Вилли открыла дверь и пропустила в комнату седую женщину, которая принесла тарелку со льдом и содовую.
– Извините меня, – застенчиво сказала она. – Я подумала, что вам, может быть, захочется чего-нибудь прохладительного... Погода такая жаркая...
Спасибо, – сказала Вилли и полезла за кошельком.
– О, нет, – поспешно остановила ее женщина. – Это совсем не обязательно.
Она поставила воду и лед на ночной столик, но уходить не торопилась.
– Что-нибудь еще? – спросила Вилли, делая над собой усилие. Больше всего ей хотелось, чтобы женщина поскорее ушла.
Та стояла в нерешительности, прикусив губу. Наконец она заговорила.
– Вы Вилли Делайе, не так ли? Адвокат? Я видела вас по телевизору. Вы совершили просто чудо для жены Шейха...
Вилли продолжала молчать.
– Я не хотела беспокоить вас. Мой муж пришел бы в ярость, если бы узнал, что я обратилась к нашему клиенту по делу. Но когда я увидела вас, я поняла, что это – знамение Божье...
Вилли знала, что последует за этим, но у нее не было сейчас сил помогать кому-либо – даже себе самой. Но и остановить женщину не хватило смелости.
– Это касается моей дочери, – продолжала хозяйка. – Ее муж – пьяница. Она ужасно страдает. Я взяла ее к себе, но Ларри пригрозил, что, если она не вернется домой, она никогда не увидит своего маленького сына. Он способен сделать это, мисс, моя дочь знает... Не можете ли вы что-нибудь сделать для нее?
Вилли смотрела в полные слез глаза женщины и чувствовала себя брошенной в водоворот мучений, тревог и боли. Она хотела сказать этой женщине, что у ее дочери есть все средства для защиты и борьбы, но не могла произнести ни слова. Она почувствовала на своих щеках теплоту слез и услышала бешеный стук своего сердца. Тяжелая беспомощность навалилась на нее.
Женщина с тревогой посмотрела на нее.
– Господи! Мисс Делайе, вам нехорошо?
Вилли вздохнула и сделала глубокий вдох, будто ей не хватало воздуха.
– Я просто очень устала... Я...
– О, Боже! И я еще пристаю к вам. Извините, мисс, что побеспокоила вас.
Женщина вышла, плотно закрыв за собой дверь.
Вилли легла на кровать и закрыла глаза, пытаясь успокоиться. Прошел час, потом еще один. Наступила ночь – тихая, прохладная и полная одиночества. Неужели и Джинни чувствовала то же самое – безысходность и ужасную парализующую тяжесть? Сколько людей умирает в такие одинокие ночи? Сколько их, измученных и уставших от жизни?
Вилли была единственной, кроме священника, кто присутствовал на отпевании Джинни. Она сидела вся в черном, скорбящая, с мокрым от слез лицом. Она прощалась с матерью. Так часто они вместе противостояли всему миру, но сейчас они были просто вдвоем. В эти минуты, глядя на мать, лежащую в гробу, Вилли как никогда остро почувствовала свое одиночество.
Небольшая часовня была вся убрана цветами: два венка от юридической фирмы, остальные цветы Вилли заказала сама. Служитель пропел двадцать третий псалом, который она выбрала специально, потому что в нем говорилось об ушедшем детстве и были молитвы, обещающие покой и мир. Но у нее самой не было ни того, ни другого. Она не могла воскресить мать, чтобы попросить ее остаться.
Вилли старалась сосредоточиться на словах молитвы, но внутри у нее закипела ярость, перехватывая дыхание и не давая воздуху ни проникнуть в легкие, ни выйти оттуда. Неужели некому было обвинить бродягу в том, что он ударил и ограбил ее мать? Было невыносимо думать, что какое-то ничтожество уничтожило единственного человека, кого Вилли безгранично любила. Ритуал закончился, и Вилли, с опущенной вниз головой, скованная горем и болью, вышла из часовни. Кто-то шагнул ей навстречу и дотронулся до плеча. Это был Джедд. Его взгляд был таким искренним, что Вилли покинули последние силы. Она упала ему на грудь и горько разрыдалась.
– Мне так жаль, Вилли, – шептал он снова и снова. И она верила ему. Из всех людей, которые знали ее мать, только Джедд Фонтана был сейчас рядом с ней.
– Как ты узнал? – спросила она позже.
– Моя сестра проводит отпуск в Палм-Спрингс. Она прочла в газете и решила, что мне следует знать об этом. Я никогда не говорил о тебе с Сэмом, но в течение всех этих лет часто делился со своей сестрой... Я вылетел сразу же, как она мне позвонила. Вилли... чем я могу тебе помочь?
– Просто будь со мной рядом, – прошептала она. – Мне невыносимо оставаться одной.
Именно сильная рука Джедда держала Вилли, когда она наклонилась, чтобы положить цветы на гроб матери. Именно Джедд поддерживал ее, когда по дороге с кладбища ноги у нее подкашивались.
Он привез Вилли домой и открыл дверь ключом, который она молча ему подала. Она тихо бродила по дому, пытаясь найти что-нибудь, напоминающее о матери. Но дом был безупречно пуст, и ничто здесь не говорило ни о жизни Джинни, ни о ее смерти.
– Вилли... может быть, ты немного отдохнешь, а мне позволь позаботиться о делах. Только скажи мне, что нужно делать, – предложил Джедд.
– Нет, я хочу посмотреть мамины вещи... потрогать их. Это все, что у меня осталось.
В ящике стола она нашла завещание Джинни, составленное год назад. Это был простой документ, согласно которому Джинни все оставляла Вилли, за исключением небольшой стипендии, которую она назначила католическому приюту, – "для талантливых и целеустремленных девочек, которые заслуживают ее".
Вилли покопалась в памяти, стараясь вспомнить, не было ли никаких причин, побудивших Джинни составить завещание. Но все, что она могла вспомнить за прошедший год, – это был приезд Джинни в Нью-Йорк. Тогда Вилли взяла несколько дней отпуска и поводила мать по самым лучшим ресторанам и на самые популярные выставки Бродвея. Вилли предложила ей тогда остаться.
– У меня сейчас такая большая квартира, мама, – сказала она. – Ты будешь иметь свою комнату и жить независимо...
– У меня все это есть, родная, – ответила ей Джинни. – Я очень горжусь тобой. Ты заслуживаешь самого наилучшего.
Думала ли она уже тогда закончить свою жизнь таким образом? Считала ли она смерть единственным выходом, чтобы не обременять свою дочь?
Вилли снова стала плакать, вспоминая все это. Джедд нежно обнимал ее, гладил по волосам, вытирая слезы, которые непрестанно лились из ее глаз. Потом он заварил на кухне чай и заставил ее выпить целую чашку.
Он последовал за ней, когда она пошла в спальню Джинни. Он знал, как тяжело ей будет заходить туда. С благоговением Вилли перебирала платья Джинни, откладывая те, которые собиралась забрать с собой в Нью-Йорк. Когда она дошла до шифонового, сшитого с большим Вкусом, она, несмотря на свою боль, улыбнулась.
– В нем вся моя мама, – нежно сказала она. Джедд кивнул, словно понял, что она имеет в виду.
В старой шкатулке, которая, казалось, попала случайно в эту роскошную спальню, она нашла фотографию, которую не видела уже много лет. На снимке Перри обнимал мать за плечи. Она показала снимок Джедду.
– Тогда, мама была счастлива. Это видно по выражению ее лица. Причем, счастливее, чем я ее когда-либо видела.
Внезапно она пришла к выводу, что если бы ее отец был добрым к Джинни, то она жила бы с ним со спокойным сердцем, защищенная от действительности, с которой так и не смогла справиться. Вирджиния Делайе принадлежала только Белл Фуршу и могла жить только там. Покинув место, которое было ее настоящим домом, она везде оставалась чужой... и искала любви среди чужих людей.
Как долго и как тяжело придется бороться с таким наследием, подумала Вилли. И что делать, чтобы освободиться от него?
– Знаешь, – сказала она Джедду. – Ты был прав в отношении меня. Если я убегала от тебя, то это не потому, что ты поступал так, а не иначе. Все дело во мне. Я всегда боялась... Она любила его, – сказала она, указывая на фотографию. – Если бы он хоть немного понимал ее...
Джедд прикоснулся к ее щеке.
– Но я ведь не твой отец, Вилли. А ты – не твоя мать.
– Я знаю, – сказала она. – Когда ты прислал мне те фотографии и помог с делом аль-Рахмана, я пришла к выводу, что ты понимаешь меня.
– Я не хочу говорить об этом, – сказал Джедд.
– Почему? – воскликнула она. – Я ведь знаю, как нелегко тебе было это сделать...
– Так или иначе, я помог тебе, – тихо сказал он. – Я люблю тебя, Вилли. Для меня нет ничего лучшего, чем знать, что ты счастлива. Для меня этого достаточно. Ты не можешь меня изменить, поэтому прими меня таким, какой я есть. Потому что, если ты будешь искать совершенства, которого не было у твоего Отца ни в его отношении к тебе, ни к твоей матери, у тебя останется мало шансов найти любовь.
В полудреме наблюдая за игрой огня в камине и перебирая в памяти события минувшего дня, такого тяжелого и скорбного, Вилли лежала на диване в гостиной, положив голову на колени Джедду. Она нуждалась в нем. Он весь день был рядом, поддерживал ее и становился неприметным, когда она хотела побыть наедине со своими мыслями. Вечером он приготовил ужин и уговорил ее немного поесть.
Утром Джедд отвез Вилли в мотель. Она собрала свои вещи и пошла в комнату хозяйки, чтобы оплатить счет.
– Я хочу извиниться за вчерашний день, – сказала ей Вилли. – Я сожалею, что все так произошло.
– Все в порядке, – сказала хозяйка. – Вы такая известная женщина... У вас, наверно, есть более важные дела, чем заниматься нами...
– Нет, – возразила Вилли. – Это не так. Для меня все в одинаковой мере важны. Ваша дочь нуждается в помощи, и я готова помочь ей. Как только я вернусь в Нью-Йорк, кто-нибудь из моего офиса свяжется с вами.
Дорога в аэропорт показалась ей короткой.
– Спасибо за все, – сказала Вилли Джедду. – Твое присутствие так мне помогло. Мне так не хочется прощаться с тобой...
Джедд обнял ее и легко поцеловал.
– И не прощайся... – Он взъерошил ей волосы. – Ты услышишь обо мне раньше, чем думаешь. В скором времени мне понадобится хороший адвокат, вроде тебя.
– Что ты имеешь в виду?
– Мы поговорим об этом позже. А сейчас поспеши, а то опоздаешь на свой самолет.
– Джедд. Ты в затруднительном положении? – настаивала она.
– Не больше, чем обычно, – улыбнулся он.
– Тогда скажи мне...
– В следующий раз...
Последний раз объявили посадку, и Вилли нехотя пошла к самолету.
Уже в воздухе она подумала, что всегда отвергала Джедда за то, каким он был и как поступал. Сейчас он дал понять ей, что его семья, так же, как и он, готова помочь ей. Он любил ее – она как никогда это чувствовала. Но он остался прежним. А что она? Готова она любить его, несмотря на то, что он таков, каков есть, каким был всегда?
ГЛАВА 4
Окружающие старались быть добрыми и внимательными к ней, но их постоянная забота только лишний раз напоминала ей об утрате. Ее коллеги, не считаясь со временем, занимались ее делами, но перспектива сидеть без работы казалась больше тревожной, чем успокоительной.
Вскоре у нее выработалась привычка приходить на работу рано, гораздо раньше, чем она обычно приходила. Она старалась полностью погрузиться в работу, как она делала раньше, когда ей было трудно или плохо. Но сейчас это средство помогало просто заполнить часы, не снимая боли. Порой ей казалось, что она потеряла не только мать, но и какую-то часть себя.
Она работала, словно слепая, встречаясь с клиентами, посещая суд. Она стала часто забывать, что сказала или что делала в какой-то промежуток времени. Несмотря на то, что она возвращалась домой далеко заполночь, уставшая, ее сны были полны кошмаров. Она видела одно и то же – горы и пустыни, среди которых ехали они с Джинни в автомобиле Бена Каттоу, встревоженные и озабоченные. К несчастью, автомобиль всегда ломался, и Вилли выходила, чтобы глянуть под капот. Ее мать уходила, и Вилли начинала кричать, оставаясь одна. Она просыпалась с мокрым от пота и слез лицом.
Она почти ничего не ела и очень похудела. Черты лица как-то заострились, и на нем стали появляться морщинки.
Однажды вечером, сидя за столом и разбирая свои записи по новому делу, она с ужасом обнаружила, что ничего существенного не записала. Она стала лихорадочна припоминать все, о чем говорила клиент всего несколько дней назад во время их беседы. Но чем больше она пыталась сосредоточиться, тем меньше ей удавалось вспомнить.
Разбитая, она ушла из офиса и решила съездить к Мэрион Сильверстен. У Мэрион в квартире горел свет, и на звонок появилась она сама. Ее добрая улыбка подействовала на Вилли как бальзам.
– Вилли! Какой приятный сюрприз, – сказала Мэрион. – Я как раз собиралась вам звонить. – Потом, внимательно посмотрев на нее, она тревожно спросила. – Что-нибудь случилось, дорогая?
– Умерла моя мама, – непроизвольно вырвалось у Вилли.
– Мне искренне жаль, – сказала Мэрион, взяв Вилли под руку и ведя ее в гостиную. Здесь она взяла графин и наполнила два бокала, потом села рядом с Вилли.
– Расскажите мне все, Вилли.
Вилли как будто только этого и ждала. Она стала рассказывать о том, что накопилось за это время у нее в душе. Ее обычная гордая независимость отчаянно требовала утешения.
– Но почему вы не пришли раньше? – спросила Мэрион.
– Я как-то не подумала, – честно призналась Вилли.
– Дорогая моя. Почему, вы так изолируете себя? Вы помогли стольким людям. Почему вы думаете, что должны переносить все одна?
– Потому что мама верила людям, а они предали ее. Даже я... Я должна была быть там. Я смогла бы ей помочь. Она успокаивала меня, говоря, что у нее все в порядке, но это было не так. Я должна была предвидеть...
– Все равно вы не смогли бы ее удержать, – спокойно и твердо сказала Мэрион. – Вы не Бог, и вы не несете ответственность за все, что случается с людьми, о которых вы заботитесь. Я знаю, как сильно вы любили свою мать. Я могу себе представить, как она вас любила, как неразлучны вы были. Я уверена, ее сердце разорвалось бы, если бы она видела, как вы терзаете себя.
– Это так, – сказала Вилли с горечью. – Я более чем уверена в этом. Но, когда я была в Палм-Спрингс, у меня появилось чувство, что я не все сделала для мамы, что хотела бы. И, возможно, я смогла бы...
– Но вы любили ее, – перебила ее Мэрион. – И это все, что вы могли сделать. Вы давали ей намного больше, просто любя ее. Вы помогали ей настолько, насколько она разрешила вам это делать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66