— Значит, пусть переходит дорогу на красный свет?! — возмущался Морозов. — Значит, пусть играет со спичками и ест руками?!— О! Да что ж ты такой тупой! Правила — это правила, это как десять заповедей!— Стало быть, кое-что ребенку нужно объяснять? Кое-чему учить? Кое-что запрещать?!Терпение иссякало. Они расходились по разным углам, потом летели навстречу друг другу, обещая, что «больше никогда!»До следующего раза.Забывшись в пылу спора, они переходили на личности, и темпераментно размахивали руками, и негодующе раздували ноздри.В этом они были похожи.Иногда они делали интересные открытия.Оказалось, что летом она не носит юбок, а предпочитает широченные брюки, размашистые футболки и туфли без каблуков. В таком наряде ее можно было принять за подростка. Волосы она закалывала повыше, но все равно ныла, что жарко, а Олег все равно уговаривал их распустить, «потому что красиво!» Готовить она не любила, во всяком случае, говорила, что не любит, но время от времени у него под носом — чуть ли не на клавиатуре! — возникала тарелка с борщом или жареной картошкой. Когда им хотелось изысков, они заказывали такси в Новосибирск и шлялись по ресторанам.В ресторанах ее иногда приглашали танцевать. Она смотрела на него сквозь ресницы, поддразнивая, и каждый раз отказывалась. Олег вздыхал с облегчением, но потом некоторое время косился недоверчиво. Когда она уставала или была расстроена, он разгадывал легкие слезы в глазах, где пропадал медовый свет и только влажная листва дрожала вокруг зрачков. Иногда она отталкивала его руки, капризно вертела головой, даже требовала, чтобы он «оставил ее одну». Упиться страданием, вот зачем. Случалось, он соглашался, и маялся потом в соседней комнате от неопределенности и дурацких женских причуд.Когда она читала, каждая фраза отражалась в ее лице и он забавлялся, угадывая сто раз из ста, что она держит в руках.Когда он писал, лицо его теряло сосредоточенность линий и выглядело расслабленным, невнятным, как у ребенка. Она видела изредка то же выражение, ловя его взгляд на себе. Когда он думал, что смотрит на нее незаметно.Он бывал по утрам сердит и капризен. Она же пристрастилась радоваться рассветам. Радовалась она бурно, а ему хотелось тишины, а ему необходимо было сосредоточиться, чтобы окончательно проснуться. Но даже в такие минуты, зная, что он недоволен, она не могла удержаться от поцелуев, и весело тормошила его, и покорно слушала ворчание «ты меня не бережешь, ты на мне верхом сидишь, а я, между прочим, в туалет хочу!»С каждым днем, проведенным вместе, они все сильней прорастали друг в друге. Они сталкивались лбами, заблуждались, обжигались, царапались. Их новый мир был неделим на белое и черное. В нем нельзя было оставить только солнце, внимать только радостным вестям, ехать лишь по прямой дороге.Он однажды написал песню… Она однажды услышала ее… ГЛАВА 39 Беги пока никто не понял,Пока в живых остаться можно,Таким, каким себя ты помнил.Иначе к черту осторожность!В ее ладони ткнется сердцеСлепым, беспомощным котенком.И кто ты, кто, чтоб заперетьсяОт этих пальцев нежно-тонких?.. Он не смог убежать. Она не смогла отпустить. Или наоборот. Просто в какой-то момент им пришлось смириться с этим. Они перестали обманываться, вымучили решение, придумали, как можно выжить.Но выжить и жить — разные вещи…У него была лишь девушка Маша, да и та — на выходные и редкие будние вечера, когда ему приходило в голову, что он слишком одинок. На нем были не цепи, не кандалы, а так — легкая паутина. Одно нетерпеливое движение, и она разорвется.Тина же была за решеткой. Он не посмел открыть дверь и выпустить ее, он сам юркнул внутрь этой клетки и незаметно устроился в углу.Однажды, уже в Москве, в душной, загазованной, оглушительно верещащей Москве, они сидели голые на его новой кухне и пили холодный квас. Через час ей нужно было возвращаться в офис, под окном ждала его новая «девятка», — теперь у него было много чего нового! — телефон был отключен, а окна открыты.Они не виделись перед этим три дня. Так уж сложилось. И теперь она сидела против света, а Олег пытался рассмотреть выражение ее лица. И чувствовал себя беспомощным.Она поставила кружку с квасом на стол.— Знаешь, Олег, я тут подумала… Я почти не вижу детей… Ефимыч решил, что им в этом году нужно идти в школу… Все это решается без меня. Ксюшка с Сашкой так редко меня видят. В общем, я не могу, не имею права отнимать у них отца, все пустить кувырком, только потому что мы с тобой…Он спокойно пропустил это «только» мимо ушей. Ему было плевать. А вот остальное…— Я плохая мать, — усмехнулась она. — Поэтому для них ничего не изменится. Я буду приходить по вечерам, а потом уходить, когда они уже заснут. Вот и все, Олег. У них все будет по-прежнему, и дом, и семья, а мы… сможем жить вместе. — Она вытянула шею, словно птица. — Разве ты не этого хочешь, Олег?Он хотел только одного: чтобы ей было хорошо. А у него не получалось.— Я смотрю, ты все до мелочей продумала, — не глядя на нее, Морозов выругался. — И сама же понимаешь, что это — невозможно.— Ну почему?! Почему?! Я перееду к тебе, мы будем вместе. Я не могу так больше. Я работаю через силу, я через силу дышу, Морозов!Олег молча протянул ей кружку с квасом.— Выпей. Хватит жалеть себя. Все устроится.— Ничего не устроится, — всхлипнула она. — Само по себе ничего никогда не устраивается!Он позвонил в ее офис и соврал что-то насчет незапланированной деловой встречи, чтобы сотрудники не запаниковали, потеряв начальницу из виду. Начальница же, прижав колени к груди, заснула на его диване. До вечера Олег сидел в квартире, охраняя ее сон, и внутри у него все дрожало от бешенства. Он любил эту женщину, но именно он сделал ее несчастной.Теперь она лжет самой себе: «С детьми все будет в порядке, у них все будет по-прежнему!»И в том, что она стала жалкой, виноват он, он, уютно прикорнувший в углу ее клетки, не решившийся предложить ей свободу.Пустить бы пулю в висок…Тыщи людей живут так, но что ему эти тыщи?! Он измучил ее. Он, способный умереть за нее.Но на что ей его смерть? Ей нужна жизнь. Жизнь рядом с ним. ГЛАВА 40 Офис, насколько он мог судить в теперешнем своем состоянии, выглядел очень презентабельно. Секретарша улыбалась, как полагается, во все тридцать два зуба.— Вам назначено?— Представьте, нет, — улыбнулся и он, — но мне будут рады.Еще бы себя в этом убедить! Еще бы унять трусливую дрожь в коленках и незаметно вытереть пот с шеи.Никогда еще он не был так уверен в своей правоте.Никогда еще он так не боялся.— Простите, вы куда? — теряя официальную доброжелательность, вскинулась секретарша, когда он распахнул дверь кабинета. — Я должна вас представить! Подождите!Нет уж! Вот это — извините!…Вадим Алексеевич Старцев только что вышел из этого кабинета, вполне довольный. Концепция рекламной кампании «Майского чая» была идеально разработана и расписана во всех подробностях. Два слогана, предложенных «Промо-ленд», казались Вадиму Алексеевичу просто гениальными, третий был похуже, но почему-то Старцев считал, что главе кампании приглянется именно этот, третий. А хозяин — барин, разве не так?Но пока суд да дело, Вадиму Алексеевичу совсем необязательно было делиться своими догадками с дамочкой, сидевшей напротив. Он и не делился. Просто вежливо откланялся, аккуратно сложив бумаги в дорогой кожаный портфель.А она могла считать кампанию успешно начатой, по крайней мере. Это было приятно. Очередной профессиональный успех. А как же иначе? Зря она, что ли, проводит в этом кабинете большую часть суток? Ей что, больше заняться нечем?А вот кое-кому, кажется, нечем!..— …Что ты здесь делаешь? — увидев Морозова, она выскочила из кресла.В окружении бумаг, в неоновом отблеске монитора ее лицо казалось старше и жестче. Он поздоровался и продолжил движение, с каждым шагом приближаясь. Удивление в ее глазах сменилось гневом.— Леночка, все в порядке. Оставь нас, пожалуйста, — бросила она секретарше. И когда та вышла, яростно зашипела на него: — Ты что, обалдел? Какого черта ты себе позволяешь?!— Тина! — протестующе выставил он ладони.Подошел совсем близко, но она отшатнулась:— Морозов, я все помню и от своих слов не отказываюсь, но ты должен дать мне время, а не шляться ко мне на работу! Не дави на меня!.. Я скажу им в выходные, хорошо?Теперь ее голос звучал совсем жалобно. Олег закатил глаза.— Почему обязательно в выходные?..— Потому что тяжело, черт тебя подери! Потому что я должна подготовиться!— Я купил вэн, — внезапно сказал он другим голосом.— Что?!— Вэн.— Что это за дерьмо?Он сел в ее кресло и лихо закинул ноги на стол. Вся эта канитель проделывалась исключительно из-за страха.— Вэн — это не дерьмо, как ты изволила выразиться, а машина. Хорошая машина. В ней есть кухня и туалет.— Убери ноги, — поморщилась она. — Или владельцам этих самых вэнов плевать на манеры?— Ага. Плевать. Поцелуй меня, а?— В честь какого праздника? Ты врываешься ко мне в офис посреди бела дня, несешь какую-то хрень, требуешь, чтобы я бросила мужа…— Я не требую!— Не перебивай меня! — взвизгнула Тина, и Леночка по ту сторону двери принялась шарить в тумбочке в поисках валерьянки.На всякий случай.— Ты требуешь, — просипела Тина настойчиво. — Да, я сама обещала, сама решилась на это, но ты должен понять, что это не легко, дай мне привыкнуть к этой мысли…Он не мог позволить ей и дальше быть несчастной. Он не знал точно, сделает ли ее счастливой. Но слушать ее завывания сил уже не было.Конечно, она сопротивлялась. Конечно, выворачивалась, выкручивала шею, убегая от его губ, извивалась, дрыгала ногами и шипела.Львица, подумал бы он с гордостью и опаской, если бы не был так занят ее укрощением.Поцелуй, на миг лишив сознания, медленно, но верно возвращал осмысленность ее глазам.— Я люблю тебя, — сказала Тина.Он сосредоточенно кивнул.— Послушай меня, ладно? Только не перебивай и не ори сразу.— Что ты задумал?— Я не задумал. Я уже сделал.Она напряглась в его руках.— Олег?— Помолчи, хорошо? Я виделся с твоим мужем. И с Катериной Андреевной. С твоей мамой.— Слава богу, я знаю, как зовут мою мать! — выкрикнула она.— Тина, пожалуйста, заткнись, а? И вот еще, как это я забыл… Посидишь минутку одна?Она сглотнула. Значит, с мужем и с матерью. И делегация уже, наверное, здесь. Теперь предстоит перекрестный допрос. Очная ставка.Почему бы ей сразу не выпрыгнуть в окно? Пятый этаж, все шансы решить проблему.— Олег, куда ты? — запоздало испугалась она.— Минутку, одну минутку.Показалось, что прошла неделя. За эту неделю Тина успела переделать кучу дел. А именно: отключить телефон, отказаться от валерьянки, попробовать забаррикадироваться, перестать баррикадироваться, выпить валерьянку, поплакать навзрыд, вспомнив о своем решении стать приходящей матерью.Как это у нее язык не отсох тогда?! И что делать теперь? Идти на попятную? Или сделать приходящими Ефимыча с мамой?— Познакомься, — возник в кабинете чрезвычайно серьезный Морозов. — Это Павел Леонидович.Должно быть, адвокат, безучастно решила Тина. Должно быть, Олег предусмотрел все, чтобы отрезать ей путь к отступлению.— Тина, это твой управляющий. Конечно, если вы поладите.— Здравствуйте.— Мой — кто?!— Управляющий, — терпеливо повторил Олег, — Паш, будь добр, покажи резюме и что там у тебя есть еще, с бумагами как-то проще разобраться. А за обедом поговорите.— За обедом?! — очумело переспросила Тина. — Да что вообще происходит?!— Ты умеешь водить вэн? — Морозов повернул к ней озадаченное лицо. — Никогда не пробовала? В общем-то, там категория «В», но с непривычки все-таки трудновато, надо будет потренироваться… где-нибудь… на пустых трассах… хм… если такие есть. Кстати, где твой загранпаспорт?Не дожидаясь ответа, он полез в ее сумочку.— Ага, вот он. Отлично. Паша, вы пока пообщайтесь, а я…— Стой!— Я обед закажу, — отчеканил он. — А ты посмотри документы Павла.Мечтая грохнуться в обморок, Тина схватилась за его рукав.— Прекрати закатывать сцены, — прошептал он нежно.— Объясни мне немедленно, что происходит, — прошипела она злобно.— Паша, мы отлучимся, — через плечо бросил Морозов и увлек ее в приемную, где Леночка в ужасе пряталась за компьютером.— Нам бы поговорить, — интимно обратился к ней Олег, — вы не подскажете, где это можно сделать… конфиденциально?— Как? — открыла рот Леночка.— Я сама прекрасно знаю свой офис! — возмутилась Тина и пихнула его куда-то вперед и влево.Они оказались в уборной. Обстоятельства складывались весьма романтическим образом.— Ну?! Ты можешь мне сказать четко и внятно…— Не могу! — простонал он. — В том-то и дело, что не могу! Я по горло сыт разговорами с твоей мамашей, которая озабочена только тем, чтобы очередную серию «Санта-Барбары» не пропустить!— «Санта-Барбара» давно кончилась, нынче показывают «Бедную Настю», — уточнила Тина.Олег, не слушая, подвинул ее, попил воды из-под крана и сказал, что разговорами с ее мужем он тоже сыт по горло. И что не думал, что ей тоже придется все объяснять. И что Павел Леонидович отличный малый и профессионал, а по большому счету она может засунуть свое агентство в задницу, потому что уже всем доказала, какая она независимая! И что под окном стоит вэн — целый дом на колесах. И что Ксюшка, очевидно, уже приступает к испытанию двигателя, а Сашка, как пить дать, скормил Кузьме все запасы, и что Тина теперь останется без обеда, и сама виновата, потому что дура…— Кто такой Кузьма? — спросила она безо всякого выражения.— Водолаз, — буркнул охрипший Морозов, — не тот что с трубкой, а тот что с хвостом.— У…— Угу.Она подняла на него воспаленные сухие глаза.— Ты что, Морозов, серьезно считаешь, что все так просто, да?— Что ты! — картинно всплеснул он руками. — Все очень сложно! Мы еще не получили клятвенных заверений от твоей мамы, что она будет счастлива, и гарантий от твоего мужа, что он простит твое подлое предательство, а еще ведь Ксюшка с Сашкой, им тоже нужно будет бумагу подписать и на крови поклясться, что они к тебе не в претензии за то, что ты полюбила вовсе не их отца, а другого человека!— Язык у тебя без костей, — выдохнула она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28