Тут Дороти увидела на углу двух французских полицейских, которые о чем-то спорили. Она подошла к ним и попросила ей помочь.
А французский джентльмен в этот момент зашел в небольшую уличную уборную. Поэтому Дороти никак не могла объяснить, о ком она говорит. Но полицейские были очень вежливы и очень хотели помочь американке, попавшей в затруднительное положение. Один из них достал часы и показал ей, который час, а второй стал жестами объяснять, где находится «Американ Экспресс». После чего они вернулись к своей беседе. Дороти оставалось только идти дальше, а французский джентльмен, естественно, вышел из своего укрытия и последовал за ней.
Дороти еще раз остановилась и предупредила его о последствиях, решив, что он хоть слов и не понимает, но выражение ее лица поможет ему догадаться, о чем речь. Но он, похоже, был из тех, кому нравятся девушки с характером, поэтому не отставал.
Когда Дороти наконец добралась до «Крийона», она быстро влетела в вестибюль, решив, что наконец-то от него избавилась. Но пока она стояла и высматривала Глорию, она почувствовала, что чья-то борода легла ей на плечо. Тут Дороти потеряла выдержку и залепила ему пощечину. Сказать, что он был вне себя, это значит ничего не сказать Он собрал всю свою мужскую силу в кулак и ударил Дороти в челюсть так, что она упала.
Тут подошла Глория, помогла Дороти встать и отвела ее, униженную и оскорбленную, в дамскую комнату. Глории было очень стыдно за американку, давшую пощечину французскому джентльмену Дело в том, что именно из-за таких вот инцидентов французы и считают, что американцы совершенно не умеют себя вести.
После этого Дороти решила, что пусть французы общаются между собой, а она будет ходить в «Американский бар», где собираются ее тоскующие по родине соотечественники. Там она, естественно, остановила свой выбор на Эдди Голдмарке из «Голдмарк Филмз», который как раз потерял весь свой капитал. Оказалось, он испытал самое сильное финансовое потрясение в своей жизни, а Дороти в ее тогдашнем состоянии была идеальной слушательницей.
Эдди Голдмарк приехал в Париж шестью месяцами раньше и был исполненным энтузиазма американским киномагнатом, который собирался открыть в Париже американский кинотеатр с вентиляцией. Он осмотрел все парижские театры и остановил свой выбор на том, что находился на Гран-бульвар. Энтузиазм бил из него ключом. Он встретился с французом, владевшим этим театром, купил здание, и казалось, все идет отлично.
Но тут он узнал, что происходит с американцами, решившими модернизировать Париж. Начать хотя бы с того, что тот француз, который продал ему театр, был не единственным его владельцем.
Всякий раз, когда парижский театр переходит к новому хозяину, предыдущий владелец обязательно оставляет за собой права то на одно, то на другое, что дает ему возможность принимать участие во всех последующих сделках. А поскольку многие театры в Париже существуют со времен Наполеона, то количество их владельцев практически не поддается исчислению. Со всех концов Парижа к мистеру Голдмарку начали стекаться французы, у каждого из которых были готовы для продажи права на что-нибудь. Энтузиазм у мистера Голдмарка начал иссякать, потому что он платил одному французу за другим, но они все не кончались.
Но настал наконец момент, когда французы перестали появляться, и мистер Голдмарк приготовился приступить к осуществлению своих планов.
И тут-то мистер Голдмарк узнал, что театры в Париже священны и что нельзя устанавливать вентиляцию, пока не пройдешь Государственную архитектурную комиссию, которую интересует один вопрос: зачем это нужно? Потому что, как рассказывает Дороти, в стародавние времена людей, которые ходили в театр, нисколько не заботило, как они пахнут. А французы обожают поддерживать традиции.
Эта Государственная комиссия вскоре известила мистера Голдмарка о том, что американцы не имеют никакого права приезжать во Францию и осквернять исторические места Парижа. Так что дела у мистера Голдмарка были совсем плохи.
Наконец один влиятельный француз отвел мистера Голдмарка в сторонку и сказал ему, что все можно устроить за пятьдесят тысяч франков. У мистера Голдмарка не было никаких сил сопротивляться, поэтому он сдался, заплатил пятьдесят тысяч франков и облегченно вздохнул, решив, что все его невзгоды позади.
Но оказалось, что нет, не позади. В этот самый день французский кабинет министров распустили, а с ним исчез и влиятельный француз с пятьюдесятью тысячами франков. Так что на следующее утро мистеру Голдмарку пришлось общаться с совершенно новым составом правительства.
К этому времени решимость мистера Голдмарка исполнить задуманное стала почти что навязчивой идеей. Он стиснул зубы и общался с каждым новым правительством, а менялось оно все лето. Он платил и платил, без звука. Любой, кто знаком с историей Франции и кто помнит, как быстро здесь может меняться правительство, может вычислить, во сколько это обошлось мистеру Голдмарку.
Но в конце концов настал тот день, когда мистер Голдмарк заплатил французским чиновникам столько, что они почти что достигли предела насыщения. Не осталось ни одного члена ни одного правительства, который не получил бы хоть что-нибудь от мистера Голдмарка.
Так что все потихоньку наладилось, и одним прекрасным утром мистер Голдмарк взялся за перестройку театра. Документов, подтверждающих его права на это, накопилось столько, что он мог заткнуть ими рот практически всем.
Ну вот, мистер Голдмарк пришел в театр, где его ждали рабочие. Он собрал отряд французских водопроводчиков и повел за собой. Начать наступление он задумал с туалетных комнат.
Когда они пришли туда, их встретила пожилая смотрительница туалетов, державшая в руке какой-то документ. Мистер Голдмарк довольно скоро догадался, что войти в туалеты он сможет только через ее труп. Немедленно послали за юристами и переводчиками, и выяснилось следующее.
Пожилую даму звали мадемуазель Дюпон, и двадцать пять лет назад у нее была безумная любовь с одним французом. Но продолжалось это недолго, потому что французу пришлось послушаться родителей и жениться на своей невесте. А мадемуазель Дюпон, возраст которой уже начинал давать себя знать, поняла, что ей необходимо обзавестись профессией. Чтобы быть уверенным в том, что она никогда не будет испытывать нужду, француз в качестве прощального подарка купил ей лицензию на этот туалет сроком на двадцать пять лет. Мадемуазель Дюпон отработала только пятнадцать лет из двадцати пяти и имела право еще на десять.
Мистер Голдмарк достал чековую книжку и ручку и спросил, сколько она хочет. Но мадемуазель Дюпон гордо заявила, что ее лицензия не продается. Мистер Голдмарк решил, что она просто набивает цену, и предложил больше. Но она отказалась. Тогда он предложил ей столько, сколько она не заработала бы за всю свою жизнь. Однако оказалось, что мистер Голдмарк повстречал наконец существо себе подобное. Дело в том, что мадемуазель Дюпон не только любила свою профессию, но была привязана к месту – ведь это был подарок ее возлюбленного. Так что продавать лицензию она не соглашалась ни за какие деньги.
Тогда-то мистер Голдмарк узнал, что в Париже есть и такие французы, которых нельзя купить. Это и есть те настоящие, честные и порядочные люди, о которых мы, американцы, столько слышали, но почти никогда не видели. А мы встречаем миллионы других французов и после этого еще заявляем, что отлично знаем эту нацию.
Когда мистер Голдмарк услышал последнее слово мадемуазель Дюпон, силы окончательно его покинули. Он все еще раз обдумал, но не мог заставить себя устроить американский кинотеатр с доисторическими парижскими туалетами. Потому что в своих мечтах он видел два туалета: мужской и женский, с вентиляцией и ватерклозетами, как в Америке. И ни на что другое он согласиться не мог. Так что мадемуазель Дюпон оказалась последней каплей, переполнившей чашу. Мистер Голдмарк сдался и все забросил. В Париже он выжидал теперь, когда в Америке про него перестанут вспоминать, а его друзья-магнаты забудут, как он клялся, что покажет французам, каким должен быть настоящий кинотеатр.
Вот так Дороти, слушая рассказы мистера Голдмарка и вставляя изредка замечания насчет Французской Республики, тратила понапрасну время и возможности, пока наконец французский судья не посмотрел на Лестера и не выдал ей свидетельство о разводе. И Дороти, наконец свободная, отбыла на благословенную родину.
Глава 13
Муж Дороти опустился окончательно и уплыл с Клодом обратно в Нью-Йорк, где они и следовали по линии наименьшего сопротивления. Дороти же говорит, что наименьшее сопротивление они обнаружили на 45-й улице, где обитали какие-то художники-декораторы.
Все свое свободное время Лестер тратил на то, чтобы попасть на прием к мистеру Абель-су – он хотел выяснить, почему семейство Бринов прекратило выплачивать ему пособие, а ведь он бы мог здорово испортить им жизнь и порассказать многое, что бы свидетельствовало против них. Но мистер Абельс был слишком известным адвокатом и не желал тратить свое время на таких, как Лестер, а Лестер и его приятели во всех общественных местах только и делали, что порочили Бринов, поэтому в конце концов он согласился выслушать Лестера.
Клод умолял Лестера, чтобы тот взял его с собой, потому что мистер Абельс был человеком очень влиятельным, а Клод в глубине души был неутомимым охотником.
Лестер в конце концов сдался и позволил Клоду пойти с ним Когда они пришли в обставленный мебелью красного дерева кабинет мистера Абельса, Клод вел себя донельзя почтительно и уважительно – он считал, что такая тактика обязательно принесет плоды. Им предложили сесть, и Клод заговорил первый:
– Мистер Абельс! Мы счастливы здесь оказаться. Долгими вечерами мы с Лестером сидим дома и зачитываемся вашими речами – для самообразования.
Но тут Лестер довольно грубо его оборвал:
– Ты, ничтожество! Да когда это ты сидишь дома и читаешь?
Клод очень расстроился и сказал.
– Зачем ты так! Ну что про нас подумает мистер Абельс?
Тут они начали выяснять отношения и чуть не разругались Но мистеру Абельсу их перепалка скоро надоела, и он попросил «вернуться к нашим баранам».
Тут снова заговорил Клод, который заявил:
– Нам ничего не нужно, мы просто хотим добиться справедливости.
А Лестер сказал:
– Да заткнись ты!
И выяснилось, что Лестеру как раз нужно десять тысяч долларов, иначе он расскажет эту скандальную историю всем бульварным газетенкам.
Мистер Абельс сказал, что ему нужно посоветоваться со своими клиентами. И когда он с ними посоветовался, Брины ужасно запаниковали Потому что еще со времен Революции они были образцовым семейством, и что бы они ни делали, наружу это никогда не выходило.
Но мистер Абельс им объяснил, что, если они не хотят запятнать честное имя Бринов, они должны дать ему карт-бланш и не жалеть денег. Естественно, при условии, что их не будет волновать судьба мужа Дороти. А они, поскольку чуть не спятили от беспокойства, на это согласились.
Тогда мистер Абельс призвал на помощь своего тайного партнера по имени Джерри, который был видной фигурой бруклинского полусвета. Другими словами, этот Джерри возглавлял банду гангстеров, которые перед лицом закона притворялись бутлегерами, а на самом деле занимались делами посерьезнее, например, убийствами.
Через пару дней Джерри свел знакомство с Клодом и Лестером и пригласил их на вечеринку, которую устраивали на последнем этаже одного многоэтажного дома в Бруклине. В банде Джерри было полным-полно бывших торговцев льдом, которых похолодание климата оставило без работы, и этим торговцам льдом жутко не понравился Клод. Они решили, что в сравнении с ним Лестер намного лучше, и если бы выбор был за ними, они бы оставили в живых именно его. Но Джерри им сказал: «Какого черта! Кто здесь заказывает музыку?» Они вынуждены были признать, что Джерри. Джерри сказал: «Тогда соблюдайте правила. И кого столкнуть – не перепутайте!» Лестер по ходу вечера становился все противнее, так что они на условия согласились.
Часов в пять утра, когда все пребывали в прекраснейшем расположении духа, Джерри зашел в альков и, выглянув из окна, обернулся и позвал Лестера: «Парень, иди-ка сюда. Ты глянь, какой восход роскошный!» Лестер заглянул в альков, но тут он, наверное, поскользнулся, потому что выпал из окна. Суд признал это самоубийством.
Похороны бывшего мужа Дороти были необычные. Клод устроил все в квартире одного авангардиста-декоратора. Оказалось, что у Клода имеется собственная философия вроде «Новой мысли», и все было очень-очень красиво.
Народу на похоронах было много, потому что Клод позвал всех своих приятелей и целую ватагу певчих из хора. А еще Клод отыскал где-то удивительную греческую вазу – для праха, всю в обнаженных танцующих юношах. Оказывается, Клод продумал целую церемонию с прахом и этой вазой, красивую и романтичную.
Но сначала Клод произнес прекрасную речь и сказал, что «это» – не что иное, как увлекательное путешествие. А еще Клод сказал, что Лестеру хотелось бы, чтобы все именно так это и восприняли, и надо делать так, как «он» бы этого хотел.
Поэтому никто не рыдал, все держались стойко, а потом Клод достал бутылку какого-то очень редкого старого вина и сказал, что все должны выпить – в память об ушедшем.
Все выпили, а затем следовало спеть, только не поминальные песни, а что-нибудь, что любил «он», например, «Путь далек».
Все спели, а потом выпили еще немного вина. Но вина всем не хватало, поэтому его перелили в кувшин и добавили джина.
Тут Клод опять завел беседу о философии.
Но пока он разглагольствовал, пришел один танцор по имени Осмер с бутылкой абсента, который решили тоже вылить в кувшин и выпить. Абсент выпили, и Клод хотел продолжить свою речь. Но тут некоторым гостям стало казаться, что Клод слишком уж щеголяет своей философией, будто больше ни у кого философии нет Поэтому гости разобиделись и принялись рассказывать каждый про свою, отчего получилась полная неразбериха, потому что кто-то был за «Новую мысль», кто-то за оккультизм, кто-то за кришнаитов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11