Поистине он создан для нее.Она подумала, что впадает в опасную сентиментальность. Совершенная глупость с ее стороны придавать мистический окрас тому, что на деле было лишь очень приятным приключением.Видеть партнера в романтическом ореоле — значит заниматься самообманом. Ведь встретив Фрэнка, Констане решила, что нашла человека, который сделает ее счастливой. Она испытывала к нему и любовь, и страсть, и уважение, и дружескую привязанность. И, когда он оставил ее, она думала, что жизнь кончена.Но она выжила.И теперь медленно начала понимать, что есть другие чувства и отношения, не менее сильные, чем любовь, но разорвать которые не менее тяжело.Ее размышления прервал Сидней.— Апельсиновый сок, — сказал он, входя в комнату со стаканом. — Свежевыжатый.— Спасибо, — не в силах сдержать зевок, сказала Констанс.Она пила сок, а Сидней сидел на краю кровати. Затем лег рядом с ней, и они, счастливые, погрузились в сон.Когда Констанс проснулась, первое, что она услышала, было биение сердца Сиднея у ее уха. Она осторожно, чтобы не разбудить его, подняла голову и стала разглядывать его с восхищением.Всю предыдущую неделю она старалась выбросить его из головы, так как понимала, что если они будут видеться, то вскоре она совсем потеряет рассудок.И тогда ей будет еще больнее, чем после расставания с Фрэнком. По сравнению с этим мужчиной, который теперь стал ее любовником, Фрэнк казался слабым и беспомощным. Предательство Фрэнка она пережила. Но если она влюбится в Сиднея, тогда ей грозит серьезная душевная рана.Отбросив все эти мысли, Констанс нежно поцеловала его в плечо.— Ммм, — пробормотал он и зевнул. Послышался какой-то шум из соседней комнаты, и она подняла голову:— Что это?— Экономка готовит нам ужин.— Я могла бы сделать это сама, — сказала Констанс.— У тебя будет не слишком веселый отпуск, если тебе придется готовить.Констанс прижалась к нему, ее тело было расслабленным после сна.— Но я люблю готовить и, кроме того, думаю, ты мог бы мне помочь.Его губы дрогнули в улыбке, он провел рукой по спине Констанс, и она радостно вздрогнула.— Я умею великолепно жарить яичницу, — сказал он. — На этом все мои кулинарные достижения заканчиваются.Констанс слегка прихватила его плечо зубами.— Тогда тебе пора поучиться. Я предпочла бы, чтобы здесь никого не было.— Хорошо. Подождем, пока она там все закончит, а затем я отправлю ее домой.— А в холодильнике много еды?— Откуда я знаю? — ответил он. — Но не волнуйся, можно заказать еще. Я не позволю тебе голодать.Она провела языком по его мускулистому плечу.— Настоящий рай! — сказала она.— Да, — согласился Сидней, наклонился и поцеловал ее в грудь. Глава 7 — Почему ты не женат? — спросила Констанс три дня спустя. Она лежала на коврике в тени дерева. — Дипломату для карьеры лучше быть женатым.— Это так. — Он сидел в шезлонге в одних шортах, которые знавали лучшие времена. Его глаза были закрыты солнцезащитными очками. — Но никто об этом впрямую мне не говорит, и я не обращаю внимания на мнение окружающих.— Какое высокомерие! — рассмеялась она. Это действительно было высокомерие, но не намеренное, как она начала понимать. Если бы она осталась с ним, то ей пришлось бы бороться с его высокомерием. А поскольку такой вариант невозможен, то это ее не касается.— Знаешь, я читала в какой-то статье, что если мужчины не женятся до тридцати лет, то часто они вообще уже не женятся.Сидней поднял брови и окинул взглядом ее уже слегка загоревшее тело.— Если бы ты хотя бы иногда, кроме своих журналов, читала книги, то тогда тебе было бы известно, что журналы часто ошибаются, — язвительно сказал он.Констанс усмехнулась.— Книги я читаю. Но ты не ответил. Почему ты не женат?— Просто я еще не встретил ту, с кем хотел бы прожить всю оставшуюся жизнь, — спокойно заявил он.Это, разумеется, относится и к ней. Три дня, проведенных вместе в уединении, они, оторванные от каждодневной суеты городской жизни и предававшиеся наслаждению плотскими усладами, провели в гармонии с окружающей дивной природой и друг с другом. Они безо всякого стыда предавались чувственным радостям, большую часть времени проводя в постели. Каждый день они много и с удовольствием плавали в бассейне. Ели, когда бывали голодны, засыпали в объятиях друг друга, когда уставали. В их отношениях царила полная идиллия.Между ними все время сохранялось негласное понимание, что они здесь только из-за страсти, которая пока что не получила полного удовлетворения.— Никого? Должно быть, ты слишком придирчив.Сидней пожал плечами.— Возможно. Я родился не в законном браке, так что с малых лет понял, что брак это не обязательно.Констанс неуверенно посмотрела на него. Он в первый раз заговорил о своем детстве.— Тебе было трудно? — спросила она.— Нет. Вначале я все принимал как должное, а когда осознал истинное положение дел, то был уже достаточно взрослым, чтобы все понять. У моего отца была жена, которая не могла дать ему детей и которая не любила его.Констанс ждала, что Сидней продолжит, но он молчал. И она спросила:— Но почему тогда они не развелись?— Из-за религиозных убеждений. К тому же свою роль сыграла и финансовая сторона дела. Думаю, он хотел бы жить с моей матерью, но она сама на этом не настаивала, поскольку ее, видимо, устраивал тот образ жизни, который она вела. Она была художницей, и довольно известной, а законный муж, который постоянно был, бы рядом, мешал бы ей.— А как же ребенок? — сухо спросила Констанс.— У ребенка была постоянная няня, — ответил он, словно удивляясь ее проницательности. — И этому ребенку повезло гораздо больше, чем тебе. Я был не очень чувствительным, к тому же няня любила меня. Мать тоже по-своему меня любила, да и в любви отца сомневаться не приходилось.О родителях он говорил как-то отстранение. А Констанс хотела знать о нем все, но не решалась переступить некую грань, боясь показаться излишне любопытной.Она старалась не забывать, что условия игры, которые сама предложила, не предусматривают слишком откровенных разговоров. В конце концов, это не ее дело. Похоже, Сидней так не считал, поскольку после короткого молчания спросил:— Расскажи мне о своем детстве, пожалуйста. Как погибли твои родители?Она посмотрела на него из-под ресниц. Констанс ждала этого вопроса и поэтому была готова к нему. Стараясь не обращать внимания на мурашки, забегавшие вдруг по спине, она сказала:— Мне почти нечего рассказывать. Они погибли в автокатастрофе, и меня отправили в Австралию к тете…— В маленький городок, — продолжил за нее рассказ Сидней. Ее пораженный взгляд он встретил улыбкой. — Ты сама рассказала мне об этом в начале нашего знакомства, когда мы оба старательно пытались не поддаваться влечению друг к другу.— А почему ты не хотел поддаваться? — Спросив, она тут же пожалела об этом.Улыбка сошла с его лица, и он с иронией в голосе ответил:— Почему-то меня всегда тянуло к длинноногим белокожим и рыжим девушкам, с глазами, уголки которых очаровательно щурятся. Но мне совсем не нравится, что мои гормоны все решают за меня.— И ты старался держаться от меня подальше?— Совершенно верно, — признался он. Что ж, она догадывалась, как много значит для него контроль над собой. Почему же она чувствует себя так, словно ее обманули? Ведь, что ни говори, она тоже понимала, что и ее чувства к нему ограничиваются исключительно физиологией.Но в ней теперь происходят некоторые перемены, а вот в нем, очевидно, нет. Да, сексуальное притяжение сохраняло свою остроту, но в Констанс зарождались и другие чувства — уважение и восхищение. Сама не сознавая этого, она надеялась, что он испытывает то же самое по отношению к ней.— Но, разумеется, мне не удавалось выбросить тебя из головы, — спокойно продолжал он. — Куда бы я ни приходил, повсюду встречал тебя. Более того, я искал встречи с тобой. Потом я увидел, как уверенно и компетентно ты держишься на работе, как ласкова с ребенком и как, стиснув зубы, сохранила здравомыслие и даже проявила смелость, не испугавшись, когда тот парень размахивал револьвером. И мне стало казаться, что все остальные женщины в моей жизни были только прелюдией к встрече с тобой.— Уверена, ты говоришь это всем рыжеволосым девушкам, — стараясь придать шутливый тон своим словам, заметила она.— Я мог бы сказать, что с тобой у меня все по-другому, но ведь ты не поверишь мне, верно?— Наверное, нет. — Она ответила очень небрежно, словно эта тема ее не интересует, что далось ей не без усилий.— Но ты в свою очередь с неменьшей старательностью делала то же самое. Ты изо всех сил пыталась не обращать на меня внимания.— У меня, — заговорила Констанс, забыв о своем решении держаться холодно, — нет привычки вешаться на шею каждому высокому светлоглазому мужчине, который проходит мимо.Сидней мягко рассмеялся.— Может, и нет, но я видел, как твои усилия идут прахом, когда ты смотришь на меня.— И это подогревало твой интерес?— Другими словами, решил ли я соблазнить тебя, чтобы проверить свою силу? Неужели ты так думаешь, Констанс?Хотя он сказал это так, будто эта тема его не слишком сильно интересует, Констанс безошибочно поняла, что он сердится.Смутившись, так как она ждала другого ответа, Констанс проговорила:— Я знаю, что это не так.— Моя мать говорила мне, что женщины всегда выбирают самого сильного и влиятельного из своих поклонников. Так повелось с тех древних времен, когда сила мужчины гарантировала его детям выживание. Она читала книгу о Средних веках, в которой говорилось о том, каких младенцев больше выживало, — детей аристократов, торговцев или крестьян. Так вот, наибольшее количество выживших детей оказалось среди аристократов.— Это потому, что их лучше кормили и за ними лучше ухаживали.— Но теперь, — сказал он, — это обеспечивается не происхождением, а хорошей высокооплачиваемой работой, не так ли?— Ты хочешь сказать, что я меркантильна?— Нет, я же не подозреваю тебя в желании выйти за меня замуж. Мы ведь оба знаем, что это не так, верно? Но, по теории моей матери, состоятельного человека женщины чаще находят сексуальным и привлекательным, чем малообеспеченного.Констанс открыла рот от удивления. Она была рада, что за полями соломенной шляпы он не видит ее лица.Тем временем он продолжал:— Да, я знаю, о чем ты думаешь. Моя мать должна была придерживаться именно таких взглядов, если принять во внимание характер ее отношений с моим отцом. И я не говорю, что верю во все это, хотя некоторая доля правды здесь есть. Я совершенно уверен, что твое предубеждение против дипломатов и мое влечение к женщинам определенного типа не более чем предрассудки. Я не думаю, что каждого встречного дипломата ты рассматриваешь как потенциального мужа, а я не тащу в постель каждую, у которой соответствующая внешность.Констанс ехидно спросила:— Значит, только некоторых, кто тебе особо понравился?В его улыбке чувствовалась насмешка.— Нет. Несмотря на мое поведение в эти дни, обычно я сдерживаю себя. Физические данные производят впечатление только в первый момент. Затем за волосами, глазами и ногами я вижу некую конкретную женщину с недостатками или достоинствами, и желание гаснет.Констанс не хотела спрашивать, но не удержалась:— И со мной было так же?— Тогда, в первые дни знакомства, я не смог справиться с собой. На какое-то время, когда я почувствовал, что теряю над собой контроль, я решил, что немного свихнулся. Я так тебя хотел! Ты снилась мне по ночам, и я непрестанно думал о тебе днем. Такого со мной еще никогда не случалось.— И поэтому ты держался со мной так отвратительно, как только мог. — Она произнесла это совершенно спокойно, даже весело, с едва уловимой ноткой осуждения.— Вовсе не отвратительно, — твердо ответил Сидней. — Я был в отчаянии. Я пытался установить между нами дистанцию, но, к собственной досаде, не сумел. Я под самыми разными предлогами старался тебя увидеть, ревновал, если ты находилась с кем-то другим.— И тогда ты решил избавиться от этого беспокойства другим способом — организовал этот райский отпуск. А что бы ты делал, если бы я отказалась?— Боюсь, это прозвучит слишком самоуверенно, но я почти не сомневался, что ты согласишься.— Самоуверенность тут ни при чем, — проговорила Констанс. — Конечно, ты знал, каким будет ответ. Тогда вечером, когда мы прощались, я сама предложила тебе себя на тарелочке. Мне казалось, что после этого я стану тебе отвратительна. По крайней мере, себе я точно стала противна.Сидней посадил Констанс к себе на колени.— Тот вечер… Как сказка из «Тысячи и одной ночи», прекрасный экзотический сон наяву. Мне никогда не нравились женщины, которые сами приходят к мужчине, хотя я сам не понимаю почему. Я всегда считал, что в женщине мне нравятся тактичность и скромность, но тогда ты словно взорвала мой ум, мою психологию, устои и привычки. Ты идеальная женщина, в тебе соединяются красота и интеллект, доброта и самостоятельность, энергичность и нежность. Сочетание этих качеств и сделало тебя такой, какая ты есть. И я тогда уже понял, что у нас с тобой не получится история на одну ночь. Это обесценило бы наши чувства, а мне не хотелось этого допустить. — Он поджал губы. — И, кроме того, я боялся, что вскоре эти чувства потеряют остроту.Ей опять стало больно.— Великие умы мыслят одинаково, — насмешливо отозвалась она.— Но мы ведь ошиблись, не так ли? Знаешь, теперь мне кажется, что, уже устраивая для нас этот отдых, я понимал, что простого удовлетворения физиологического желания будет мало, — мягко продолжал он. — Разумеется, мне неприятно в этом признаваться. — Он помолчал, и его глаза сверкнули золотыми искорками.Затем он решительно проговорил:— Констанс, выходи за меня замуж.От неожиданности она онемела. Чего-чего, но такого поворота в их отношениях она никак не ожидала. Может быть, ей послышалось? Или она чего-то не поняла? Но Сидней молча смотрел на нее в ожидании ответа.— Нет, — наконец не очень решительно проговорила она. — Нет, только не это. Пожалуйста.— Но почему нет? Теперь мы оба знаем, что у нас не только замечательный секс, но и нечто большее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17