естественно, она никогда не откроет ему сокровенной тайны своего сердца – это было бы глупо. Она прекрасно понимает, что произойдет сразу после того признания. Мужчины, подобные Петеру, принимают женскую любовь как должное. Она и глазом не успеет моргнуть, как он превратится совсем в другого человека – самоуверенного, властного, даже жестокого. Исчезнут ласковые взгляды, нежные прикосновения, маленькие услуги, которые влюбленные мужчины оказывают своим избранницам. И что самое ужасное – она, Илона, превратится в его постельную принадлежность, некий инструмент для удовлетворения похоти, который всегда под рукой… Нет, она не допустит этого, не позволит ему поглотить себя.
Чмокнув Петера в чисто выбритую щеку, Илона поставила чайник на плиту.
– Ты уже одет! – удивилась она. – Но ведь крестины назначены на одиннадцать.
– Уже десять, – заметил он.
– Правда? Но церковь всего в десяти минутах отсюда. И я уже приняла душ и сделала макияж. Через сорок минут я буду одета, и без четверти одиннадцать мы сможем выехать.
– А может, нам лучше отправиться чуть раньше, дорогая?
– Хорошо, я постараюсь управиться быстрее.
Петер страдальчески закрыл глаза.
– Хорошо, что мы летим не на самолете, – пробормотал он.
– Хватит ворчать, торопыга, – поддразнила Илона, наливая себе кофе, уже третью чашку с тех пор, как встала с постели. – Психиатры утверждают, что все ненормальные куда-то торопятся.
– По-твоему, я сумасшедший?
– Похоже, у нас обоих крыша поехала, – протянула она, томно потягиваясь.
Да, прошедшую ночь иначе и не назовешь, как безумной.
Илона и представить себе не могла, что она такая… выносливая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15