Аурелия Хогарт
Воздушнее поцелуя

1

Пэм Гармен терпеть не могла, когда перед ней заискивали. А тем более лебезили. Но так уж сложилась ее судьба, что большинство окружающих только тем и занимались: если не заискивали, то лебезили – и наоборот. И не только перед Пэм, но и перед остальными членами ее более чем состоятельной семьи.
За свои двадцать девять лет Пэм узнала немало способов проявления подхалимажа, выступая при этом, так сказать, в роли объекта для разного рода субъектов. Путь познания начался с того момента, когда она научилась более-менее твердо держаться на ногах и родители, в основном мать, стали брать ее с собой в гостиницы – клан Гарменов подвизался на ниве гостиничного бизнеса. Тогда и началось бесконечное сю-сю-сю, исходившее из уст всех, кому только малышка Пэм попадалась на глаза, начиная от разного рода поставщиков, которых с известной натяжкой можно было назвать партнерами Гарменов по бизнесу, и заканчивая последней кастеляншей самого маленького отеля.
Каких только ласковых слов не наслушалась Пэм в детстве, с кем ее только не сравнивали! Больше всего – с зайчиком. Но также с птичкой, рыбкой, солнышком, ласточкой, сахарком и тому подобное. А больше всех отличился один коридорный, назвавший малышку Пэм грибочком. Правда, в тот день она была в панамке, розовой в крупный белый горох. Вероятно, этот рисунок и вызвал у коридорного подобные ассоциации. Скорее всего, изначально Пэм привиделась ему в образе мухомора. Но не скажешь ведь при миссис Гармен, матери малышки, что-нибудь наподобие: «Ах ты, маленький мухоморчик!». Этак можно и места лишиться. Видимо, исходя из подобных соображений, коридорный в последний момент и выпалил безобидное «грибочек».
Однако уже тогда, в нежном возрасте, Пэм заподозрила неискренность. И впервые обратила внимание на проблему своей внешности – если подобное определение применимо к возникшим в детской головке мыслям.
Впоследствии она возвращалась к упомянутому вопросу не раз.
Не то чтобы Пэм была некрасива или что-то в этом роде. Наоборот, к нынешним двадцати девяти годам она достигла полного расцвета и приблизилась к пику красоты. Только сама об этом даже не подозревала. Виной тому было строгое воспитание и атмосфера чопорности, царившая в сугубо английской семье Гарменов. Порой Пэм казалось, что даже в королевском доме к чадам предъявляется меньше требований, чем ее родня выдвигала ей самой. Впрочем, той же участи подвергались и прочие отпрыски по обеим линиям – Гарменов и Нортни. Последняя фамилия принадлежала в девичестве матери Пэм.
Вот какой контрастной была обстановка, в которой существовала Пэм Гармен: с одной стороны, подобострастие сотрудников всех без исключения гостиниц, которых было много, причем не только в Англии, но и за ее пределами; с другой – чрезвычайно высокие требования внутри семьи.
Из-за подобного разнобоя в юности Пэм все никак не могла понять, хорошенькая она или нет. О красоте, которую в семье презирали – даже женскую, мужчине же и вовсе было неприлично обладать красотой, – речь не шла. От Пэм ожидали демонстрации интеллекта, а не причесок или макияжа.
В конце концов, критериями собственной внешности стали для нее простота и целесообразность. Поэтому свои длинные светлые волосы она закручивала в небрежный узел и закрепляла на затылке заколкой. Макияж игнорировала. На высоких скулах Пэм никто не видел румян, полных губ не касалась помада, выразительность карих глаз подчеркивал лишь естественный темный оттенок ресниц. Иными словами, косметика на лице Пэм отсутствовала полностью. У нее не возникало необходимости украшать себя. Достаточно быть чистой и опрятно одетой, остальное лишь напрасная трата времени и денег. Да-да, именно денег – как ни странно, миллионеры Гармены тщательно контролировали свои расходы. Впрочем, некоторые утверждают, что именно из экономных людей чаще всего и получаются миллионеры.
Пэм трудно было судить о чем-либо подобном, так как она появилась на свет, уже будучи наследницей немалых капиталов.
Не это ли – наряду с привитыми вкусами – стало основной причиной безразличия Пэм к тому, что многие дамы пренебрежительно называют тряпками, тем не менее души в них не чая? Если можешь купить себе что угодно, интерес к хождению по магазинам пропадает. Даже если речь идет о покупке одежды. Совсем не так остро хочется облачиться во что-то модное и красивое, когда почти в каждом кармане твоего простенького полотняного жилета лежит по золотой кредитной карточке.
Одежда, которую носила Пэм, была проста до неприличия, особенно летом. А так как здесь, в Мельбурне, зимы в английском понятии не существовало, то ясно, какой стиль оказался для Пэм предпочтительное всего – самый простой и лаконичный с уклоном в сторону максимального комфорта. То есть она и впредь намеревалась одеваться как сейчас. В данный же момент на ней были полотняные брюки – мешковатые и довольно мятые, – просторная рубашка в мелкую полоску наподобие мужской, а также жилет с множеством карманов. Пэм выбрала такой специально, чтобы было куда раскладывать мелкие предметы. Дамских сумочек она не любила. Обувь на ней тоже была своеобразная – парусиновые тапочки на мягкой подошве. Словом, удобство и еще раз удобство.
А между тем именно к стилю одежды Пэм и относилось замечание Джоша Лавгрена – кстати, лишенное даже намека на какое бы то ни было подобострастие, чем и обратило на себя ее внимание. Нет, этот Джош Лавгрен был явно не из тех, кто привык заискивать. Пэм была уверена, что он не стал бы этого делать, даже зная, кто она такая. В нем чувствовалась внутренняя свобода, но совсем не того рода, к которому привыкла Пэм в своем окружении. Это была не та свобода, что ближе к понятию уверенности, а та, которая сродни раскованности. Вот этого в чопорных родственниках и знакомых Пэм не было даже в помине. Все они чем-то походили на кукол, определенным образом одетых раз и навсегда, с навечно застывшим выражением на лишенных мимики лицах.
Представив себе Джоша Лавгрена в гостиной дома своих родителей, Пэм усмехнулась. Он был бы там как диковинная орхидея среди мхов и лишайников. Строго говоря, его не пустили бы даже на порог. Для клана Гарменов такой человек, как Джош Лавгрен, чужак.
Впрочем, для Пэм тоже. Она сама не знала, почему вступила с ним в разговор. Хотя внимание обратила на него сразу, как только увидела.
Джош Лавгрен был не из тех, по кому можно скользнуть взглядом и безразлично отвернуться.
Разумеется, в тот момент Пэм понятия не имела о том, как его зовут. Просто, войдя в «Эммерсон-фанд-бэнк», где у нее были дела, она сразу уперлась взглядом в человека, разговаривавшего о чем-то с менеджером зала.
Менеджера, Стива Смита, Пэм знала с первого дня своего появления в Мельбурне – то есть в течение примерно полумесяца, – но заинтересовал ее не он, а его собеседник.
Тот стоял спиной к Пэм, и она, скорее всего, решила бы, что это женщина, если бы не его высокий рост и подчеркнуто мужские очертания фигуры – широкие плечи, стройные бедра, узкая талия… Хотя талия, конечно, могла быть узкой и у женщины. Равно как и рассыпанные по плечам темные кудри, поблескивавшие в льющихся сквозь оконное стекло солнечных лучах.
Именно волосы Джоша в ту самую минуту, как она сообразила, что перед ней мужчина, произвели на Пэм наибольшее впечатление. Точнее, шокировали. Потому что ей никогда еще не приходилось видеть мужчин с так называемой мокрой химией – химической завивкой, создающей эффект мокрых волос.
В первое мгновение Пэм прикипела к роскошной шевелюре Джоша глазами, но когда, не прерывая разговора со Стивом Смитом, тот машинально оглянулся, увидела, что у него приятное открытое лицо, смуглая кожа и белые зубы. Последнее стало заметно, когда он коротко рассмеялся над одной из фраз Стива Смита. Именно в эту минуту Джош мельком взглянул на Пэм, и ей почудилось, будто его глаза полыхнули голубым пламенем. Разумеется, ничего подобного на самом деле не произошло, просто у Джоша были удивительного оттенка глаза – небесно-голубые.
Тогда же Пэм узнала, как зовут этого странного, на ее взгляд, молодого мужчину. Направляясь к конторке банковского оператора, она услышала, как Стив Смит обратился к собеседнику по имени, назвав Джошем. Позже один из банковских клерков вышел из боковой двери с какими-то бумагами и, обведя взглядом зал, произнес:
– Мистер Лавгрен, прошу на минутку сюда.
Извинившись, Джош прервал беседу со Стивом Смитом и направился к клерку.
Пэм заполняла карточку, но краем глаза проследила за поразившим ее воображение красавцем, отметив про себя удивительную свободу и элегантность его движений.
Впервые вижу, чтобы мужчина был так грациозен и при этом не оставлял слащавого впечатления, промчалось в ее мозгу.
В окружении Пэм действительно невозможно было найти никого даже отдаленно похожего на ослепительного Джоша Лавгрена.
Уходя, Пэм думала о том, что вряд ли еще когда-нибудь встретит его.
Каково же было ее удивление, когда часом позже она вновь увидела Пэма Лавгрена в павильоне строительных материалов. Думая о своем, она сначала безучастно скользнула взглядом по стоявшему у одного из отделов парню. Но тут же подумала, что недавно уже видела подобное сочетание голубого с белым. И тогда посмотрела в ту сторону вторично.
Так и есть! Джош Лавгрен расхаживал среди стендов с образцами кафеля и плитки для пола, все в тех же выцветших до бледно-голубого оттенка, местами протертых джинсах, из правого кармана которых свисала цепочка, другим концом крепившаяся где-то на поясе, и в расстегнутой почти до пупка белой шелковой рубашке. Надо сказать здесь, в павильоне стройматериалов, подобный наряд смотрелся еще более или менее сносно. В банке же он, по мнению Пэм, был абсолютно неуместен.
Пока она размышляла, Джош покинул отдел керамической плитки и направился к рулонам ковролина. Проходя мимо Пэм, он на миг задержал на ней взгляд, будто вспоминая, где видел, затем улыбнулся, блеснув белыми зубами.
И Пэм улыбнулась в ответ.
Для нее самой это было удивительно… но в то же время так естественно.
Впрочем, она тут же согнала улыбку с лица и отправилась в отдел обоев – ей нужно было подобрать что-нибудь роскошное для апартаментов люкс, занимавших последний, седьмой этаж вновь построенной гостиницы, одной из множества других принадлежавших клану Гарменов.
Ради этого Пэм и приехала в Мельбурн – чтобы участвовать в завершающей стадии работ. Еще не имеющий названия отель отец подарил ей с условием, что тот откроется ко дню ее рождения. То есть примерно через полгода.
Ни один из номеров гостиницы еще не был полностью готов, тем не менее Пэм решила поселиться в ней. Разумеется, она могла снять себе квартиру, причем роскошную, но зачем, если в ее распоряжении целая гостиница? Пусть пока без внутренней отделки, но своя!
Кстати, поселилась Пэм именно в одном из номеров люкс. Голые стены там серели бетоном, зато в ванной уже поблескивал кафель. Это было единственное готовое помещение – и даже с джакузи. С мебелью в номере тоже было туго. Правда, в спальне стояла кровать, но и только.
Выбрав десять различных образцов обоев – по числу номеров люкс, – Пэм записала их названия, чтобы затем сообщить бригадиру занимавшихся отделкой рабочих, и покинула павильон. Идя к выходу, она старалась не смотреть по сторонам, чтобы ненароком не нарваться вновь на взгляд Джоша Лавгрена.
К счастью, ей удалось этого избежать.
Наверное, он ушел раньше меня, подумала Пэм.
Эта мысль вызвала в ее душе прилив странного разочарования.

2

Стремясь избавиться от наплыва непонятных эмоций, Пэм завернула в уличное кафе, села за один из стоявших под навесом столиков и заказала мороженое. Было жарко, но не душно, потому что с океана долетал бриз. Назвать его прохладным было бы преувеличением, зато он перемешивал воздух, создавая иллюзию свежести.
Пэм наполовину опустошила вазочку с мороженым, когда сбоку раздалось:
– Двойной эспрессо без сахара и лимонный напиток.
– Напиток и эспрессо… – повторила официантка.
– Нет, пожалуй два напитка, – последовало уточнение.
– Сию минуту, – обронила официантка, удаляясь.
Пэм мельком отметила тот факт, что за соседним столиком появился посетитель. Потом ей подумалось, что этот голос она как будто недавно где-то слышала. Набравшись смелости, Пэм повернула голову налево… только затем, чтобы встретиться с взглядом небесно-голубых глаз.
– Похоже, наши мысли текут в одном и том же направлении, – негромко произнес Джош.
Пэм на миг замерла, не зная, как реагировать.
– Простите? Это вы мне?
Джош слегка прищурился.
– Конечно.
– Но я не понимаю…
Он улыбнулся.
– Объясню: сначала мы решили зайти в банк, потом в строительный павильон, после чего, наконец, мы здесь.
– Мы? – тонко усмехнулась Пэм.
– Разумеется. Ведь вы сами видите, что мы оба здесь.
– Это чистая случайность, никаких «мы» не существует.
– Тем не менее мы сейчас находимся в кафе, и это так же справедливо, как то, что сначала нам обоим понадобилось побывать в банке и павильоне стройматериалов. Кстати, что вы строите, если не секрет?
Пэм уклончиво повела бровью.
– Почему я должна говорить об этом с незнакомым человеком?
Ей вообще не следовало вступать в подобную беседу. Первое, усвоенное с детства правило гласило: с чужими не разговаривать!
Однако сидевший за соседним столиком человек, несмотря на всю его красоту и необычность, почему-то не вызывал у Пэм опасений. Более того, не казался чужим. Возможно, это здешний воздух так на нее действует?
Будто прочтя мысли Пэм, Джош обронил с хитрой улыбкой:
– С незнакомым, конечно, обсуждать свои дела не стоит, но мы-то знакомы! Можно сказать, целый день идем рука об руку. В банке вместе были, в павильоне стройматериалов были, в кафе…
– Да-да, я уловила вашу мысль, – кивнула Пэм.
1 2 3