Одним он подарит богатство, другим счастье, третьим любовь... Я была уверена, что, кроме этих добрых подношений, без которых и не представляется Новый год, ничего у него в мешке нет. Только хорошее – так представилось мне той тихой снежной ночью, в тепле толстого верблюжьего одеяла, рядом с тихо посапывающим мужчиной, который без меня даже своей жизни не представлял. Я была известна, появились перспективы...
И правда, Рождество мы встретили очень счастливо – со смехом, шутками, с отличным настроением. На Луи мы надели красный колпак Санта-Клауса, повязали пижонский бант, подарили ему специальный подарок, купленный в магазине для животных, – какой-то кошачий деликатес в виде хорошенькой глазированной мышки. Митя, со всем присущим ему романтизмом и сентиментальностью, тоже преподнес мне сюрприз – встал передо мной на колени и попросил руки и сердца. Чего мне стоило не расхохотаться – я не знаю, у меня потом мышцы лица болели от сдерживаемых усилий. Но я все-таки не рассмеялась. Очень чинно и благородно я ответила, что подумаю, изобразив своим видом, что окончательный ответ будет наверняка положительный.
Я точно знала, что не стану радикально менять свою жизнь – мне сейчас и так неплохо было. Митя – прекрасный человек, но что-то в глубине души мне подсказывало, что бродит где-то мой настоящий герой, с которым я буду счастлива как ни одна женщина на свете. Это ощущение прекрасного будущего так и бурлило во мне – я радовалась хорошему настоящему и ждала каких-то грандиозных перемен.
А пока я жила рядом с Митей, тем более что у него недавно умерла мама и мне как-то неудобно было бросать его.
В один из последних зимних дней, когда все новогодние праздники уже закончились и с нетерпением ожидались первые весенние, мне позвонили. Я сразу узнала голос – Нина Пирогова, бывшая староста нашего класса. Похоже, даже спустя годы желание все организовывать и устраивать общественные мероприятия ее не покинуло.
– Привет, Танюха! – заорала она (сколько я ее помнила, Нинка не умела говорить нормальным голосом, даже стихи, которые в школе задавали выучить наизусть, она читала командирским басом). – Поздравляю – ты теперь у нас кинозвезда!
– Спасибо, – вежливо ответила я. – Ты о том фильме? Но это пока только одна известная роль в моей карьере...
– Да ладно тебе! – добродушно перебила Нинка. – Скромность в наше время уже порок. Ты вроде и в театрах играешь?
– Да, я закончила театральное училище...
– Ладно, потом подробности своей звездной жизни расскажешь. Я тебе вот по какому поводу звоню: есть хорошая мысль собраться всем вместе.
– В каком смысле?
– Ну ты даешь! Известно в каком – бывшие одноклассники, как-никак... Десять лет, Танита, – юбилей!
– Что?! – Теперь настала моя очередь форсировать голос. – А ведь правда...
Я никогда не считала годы и не цеплялась за даты, но в этом юбилее было нечто особенное – грусть и удивление разом навалились на меня. Я словно только сейчас осознала, что время не стоит на месте и вот уже десять лет отделяют меня от детства. Картинки прошлого поплыли перед моими глазами...
– Танита, ты что замолкла? – вернул меня к реальности голос в трубке.
– Очень хорошо, – сказала я уже спокойно. – Конечно, надо нам всем встретиться. А то я даже и не знаю, кто как живет. Старые друзья растерялись куда-то...
– Еще бы – ты же богема!
– Ниночка, по характеру своему я никак не могу считаться богемой...
– Ладно, ладно, потом расскажешь! Короче – мы решили снять на вечер нашу кафешку. Естественно, с каждого носа энная сумма.
– Какую кафешку?
– Да «Ромашку» же! За выпить-закусить платишь отдельно или несешь с собой, если бедная... Господи, что же я говорю! Ты же там небось на «Мерседесах» ездишь!
Объяснять ей что-либо было бесполезно – Нинка была из тех шумных, но, в общем-то, довольно беззлобных людей, которые никогда не слушают собеседников, и так зная все наперед. Вернее, думая, что знают.
– Нина, а ты про кого-нибудь знаешь?
– Да почти про всех!
– Как там Катя Варшавская, Вовчик Петросян, Бубнилова... Ох, эта невероятная Бубнилова, помнишь, как она...
Мы болтали с Нинкой, и я все отчетливее понимала, что совсем не о тех хотела спросить. Но непонятный, суеверный страх мешал мне это сделать, и я положила трубку на рычаг, так ничего и не узнав о Серже Мельникове. «Отчего же я вдруг так разволновалась?» – спросила я себя, подойдя к окну. Там на ослепительном солнце умирала зима – капало с крыши, текло ручьями с длинных страшных сосулек, во всем воздухе летали какие-то брызги, словно оттаивало само голубое небо, и даже сквозь заклеенные рамы было слышно, как неистово чирикают воробьи. «Неужели вот оно, счастье, которое наконец пришло ко мне и которое я давно предчувствовала?» – эта мысль обожгла меня огнем.
Вечером пришел с работы Митя. Он уже жил у меня – пустая квартира на другом конце города пугала его, наводила тоску. Бедная его мамочка, совершенно напрасно я когда-то разозлилась на нее...
– Ужасно голоден, – сказал Митя, торопливо раздеваясь в прихожей. – Представляешь, шел и всю дорогу думал, чем ты сегодня угощать будешь.
– Тебе так нравится, как я готовлю?
– Да, да, я тысячу раз говорил тебе это! – Он обнял меня, прижавшись к щеке ледяными губами.
– Разве на улице так холодно?
– Утром солнышко, а вечером здорово подморозило. Еще не весна, милая...
Я кормила его ужином, а сама все думала о предстоящей встрече.
– Что-нибудь случилось?
– Что? – вздрогнула я.
– У тебя вид какой-то отсутствующий, словно ты обдумываешь какую-то проблему. – Митя отложил вилку и внимательно смотрел на меня. Плохая из меня актриса!
– Еще бы, – мрачно, озабоченно произнесла я. – В следующие выходные встреча одноклассников.
– Так это же здорово! Ты пойдешь? – Он опять взялся за вилку.
– Но мне нечего надеть! – выпалила я первое, что пришло мне в голову. И в тот же момент эта важнейшая мысль вернулась ко мне бумерангом – силы небесные, а ведь мне действительно нечего надеть!
Митя посмотрел на меня снисходительно, улыбаясь краешками губ:
– Мне бы твои проблемы, детка. У меня вот баланс не сошелся сегодня...
– Митя, Митя, мне действительно нечего надеть!
Я бросилась в комнату и стала лихорадочно передвигать плечики на вешалке в шкафу. Страшное возбуждение охватило меня. До юбилея в «Ромашке» было еще несколько дней, но мне казалось, что я стремительно падаю в пропасть. Если там будет Серж Мельников – собственно, из-за него я так и волнуюсь, – то показаться перед ним в каких-то жалких тряпках...
– А вот твой любимый сиреневый костюм, – сзади подошел Митя.
– Только не его. Он старый, вон – даже катышки на боку от сумки.
– А то милое черное платьице?
– Нет-нет, там половина будет в таких же. Сейчас все женщины, как идиотки, носятся с маленькими черными платьицами...
– Вижу длинное, красное – кажется, очень соблазнительно.
– Митя, его я надену, когда мы с тобой вдвоем пойдем в ресторан, но только не в этот раз. Да и туфли под него не подберешь.
Я перебрала целый ворох одежды, пока окончательно не убедилась, что надеть мне совершенно нечего.
Я упала на диван и расплакалась. Если прикинуть, то я тысячу лет не плакала...
– Вот глупенькая! – Митя сел рядом все с той же умиленной, нежной улыбкой и стал по очереди целовать мои пальцы. – Очень глупенькая. Ты же самая красивая, у тебя есть я. Стоит ли переживать из-за таких пустяков?
– Нет, ты не понимаешь!
– Завтра пойдем и купим – что хочешь, – твердо произнес он.
– Митя, хорошую вещь надо искать очень долго, а у меня всего несколько дней, – с горечью возразила я.
– Мы успеем.
Все оставшиеся до субботы вечера мы носились по магазинам и всевозможным бутикам и универмагам, словно от этого зависела моя жизнь. Сначала мне не хотелось показывать Мите свое волнение – я боялась, что он может заподозрить что-то неладное, но он отнесся ко всей моей суете очень снисходительно.
– Да, я тебя понимаю, – сказал он в один из сумасшедших вечеров. – День такой встречи – словно подведение итогов, невольно хочешь выглядеть на высоте. А для женщины хорошо выглядеть – это и есть все ее заслуги и достижения, то, чего она добилась в жизни...
Между одним универмагом и другим мы зашли перекусить в кафе, и там, за столиком, в полутьме, под звуки негромкой легкой музыки, я словно опомнилась. Но только на короткое время, пока мелкими глотками всасывала в себя холодный коктейль через трубочку. «А почему, собственно, я так волнуюсь? Может быть, Митя прав – в день встречи бывших одноклассников я хочу выглядеть более чем хорошо именно потому, что они помнили меня толстой конопатой уродиной и мне надо доказать им, что они ошибались, что из гадкого утенка вышел прекрасный лебедь. И Шурочка Пинелли... Боже, я совсем забыла, что на свете существует Шурочка! Вдруг Серж придет с ней, блестя колечком на безымянном пальце... Нет, я не верю в ранние браки, любовь Ромео и Джульетты – очень красивая, но и очень короткая сказка. Эти двое давно уже разошлись, школьная любовь, которая длится дольше выпускного вечера, смешна, нелепа. Нет, я не хочу ничего никому доказывать, я давно уже самодостаточный человек, мне наплевать, что обо мне подумают бывшие одноклассники. Кроме одного. Потому что я... Потому что я до сих пор люблю его?»
Я чуть не подавилась коктейлем. Митя сидел напротив меня и с задумчивым видом ковырялся в салате. Вид у моего спутника, надо сказать, был неважный. Под глазами лежали легкие тени, вены на руках заметно набухли. Ведь он отчаянно уставал, таскаясь со мной после работы по этим дурацким магазинам!
Совесть безжалостно кольнула мне в сердце. «Что будет, если Серж Мельников окажется свободным? Разумеется, я всеми силами постараюсь доказать ему, что только я – самая эффектная женщина в мире... А вдруг он поддастся моим чарам? И потеряет голову, и пойдет покорно за мной вслед? Что же тогда будет с Митей?»
В это время Митя встретился со мной взглядом и улыбнулся, накрыв ладонью мою руку.
– У тебя сейчас такой озабоченный, взбудораженный вид, – сказал он. – Брось. Сейчас зайдем в ГУМ и, вот увидишь, найдем там то, что тебе нужно.
– Мерси... Может быть, отправимся потом в кино? В «Зарядье» идет сейчас какой-то новый фильм, все очень хвалят... Ты же любишь спецэффекты.
– А что – это идея. – Он оживился, даже порозовел. – Давненько мы с тобой культурно не развлекались.
После кофе, которое принес официант, он окончательно взбодрился, и моя жалость отступила. Я глядела на Митю, на его безукоризненную, замазанную гелем стрижку под английского лорда, с красиво уложенным затылком, на строгий костюм, выглядывающий из-под мягкого кашемирового пальто, на пижонское кольцо-печатку... и решила, что ничего страшного не произойдет, если мы расстанемся. Утешительниц вокруг полно. Такой безупречно ухоженный, красивый мужчина один не останется. Я даже почувствовала нечто похожее на ревность, когда об этом подумала...
В ГУМе я действительно нашла то, что хотела. В одном из бесчисленных магазинчиков, расположившихся на втором этаже, я заметила один костюм. Сначала он мне не понравился, тем более что цвет у него был не вполне приличный – розовый, да и пуговицы на нем были какие-то странные – в виде свинок. Нечто маскарадное, словом. Но назойливая продавщица настояла, чтобы я его померила, и, странное дело, на мне костюм стал смотреться совсем по-другому.
Узкая юбка до колен, приталенный пиджачок – ничего особенного, но крой был безупречен. Просто удивительно – как модельеры умеют иногда расположить все эти вытачки, разрезы, карманы и шлицы, что самая обычная женская фигура начинает выглядеть просто божественно? Да и цвет не был банально-розовым, если присмотреться. В нем преобладал оттенок фуксии, как в только что появившемся закате, – некий сумбур, тревога и одновременно безмятежность... А перламутровые пуговки в виде забавных свиных рылец – чистый эпатаж, тонкая ирония над цветом и покроем, обрисовывающим женские формы. Я уже давно не выглядела толстушкой, но этот намек на прошлое...
Я вертелась и вертелась в костюме перед большим зеркалом, а продавщица и Митя ходили вокруг и ахали. Я действительно выглядела очень хорошо, очень мило и женственно, и даже ахи продавщицы звучали вполне искренне.
– Ладно, покупаем, – сказала я. – Сколько стоит?
Оказалось, что костюмчик стоит безумно дорого, тем более что на невзрачной этикетке внутри ворота стояло известное французское имя. Но Митя, не раздумывая, расплатился. Эта сумма была для него неразумной тратой – при всем своем романтизме он был человеком довольно-таки скуповатым, но, видимо, он хотел видеть меня счастливой. Мы пошли потом в кино, хотя было уже довольно поздно, и там, в густой прозрачной полутьме зала, он вдруг с такой страстью, с таким бесконечным обожанием стал целовать мои руки, что мне опять стало страшно. «Господи, – взмолилась я, – сделай так, чтобы он не любил меня так страстно! Я не хочу жить так, как сейчас, – позволяя себя любить и не любя сама. Я тоже хочу потерять голову, я не могу бесконечно приносить себя в жертву!»
В субботу утром я проснулась непривычно рано для себя. Митя лежал рядом, и во сне у него было такое счастливое, безмятежное лицо, что я едва могла сдержать нервный смех.
– Митя, проснись, опоздаешь на работу! – принялась я его тормошить.
– Который час? Сейчас встаю... – пробормотал он сонным голосом, разводя руками, словно ища в воздухе опору, которая помогла бы ему встать.
Я не выдержала и расхохоталась:
– Митя, куда ты – сегодня же суббота!
– Ну ты и вредина... – Он обнял меня, уткнувшись теплым, ставшим за ночь колючим лицом мне в грудь. – Идешь сегодня?
– Да, да, конечно, не зря же мы костюмчик купили.
– Тебе очень идет. – Он оживился, открыл глаза. – Смотри, какой-нибудь бывший одноклассник еще влюбится в тебя, в такую хорошую.
– И что ты тогда будешь делать?
– Тогда мне придется убить его. – Он сладко потянулся. – Татка, правда, который час?
Целый день я красила личико, ногти, приводила волосы в порядок, словом, делала то, что Митя называл «чистить перышки».

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7